Степень вины - Ричард Паттерсон

Он был таинственной силой, которую она не понимала. Лаура хотела веровать в него, но в то же время в глубине души таила на него обиду — она называла его «всемогущим богом» так же часто, как и по имени. Одно было ясно: Лаура принадлежала ему всецело. Даже ее шуточки на его счет были рабскими остротами. — Рассказчица замолчала, ссутулилась. — Все это наводило меня на размышления о собственной судьбе.

Терри посмотрела на нее:

— Значит, Лаура вас кое-чему научила?

— Вы даже представить себе не можете, как много мне дали ее уроки. — Она застыла неподвижно, глядя вдаль. — Я была там в тот вечер, когда Джеймс Кольт договаривался с ней о встрече в Палм-Спрингс.

Терри молчала, пораженная.

Повернувшись к воде, Линдси стояла там, где, достигая своей наивысшей точки, волны исчезали в песке. Ветер ерошил ее темно-желтые волосы, отливавшие на солнце золотом.

— Мы были в ее доме, — тем же ровным тоном рассказывала актриса, — в розовой спальне с огромным зеркалом на потолке, его сделали по заказу одного из ее мужей. Я лежала, положив голову на плечо Лауры, видела в зеркале, как она гладит мои волосы.

На какое-то мгновение в голосе зазвучали мечтательные нотки.

— Я не испытывала ни радости, ни печали. Только умиротворение и одновременно какое-то чувство утраты. Как будто это была не я сама, а лишь оболочка, где я помещалась до той поры, пока что-то не изменилось во мне и я не переселилась в иной образ, не похожий на тот, в котором пришла сюда. Потом я услышала слова Лауры.

У Колдуэлл снова изменился ритм речи — она заговорила быстрее.

— Что было хорошего в наших отношениях, сказала Лаура, так это доброта. Никто не старался взять у другого, только отдать, потому что мы хотим всего лишь любить и быть любимыми. Я дала ей то, чего у нее никогда не было. — Голос рассказчицы сделался тише. — В зеркале я увидела, что глаза Лауры наполнились слезами. Тогда я повернулась к ней, смущенная и немного испуганная. Она подумала, что я повернулась к ней в любовном порыве. И, улыбнувшись сквозь слезы, поцеловала меня. Как раз когда зазвонил телефон, она сказала: «Я тоже тебя люблю».

Похоже было, что у актрисы перехватило дыхание. Терри попыталась представить себе ситуацию: Линдси Колдуэлл, которая в свои девятнадцать все глубже погрязает в пороках, потянувшаяся к ней Лаура Чейз. Вдруг она поняла, что эти отношения не могли не быть для девушки неожиданными и даже тягостными.

— Это был сенатор Кольт, — продолжала между тем Колдуэлл. — Лаура так держала трубку, что я слышала его голос. Было так удивительно. Я лежала голая в постели с, может быть, самой знаменитой актрисой в мире и слушала, как тот, кто мог стать нашим следующим президентом, просил ее провести с ним уик-энд в Палм-Спрингс.

Она смотрела себе под ноги.

— Какое-то время он говорил — я плохо слышала. В зеркале над нами я увидела, что лицо Лауры омрачилось, потом почувствовала, как она выпрямила ноги. «Кто они?» — спросила Лаура. Больше она не сказала ни слова, но мы читали мысли друг друга. И неважно, какие он нашел слова. Лаура отгадала его намерение относительно себя, и я знала об этой догадке. Вдруг по коже у меня прошел озноб, потом Лаура коснулась моей руки. «Не знаю, — наконец ответила она ему, — мне надо подумать». Он говорил снова. Слушая, она все сильнее сжимала мою ладонь. Прежде чем повесить трубку, произнесла: «Боюсь, что я не гожусь для этого. Да, именно так, сенатор Кольт, я нашла себе кого-то другого».

Рассказчица присела на корточки, чтобы подобрать камешек, похожий на монету, молча рассматривала его.

— Как только Лаура повесила трубку, — после паузы сказала она, — я уже знала, что она говорила обо мне.

Терри снова взглянула на Линдси Колдуэлл. По мере приближения истории к концу голос актрисы делался глуше. Замедлялись ее шаги.

— Именно тогда у меня появилось чувство, что теперь я связана какими-то обязательствами. Мне бы радоваться за нее — она не ответила, по крайней мере сразу, согласием. Но у меня было гнетущее ощущение: Лаура отказалась от Джеймса Кольта ради меня. И раньше она отказывалась от мужчин или выпивки ради меня. Но ведь это меня ко многому обязывало. Я как бы принадлежала ей. И вдруг, неожиданно для себя, я захотела свободы. — Она помолчала. — В тот момент, когда в голове моей проносились эти мысли, Лаура положила мою голову к себе на грудь. Той ночью я чуть было не сбежала. Но не смогла, — тихо добавила она. — Когда Лаура заснула, ее руки продолжали обнимать меня.

Глядя прямо перед собой, Терри шла след в след со своей спутницей по самой кромке прибоя. Солнце было в вышине, зимнее небо сияло голубизной, вся в солнечных бликах вода, накатываясь на полосу песка, мутнела. Но история Лауры Чейз делала все это миражом, грезой.

— Как вы ушли от нее?

Линдси искоса посмотрела на Терри.

— Единственно возможным путем, — наконец ответила она. — Сказала правду.

На какое-то время воцарилось молчание, но рассказ продолжался так, будто паузы не было.

— Когда мы сидели за завтраком и Лаура взяла мои руки в свои. Не потому, что я хотела быть честной. Это была трусость, эгоизм и неспособность быть иной. «Почему? Почему?» — все спрашивала она, всхлипывая, и слезы текли по ее лицу, тогда я сказала ей все. — Актриса заговорила быстрей, как будто ей хотелось поскорей миновать этот момент своих воспоминаний. — Что я чувствую себя неловко. Что она пугает меня. Что я слишком люблю ее. Что это невозможно — все время быть тайными любовниками. Что я должна жить своей собственной жизнью. — Линдси смолкла, сделала резкий вдох и спокойно закончила: — Что я никогда не была способна любить ее так, как ей хотелось.

Они молчали, потом Терри увидела, что идет одна. Ее спутница отстала — стояла, приложив ладонь ко лбу.

— Я думала, что стоит только рассказать ей все, — прошептала она, — и Лаура отпустит меня.

Помедлив, Терри спросила:

— А что она сделала?

— Вышло, как я и хотела. — Линдси подняла лицо, искаженное болью. — Но при этом так, будто я убила ее. Она выпустила мои руки из своих. Смотрела на меня. Из полуоткрытого рта — ни звука. Все застыло, кроме глаз. — Рассказчица помолчала и медленно, отчетливо выговаривая слова, сказала: — Мне немало пришлось пережить и до, и после, хотя бы из-за своего отца — слова и поступки его были так жестоки, что и представить нельзя. Но никогда не было так мучительно смотреть в чье-либо лицо. Не знаю, как долго мы стояли так — повернувшись друг к другу, молча. Наконец она прошептала: «Теперь я должна пойти с ним». «Нет, — сказала я. — Ты пойдешь с ним не из-за меня. Я не хочу, чтобы это было из-за меня. Не ходи с ним ради себя. Ты же не хочешь, чтобы кто-то так обращался с тобой».

Женщина невесело улыбнулась:

— Прекрасный совет, достойный библиотечки «Помоги себе сам», — я опередила свое время. Но все, что я говорила, я говорила только для себя. С таким же успехом я могла обращаться к Лауре на суахили. — В голосе зазвучала горечь. — И конечно, я знала об этом.

— Но ведь это правда, — произнесла Терри. — Нельзя возместить взрослым людям то, чем они обделены с детства. Самое большее, что вы могли сделать, — поддерживать отношения за счет отказа от собственного «я». В конечном итоге вы обе оказались бы в проигрыше.

Актриса посмотрела на нее понимающе-ироничным взглядом.

— Тереза, вы это мне говорите или себе?

Терри помедлила.

— По крайней мере, хотела сказать вам.

— Понимаю. — Несколько мгновений Линдси молча рассматривала ее лицо. — Хорошо, если вы говорите это мне, тогда вот вам небольшое дополнение к истории, концовка будет более эффектной: в ту ночь, когда Лаура погибла, она звонила мне домой.

Линдси отвернулась к воде.

— Это было примерно за час до того, как она застрелилась. На съемках я не бывала, Лауру не видела и не пыталась представить себе, что могло быть на уик-энде в Палм-Спрингс. Думала о том, как бы прошвырнуться и подцепить кого-нибудь. — Она помедлила. — Хотелось убедиться, что я в порядке. Не знаю почему, но я сразу догадалась, что звонит она. Лаура была пьяна, в одиночестве. — Колдуэлл скрестила руки на груди. — Как часто бывает с пьяными людьми, она зациклилась на одной фразе. Повторяла снова и снова: «Ты мне нужна сегодня».

Дрожь прошла по телу рассказчицы.

— Она напугала меня. Голос у нее был как у ребенка. И звучал он по-детски требовательно. «Ну, пожалуйста, — говорила Лаура. — Ведь я была с ним». Я не могла слушать, как она это говорит. И не знала, кого больше боюсь: Лауру или себя. Мне хотелось одного: чтобы она перестала повторять: «Ты мне нужна». — Женщина закрыла глаза. — И я сказала, что у меня свидание.

Терри внутренне содрогнулась.

— После этого, — спокойно продолжала Линдси, — Лаура зарыдала. Не рыданья, а какой-то звериный вой. Такое ощущение было, что ее содрогания доходят до меня по телефону. Мне ничего не пришло в голову, кроме одного. Я попрощалась и повесила трубку. — Она стала бесцельно ходить какими-то полукругами, как будто стесненная невидимыми стенами. — Потом я выключила свет. Как будто боялась, что придет Лаура и найдет меня.