Безумные короли. Личная травма и судьба народов - Вивиан Грин

«Эрик, — писал Майкл Робертс, — завещал Швеции две вещи, и обе были злым наследством. Одна была стремлением к имперской экспансии, от которой ни одно шведское правительство не могло отказаться в течение полутораста лет. Другая — страх и подозрительность, с которой смотрели друг на друга монархия и аристократия следующие полстолетия. Мрачные вымыслы Эрика превратились в яд, от которого он сам погиб и который заразил кровь шведской политики на многие дни».

IX. Русские медведи

Средством для достижения целей во внешней политике Эрика XIV была дружба, нейтралитет или вражда с балтийским соседом Швеции, способным, честолюбивым и непостоянным русским царём Иваном IV, не без оснований прозванным Грозным. Как великая держава Россия в XVI веке лишь медленно входила в европейскую историю. Для Западной Европы русские оставались большей частью загадочным, малоизвестным и полуварварским народом. Казалось, Россия находилась на окраине европейской цивилизации. Для путешественника эпохи Елизаветы I Джайлса Тербервилла, писавшего в 1568 году, русские чем-то походили на диких ирландцев:

Народ мужланов, каждый в нём буян и грубиян,Себя он Вакху посвятил и беспробудно пьян,Для русских главное — питьё,кумир для них — бутыль,И самым трезвым хоть раз в деньпотребен поводырь.Под стать ирландцам-дикарям, как братья-близнецы,И те, и эти — драчуны, жестокие слепцы.

Славянский темперамент оказался особенно склонным к крайним эмоциям: любовь и ненависть, жалость и ужас — темы, которые пронизывают музыку великих славянских композиторов и воспламеняют гений русских писателей. Неудивительно, что некоторые из русских правителей тоже демонстрировали неукротимые страсти невероятной силы. Приступ шизофрении у Эрика, основополагающий в истории Швеции, кажется бледным и незначительным по сравнению с широкомасштабными и эксцентричными личными особенностями, которые проявили трое из величайших правителей России: цари Иван Грозный и Пётр Великий и диктатор Иосиф Сталин. Есть мазки почти гениальные в их государственной мудрости, в их решимости, в железном контроле, который они установили над своим народом. И всё же их гениальность носила примесь если не настоящего безумия, то по меньшей мере психической неуравновешенности. Хотя Ивана и Петра разделяет столетие, их правление, просвещённое и во многих отношениях направленное в будущее, каким оно, несомненно, было, основывалось на садистском стремлении получать удовольствие от ужаса и мучений; и хотя садистские методы использовались как политические средства, они служили также удовлетворению личных желаний. Эти тираны, несомненно, были опьянены властью и бесчеловечны в своей жестокости, но их характеры, похоже, требуют более глубокого психологического объяснения.

Царю Ивану IV было три года, когда он наследовал своему отцу в качестве Великого Князя Московского в 1533 году, и некоторые крайности его личности становятся в какой-то мере объяснимыми в свете его детских переживаний. Его мать, вдовствующая Великая Княгиня Елена, которая пользовалась советами своего любовника, князя Оболенского-Телепнёва, была своевольной и нелюбимой правительницей до своей смерти в 1538 г., вероятно, от яда, после чего в государстве началась борьба за власть между двумя соперничающими княжескими домами, Бельских и Шуйских. В конце концов победили последние.

Могущественные бояре обращались с малолетним князем как с игрушкой, которую перебрасывали от одного к другому. Мучительное ощущение своего бессилия в руках родовитых аристократов осталось с ним на всю жизнь, сыграв свою роль в формировании его личности и его политики. Предполагается, что Иван сообщал князю Курбскому:

«…остались мы с почившим в бозе братом Георгием круглыми сиротами… и так подданные наши достигли осуществления своих желаний — получили царство без правителя.

…Нас же с единородным братом моим, в бозе почившим Георгием, начали воспитывать как иноземцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений в одежде и в пище. Ни в чём нам воли не было, но всё делали не по своей воле, и не так, как обычно поступают дети».

Его плохо кормили и одевали, его держали в небрежении, и унижения, которые он тогда испытал, оставили глубокий след в его душе, и время эту рану так полностью и не залечило.

Но уже в детстве обнаружились и врождённые, до поры дремлющие черты жестокости его характера, от которых он так и не избавился и которые с течением времени обострились. Ему явно доставляло удовольствие причинять боль, он бросал кошек и собак с крыши дворца и вырывал перья у птиц, выкалывал им глаза и разрывал туловище. Как и другие беззаботные малолетние князья, он буйно носился по улицам в компании молодых бояр.

Но в то же время Иван был умён, он много читал, его увлекали древнерусские летописи. 16 января 1547 года его короновали как царя с торжественной церемонией в пышно украшенном, с луковичными куполами, Успенском соборе в Москве. Сам титул царя лишь недавно был принят великим князем как выражение уверенности, что Москва является исторической преемницей Римской и Византийской империй.

К Ивану пришла глубокая уверенность в своей полубожественной судьбе, чему способствовало церковное учение. При попустительстве, а может быть и по наущению, митрополита Макария, он избавился от бояр, которые властвовали над ним в малолетстве. Князь Андрей Шуйский был казнён. Но молодой человек проявил стремление не только унизить бояр, а и завоевать расположение своих подданных. Он провёл очень нужные реформы, наладил связи с западом, поощрял контакты с Англией, где в 1555 г. была учреждена Русская торговая компания, и, завоевав новые территории, в частности, присоединив Казань и Астрахань, раздвинул границы великого княжества на юг и на восток, к Каспийскому морю и Уральским горам.

По натуре сексуально невоздержанный — а Иван Тимофеев утверждает, что у него была гомосексуальная связь с Богданом Бельским — Иван, похоже, тем не менее, очень любил свою первую жену Анастасию Романовну Захарьеву, принадлежавшую к старинному боярскому роду. «Этот правитель, — комментирует гость из Англии, —

далеко превосходит своих (предшественников) в стойкости, храбрости и отваге, и во многом другом… (Он) очень прост в обращении и со своими приближёнными, и с подданными, а также и с иностранцами… И поэтому его не только любят и люди благородного звания и простого, но его также очень боятся и почитают во всех его владениях. Он не увлекается ни соколиной охотой, ни обычной, ни какими-нибудь другими развлечениями и не очень любит слушать инструменты или музыку, но с великим восторгом предаётся только двум занятиям: во-первых, служению Богу, ибо он без сомнения очень благочестив в своей религии, и, во-вторых, подавлению и подчинению своих врагов».

Следовательно, Иван проявлял все задатки к тому, чтобы стать не просто компетентным, но хорошим правителем, заботящемся об интересах своего народа.

Затем, в 1553 г., он очень сильно заболел, так что одно время опасались за его жизнь. Точная природа его болезни нам не известна, возможно, это был приступ энцефалита или что-то сифилитического происхождения. Что бы это ни было, болезнь, очевидно, определила всё его будущее. Во время болезни он был очень озабочен тем, чтобы, если он умрёт, ему наследовал его младенец-сын, но этим планам противился его двоюродный брат, князь Владимир Старицкий, которому удалось привлечь на свою сторону, пусть временно, казначея Алексея Адашева и придворного священника Сильвестра. Этот эпизод укрепил решимость царя крушить любое противодействие своей воле и возбудил в нём подозрения даже к тем, кому он раньше доверял. Выздоровев, Иван решил не только устранить своих критиков, но и навсегда сломить власть бояр, которых он считал и врагами царя, и врагами русского народа. Сильвестр и Адашев попали в опалу. Политика, которую он впоследствии проводил, может показаться разумной и дальновидной, да так она и истолковывалась: создание сильного централизованного государства и подавление и уничтожение врагов внутри него.

Однако после болезни 1553 г., похоже, в характере царя начали происходить постепенные изменения к худшему, которые временами подводили его к безумию, особенно после смерти первой жены в 1560 г. Князь Семён Шаховской хвалит первый период его царствования, но во втором периоде царь пошёл по гибельному пути: «Так за грехи он показал свою полную противоположность (хорошему правителю, каким он был); он преисполнился гнева и ярости и начал зло и безжалостно преследовать своих слуг». «Хронограф» особо связывает изменения в характере Ивана со смертью его первой жены Анастасии. Он становился всё более одержимым сознанием полубожественного характера своей власти. «Монарх, — как он напоминал своему врагу, князю Курбскому, — может поступать по своей воле с рабами, которых Господь ему даровал… Если ты не подчиняешься господину, когда он совершает несправедливость, ты не только становишься виноватым в преступлении, но ты губишь свою душу, ибо сам Господь повелевает тебе слепо повиноваться своему повелителю». Многие правители того времени придерживались таких же взглядов, и это само по себе не является показателем психического расстройства.