Безумные короли. Личная травма и судьба народов - Вивиан Грин

Весьма вероятно, что «Большой Гарри» был жертвой серьёзного психического расстройства, которому обстоятельства его жизни и правления дали возможность полностью проявиться. Существует поразительная нравственная пропасть между его заявлениями и его действиями. Если он не обманывал сам себя, что очень возможно, веря тому, что говорил, когда факты показывали обратное, тогда он был величайшим из лицемеров. Характерно для Генриха, что на смертном одре он попросил в своём завещании, чтобы рядом с его гробницей в Виндзоре воздвигли алтарь «для служения ежедневной мессы, пока существует мир», таким образом обеспечив себе тысячи месс, тогда как по закону о вкладах, оставленных на заупокойные службы, он отказал в них своим подданным. Он отдал свою душу в распоряжение «святых небесных сил», вспоминая свои «собственные добрые дела и милосердные поступки», которые он совершил «во славу и на радость нашему Создателю». Это потрясающий комментарий к его расстроенной личности. Постоянные бурные перемены его настроения, его явная подозрительность, его своевольные суждения — всё это коренилось в его грандиозном эгоцентризме, ещё более усугубляемом приступами тяжёлых болезней. «Ибо, — как заметил сэр Томас Мор, — и душа, и тело так переплетены и связаны одно с другим, что между собой они образуют одну персону, и неумеренность того и другого делится пополам». Многие обречённые на смерть и заключение по распоряжению Генриха наверняка были гораздо менее жертвами рациональной политики, нежели расстроенной психики короля.

VIII. Шведская сага

Хотя безумие Хуаны Кастильской и Дона Карлоса могло бы составить угрозу стабильности государства, ни одна, ни другой не обладали прямой и эффективной властью над своими народами. На самом деле было всего лишь двое среди так называемых ненормальных средневековых монархов, которые действительно возглавляли управление в своих странах и оказали значительное влияние на их историю: Карл VI во Франции и Генрих VI в Англии. Хотя припадки безумия у Карла, как мы видели, случались только периодически, они повторялись на протяжении многих лет, дестабилизируя управление и способствуя бедственному и хаотическому положению народа, воевавшего с англичанами. Припадки безумия у Генриха VI были сравнительно краткими, но так как они случались во время острых политических кризисов, они имели решающее значение по своим губительным последствиям. То же можно сказать о безумии шведского короля Эрика XIV. Его правление продолжалось всего восемь лет и закончилось низложением в 1568 г., но последствия, к которым привело шведскую монархию и народ нарушение его психического здоровья, очевидно шизофрения — он заболел ею к концу своего царствования, — были катастрофичны и долговременны.

Народ, королём которого Эрик стал в 1560, хотя история его была древней, лишь сравнительно недавно сформировал своё новое государство. Со времён Кальмарской Унии 1397 г. полтора столетия Швеция была объединена с Норвегией и Данией в общее королевство, которым правил датский король. В 1520 г. после массового уничтожения шведских лидеров в Стокгольме около восьмидесяти человек практически без суда казнены в один день, 8 ноября 1520 г. патологическим безумцем, королём Кристианом II — шведы восстали против датского господства под руководством аристократа Густава Вазы, который сам потерял близких родственников в этой «кровавой бане».

Густав Ваза сформировал новую Швецию. Он способствовал развитию её экономики, покончил с властью римско-католической церкви и защищал протестантскую реформацию, которая, как и в Англии, в большой степени находилась под влиянием короны. Он привлёк на свою сторону разобщённых шведских аристократов, частично запугав, частично подкупив, особенно пожаловав им земли, конфискованные у церкви. Он создал сильную, эффективную монархию и превратил Швецию в господствующую державу на Балтийском море.

Первый король этой новой независимой Швеции был человек необыкновенно способный и проницательный, но в его личности было несколько тёмных пятен, предполагающих элементы психической неустойчивости. «Тиран и ищейка», — говорили о нём враги. Если его выводили из себя, гнев его был страшен. Когда однажды его дочь Сесилия его разозлила, он схватил её за волосы и вырвал их с корнем. Ювелир, который отлучился без разрешения, был так изувечен королём, что умер; испуганный секретарь, который ему не угодил, убегал от него, а Густав гнался за ним с кинжалом в руке по двору вокруг замка. Нрав его был настолько необуздан, что в ярости он вёл себя как ненормальный. Один из его сыновей, герцог Магнус Остерготландский, сошёл с ума. Другой сын, преемник Эрика, Иоанн III, мог лучше контролировать свои чувства, но не намного. У него всегда был наготове железный молоток, и он без колебаний пускал его в ход против тех, кто его раздражал.

Сначала как будто никакие чёрные тени не сгущались над его старшим сыном и преемником, Эриком XIV. Во многих отношениях он казался образцом добродетелей, воплощением идеального монарха эпохи Ренессанса: был искусен в латыни, знал французский, испанский, немецкий, итальянский и финский; у него на полках стояли книги на греческом и древнееврейском. Он изучал географию, историю, искусство управления, включая труды Макиавелли, которого считал своим наставником в политике и военном деле; проявлял интерес к технике своего времени, архитектуре, был рисовальщиком и гравёром, в военном искусстве оставил ряд теоретических разработок. Он играл на лютне, разводил пчёл и интересовался астрологией, позволяя себе в отдельных случаях руководствоваться звёздами, что имело печальные последствия. У него были все данные великого монарха, его считали достойным искателем руки Елизаветы Английской.

Все данные? Казалось, он был более искусен в абстрактных рассуждениях, чем в практической политике. Понимая, что происхождение семьи Ваза не более знатное, чем других шведских аристократов, он разработал грандиозную концепцию своего положения как короля. То, что он назвал себя Эриком XIV — Эрик XIII умер в 1440 г., — само по себе символизировало его желание подчеркнуть преемственность шведской монархии и напомнить о своих королевских предках. Он был очарован славным «готским» прошлым Швеции и позже перевёл вымышленную историю готов Иоганнеса Магнуса на шведский язык.

Культ монархии, конечно, был общепринятым в мире XVI в., но в его стремлении превознести своё положение, выделить себя из крупных аристократов, которых он подозревал в политических амбициях, было нечто от мании величия. Возможно, по своей сути он был очень неуверенным человеком, который боялся любого, даже кажущегося, вызова своим королевским правам. Он был первым шведским королём, который потребовал, чтобы его называли «Ваше Величество». Он маниакально недоверчив, непостоянного темперамента, он постоянно искал заговоров в любом закутке и закоулке своего двора. То, что в начале, возможно, было совсем незначительным недостатком характера, со временем стало всепоглощающей манией. По словам Майкла Робертса, «В драгоценном камне с самого начала был изъян; у него всегда была опасность разломаться под воздействием сильного удара».

Ещё при жизни его отца начались переговоры о женитьбе Эрика. Выбор Эрика пал на молодую английскую принцессу Елизавету, в то время единокровную сестру и наследницу королевы Марии Тюдор. На первый взгляд могло показаться, что она не такая уж и выгодная партия, потому что она была протестанткой, и её отношения с сестрой-католичкой были весьма натянуты (и вообще-то по католическим законам она была незаконнорождённой), и неясно было ещё, что предполагаемая беременность Марии ничем не кончится. Отец Эрика, Густав Ваза, не проявлял такого энтузиазма, как его сын, но если бы Елизавета стала королевой, брак был бы невероятно выгоден и помог бы укрепить могущество Швеции в Северной Европе. Так или иначе, брак со шведской аристократкой представлялся политически нежелательным, а протестантских принцесс было не так уж много. Елизавета могла бы оказаться прекрасной находкой.

Наставник Эрика, Дионисий Буррей, был отправлен в Лондон, чтобы ознакомиться с ситуацией и, если надо, вступить в переговоры. Буррей, названный «постоянным послом» (legatus perpetuus), доказывал, что женитьба Эрика на Елизавете будет способствовать английской торговле на Балтике. Он подчёркивал королевское происхождение Эрика; он не был каким-нибудь отпрыском «шута, укравшего трон у датской короны». Но королева Мария Тюдор, будучи католичкой, не уделила времени для принца с протестантского севера, и её возмутило, что шведский посланник сначала обратился к её сестре, которую она не очень-то любила, поэтому она отвергла предложения относительно Елизаветы.

Однако не прошло и года после визита Буррея и положение изменилось против всяких ожиданий, ибо Елизавета стала преемницей своей сестры в качестве королевы. Она поставила в известность отца Эрика, Густава Вазу, что дружба, которую он к ней проявил, и особенно в чёрные дни правления её сестры, — это нечто, что она ценит очень высоко, но «она не может рассматривать брак (с Эриком), так как Господь вложил ей в душу такую любовь к безбрачию, что она по своей воле никогда не отступит от него». Поэтому ей приходится отказаться от «прекрасного и царственного подарка» Эрика, но она сделает всё, что сможет, чтобы поддержать желание Эрика жениться на любой другой принцессе, потому что она хотела бы «помочь ему в исполнении любого его желания, кроме как стать его женой».