Степень вины - Ричард Паттерсон

— Возможно и такое — выберет для себя вандализм. — Несколько мгновений он размышлял. — Где ее собираетесь учить?

Терри нахмурилась:

— Пока не знаю. Я бы хотела, чтобы у нас было постоянное жилье с хорошей школой поблизости. Но дом нам не по карману.

Ее собеседник посмотрел удивленно:

— Не могу поручиться, но мне кажется, последнее время мы платим нашим помощникам достаточно. Хотя вы по своей деликатности и не говорили, но, как мне представляется, вы ушли из полицейского управления не ради моего обаяния, а чтобы получать вдвое больше.

Она улыбнулась:

— Да, это было из-за денег. И я не жалуюсь. Но Ричи именно сейчас работает дома.

— А что он делает?

— Хочет основать собственную компанию. Он на самом деле очень способный, изобретательный, с богатым воображением. Как и у Елены, у него свой взгляд на вещи, я на это не способна. Мне кажется, таким людям трудно работать на других.

— Вы готовы сделать заказ? — спросила официантка.

Пока Пэйджит делал заказ, Терри осматривалась. За столиками сидели попарно, по четверо; одни улыбались, другие были серьезны, погружены в раздумья, профили посетителей отражались в зеркалах. Последнее время Терри и Ричи очень редко обедали вне дома вдвоем; когда такое случалось, Терри развлекалась тем, что вглядывалась в лица присутствующих и пыталась представить себе их жизнь. Иногда, выбрав мужчину и женщину, старалась отгадать, что у них за свидание, почему они вместе. И потому теперь ее занимало: что она думала бы, глядя на себя и Кристофера Пэйджита со стороны.

— О чем задумались? — прервал он ее размышления. — Не о том ли, что вам пора прибавить зарплату?

Терри улыбнулась:

— Я думаю о том, что мне здесь нравится.

Пэйджит согласно кивнул.

— Я люблю места, где спокойно. Там, где шум, у меня возникает ощущение, что я со своими родителями. — Он сделал паузу. — Что касается повышения зарплаты, у нас ее пересматривают ежегодно. Вы на хорошем счету, а это повышает ваши перспективы стать собственником.

Терри смотрела в стол.

— Спасибо. Очень любезно с вашей стороны, что вы проявляете к этому интерес. Но у нас есть и другие траты.

— Ричи присматривает за ребенком днем?

— Нет. — Она помедлила. — Он дома работает.

Лукавый взгляд исчез, лицо ее спутника ничего не выражало. Терри поняла, что Пэйджит хочет скрыть свои мысли.

— Надеюсь, вы решите все ваши проблемы, — проговорил он наконец. — Кажется, ваша Елена — ребенок и в самом деле необычайный. Знаете, когда Карло стал жить со мной, я решил, что самое главное для него — учеба и стабильные условия жизни. И ради этого не жалко усилий.

Терри заколебалась. Нет, здесь и сейчас было бы неуместно обсуждать ее разногласия с Ричи, который убежден, что у детей гибкая психика и они могут быть счастливы где угодно.

— Что касается денег, — весело сказала она, — то «усилия» могут быть разными. У вас, наверное, есть собственная железная дорога или что-то в этом роде?

Пэйджит рассмеялся:

— Все железные дороги Америки принадлежат правительству, включая и прапрадедушкину. Что касается денег, которые я унаследовал, я никогда к ним не притрагивался.

Несколько мгновений Терри молчала, пытаясь понять, не шутит ли он.

— Вы смеетесь.

— Вовсе нет. Вы знакомы с теорией вырождения? По этой теории, если прапрадедушка оставил после себя кучу денег, он породит тем самым целых три поколения наследников, которые будут самыми никчемными из всех когда-либо живших на земле. Это как проклятье. Закончив университет, я сказал себе, что моя единственная возможность чего-то достичь в жизни — делать деньги самому. Чем я и занимаюсь.

— Значит, когда Карло говорит, что вы очень упорно работаете…

Пэйджит кивнул:

— Печально, но факт.

На минуту Терри почувствовала замешательство, пытаясь разобраться в том, насколько меняется ее представление о нем. Ей пришло в голову, что Кристофер Пэйджит один из немногих, кто точно знает, какое место хочет занимать в этом мире, и ничто не в состоянии помешать ему. Наконец она спросила:

— А что вы делаете со всеми этими деньгами?

— Исключая траты на подарки по случаю, это все для Карло и других детей, которые теоретически у меня могут быть. — Пэйджит снова улыбнулся. — Мой фокус в том, что, в соответствии с моей философией и юридическими законами, деньги получат его дети — и произойдет это в будущем настолько отдаленном, насколько я смог отсрочить действие проклятья. Карло будет получать очень приличный доход, но только когда я умру. К тому времени, надеюсь, он сумеет что называется, воспитать характер.

Терри тоже улыбнулась:

— Это ужасно. Карло знает об этом?

— Да, я рассказал ему. Именно в этом году он смог ознакомиться с духовными аспектами моей теории отцовского долга.

— И что он сказал?

— Буквально следующее: «Ну тогда нет смысла подсыпать тебе в вино крысиный яд». Меня чуть слеза не прошибла. — Пэйджит рассмеялся. — «Не терзайся, сынок, — ответил я ему. — Зато у тебя есть я». На это он заявил с невозмутимым видом: «Но тебе придется поусердней работать».

— Он на самом деле так сказал?

— Конечно. Но больше всего пугает то, что уже в следующей четверти у него оценки стали лучше.

— Мне нравится наблюдать, как вы подшучиваете друг над другом.

— Так я выражаю свою приязнь, боюсь, что Карло перенял у меня это. — Его тон внезапно стал сухим. — Но должен же я что-то передать сыну. Так получилось, что Карло — последний из Пэйджитов.

— Вам никогда не хотелось еще кого-нибудь?

— Все не было подходящей ситуации, а теперь уже совсем прошло мое время. — Он взглянул на Терри. — А вы с Ричи собираетесь заводить еще одного?

Она потягивала вино маленькими глотками.

— Даже не знаю. — И после небольшой паузы добавила: — Мы ведь и Елену не планировали.

— Да, — заметил Пэйджит, — в наше время планирование рождаемости — проблема, ведь внутриматочные кольца и противозачаточные таблетки могут убить. Будь я Джонни Мур, я бы сказал что-нибудь типа: «Все чудеса современной медицины — это кондомы, кондомы, только кондомы, и ничего больше». Ну а если вы беременны, выбора тоже нет.

— И на самом деле я ничего не могла сделать. — Терри сосредоточенно вглядывалась в бокал. — Пришло время, подумала я. Ричи захотел оформить наши отношения, нам нужно пожениться, сказал он, и детей он хотел. А у меня всегда было желание создать настоящую семью, дружную, и чтобы не было ссор. Для меня это всегда очень много значило.

Некоторое время Пэйджит внимательно смотрел на нее.

— Может быть, это прозвучит бестактно, но не кажется ли вам, что вы пытаетесь с помощью вашей новой семьи навести порядок в прежней?

Терри подняла на него глаза.

— Нет, — тихо ответила она. — Но иногда мне кажется, что я слишком похожа на свою маму.

Пэйджит помолчал, как бы почувствовав, что зашел слишком далеко.

— Возможно, и я слишком похож на кого-то, кто развелся и очень много времени провел в раздумьях — почему так получилось. — Он вздохнул и продолжал: — Должно быть, самое большое отличие моего поколения от поколения наших родителей в том, что они до смерти боялись самокопания, тогда как мы прислушиваемся к малейшим движениям наших ид и эго[19]. Наверное, это скучно.

Есть что-то сверхъестественное, подумала Терри, в том, насколько безошибочно он знает, о чем спрашивать, когда говорить, когда слушать, когда уходить в защиту, прикрываясь самоосуждением. Одно из двух: либо он более чуток, чем старается показать, либо сосредоточил на ней внимание в степени недоступной и нежелательной для нее. Это было неожиданно и немного нервировало.

— Вовсе не скучно, — беззаботно отмахнулась она. — Но я, например, слишком устаю, чтобы подобное могло меня волновать.

— Карло об этом скажите. Иной раз вечером, когда начинаю философствовать на какую-нибудь тему, он ворчит: «Закругляйся».

— Своеобразные отношения.

— Угу. Ребенок безжалостен. Вот о чем можно поговорить.

Терри уже заметила, что Пэйджит не навязывает ей ни степени откровенности, ни ритма разговора. Вдруг она снова почувствовала, что у нее легко на душе, — она была благодарна ему и за вечер, и за все, что он говорил.

— Вы приятный собеседник.

— А помните, вы и Карло говорили, что я не понимаю, что значит «приятный».

Терри подняла бокал.

— Нет, — сказала она. — Понимаете.

— Запишу это себе в актив, — легким тоном ответил он, и Терри подумала: этот никогда не подаст виду, что бы ни было у него на душе.

Принесли обед. Великолепная еда, отметила она про себя. Немного поболтав о здешней кухне, они перешли на Жанну Стайнгардт и Линдси Колдуэлл, заедая все это крем-брюле и запивая портвейном.