Kudos - Рейчел Каск

я подписала два экземпляра. Третий интервьюер встал, чтобы уйти, и тогда Паола, которая всё еще сидела на своем пуфике и говорила по телефону, показала на телефон, а затем задержала палец в воздухе. Вскоре после этого она бросила телефон в сумку, соскочила с пуфика и присоединилась к нам. Ассистентка рассказала ей об утренних событиях, а она слушала, снова достав телефон из сумки и что-то очень быстро набирая на экране. Затем она посмотрела на свои часы и повернулась ко мне. Она забронировала столик в ресторане в старом городе; моя переводчица по имени Фелиция встретит нас там. Если я хочу, сказала она, мы можем взять такси, или, если я не против жары, можем прогуляться, раз уж у нас есть время.

– Было бы неплохо пройтись? – сказала она, и ее маленькие глазки-пуговицы загорелись от предвкушения.

После гробовой прохлады и темноты вестибюля жара на улице на мгновение показалась ужасающей. В сухом дрожащем воздухе под жесткой синевой неба висело бледное облако пыли. Улица была безлюдной, за исключением группы офисных работников, которые курили и разговаривали на другой стороне дороги в прямоугольной тени здания. Несколько кошек лежали, вытянувшись на боку, в темных пространствах под припаркованными машинами. Машины вдалеке и техника со строительной площадки где-то поблизости монотонно гудели на заднем плане. Мы шли по тротуару, и Паола шагала неожиданно быстро, несмотря на маленький рост и тонкие золотые сандалии. Ей было за пятьдесят, но ее аккуратное озорное лицо с лучистыми глазами было почти детским. На ней была одежда из легкого, струящегося материала, не стеснявшего движений ее маленького, крепкого, энергичного тела. Она размахивала руками, ее тонкие русые волосы развевались.

– Я много хожу, – сказала она. – Здесь я хожу пешком повсюду. Я получаю огромное удовольствие, – сказала она, – когда вижу, что люди заперты в своих машинах, а я на свободе. Столица, как я, наверное, знаю, известна своим холмистым рельефом. – Я иду либо вверх, либо вниз, – сказала она, – и никогда не по ровной поверхности.

Раньше у нее была машина, но она ездила на ней так редко, что постоянно забывала, где припарковалась. Как-то раз, когда машина ей понадобилась, она обнаружила, что кто-то в нее врезался.

– Я, наверное, единственный человек, – сказала она, – кто готов расстаться с машиной, так в ней и не посидев. Она была полностью разбита, – сказала она, – так что я просто оставила ее там и ушла пешком.

Пригород, в котором я остановилась, на первый взгляд довольно далеко отсюда, сказала она, но на самом деле туда можно дойти пешком максимум за полчаса, если знаешь правильный маршрут; расстояние кажется намного больше только из-за особенностей дорожной системы и недостатка общественного транспорта. Однако это место ощущается таким изолированным, что за эти годы она слышала немало историй – некоторые из них довольно смешные – о том, как авторы пытаются оттуда сбежать.

– Но на самом деле, – сказала она, – всё это время вы довольно близко к цивилизации.

Многие совсем ничего не могут делать в городе в такую жару, добавила она, даже те, кто прожил здесь всю свою жизнь, но она сама выучилась искусству сохранения энергии и не тратит ее зря на то, что не может контролировать. Например, когда ее сын был маленьким, она вставала рано, так что он всегда видел ее на кухне за приготовлением завтрака, уже одетой и готовой к новому дню; она отводила его в детский сад, радостно разговаривала с ним всю дорогу, а оставив его там, быстро возвращалась домой, снимала с себя всю одежду и ложилась обратно в постель. Ее длительные прогулки компенсируют те часы, которые она провела абсолютно неподвижно, как рептилия, сказала она, которая даже не моргает, чтобы не тратить энергию. Она живет здесь уже тридцать пять лет, сказала она и, отвечая на мой вопрос, добавила, что детство она провела в отдаленном регионе на севере страны.

– Там, – сказала она, – сплошная вода. Небо всегда тяжелое, реки полные, и везде слышится шум воды – капающей, сочащейся, льющейся, так что, когда ты там, ты находишься почти в гипнотическом состоянии.

Недавно она ездила туда и провела несколько недель дома, потому что ее мать болела.

– Было так странно снова оказаться в этой водной среде, – сказала она, – со звуком дождя и шумом рек, спускающихся к морю, и сырой травой повсюду, и тяжелыми деревьями, с которых постоянно капает. Через какое-то время я начала вспоминать вещи, о которых совершенно забыла, – сказала она, – так что даже почувствовала в какой-то момент, будто вся моя взрослая жизнь была сном. Я почти ощущала, что исчезаю, – сказала она, – словно это место было способно забрать меня обратно. Однажды я сидела у реки и читала, – сказала она, – точно так же, как лет в двенадцать-тринадцать, и всё, что я сделала с тех пор, вдруг показалось очень сомнительным, потому что это всего лишь привело меня в то же самое место.

Вернувшись в город, она провела несколько недель в состоянии, близком к экстазу, и обошла каждый сантиметр улиц, будучи не в силах насытиться знакомым чувством теплых камней под ногами.

– Словно женатая пара на втором медовом месяце, – сказала она. – Разве что, в отличие от моего настоящего брака, этот брак продолжается. А также лучше влияет на мое здоровье.

К счастью, ее бывший муж проводит мало времени в городе, сказала она, так как он ходит на яхтах и часто бывает в море.

– Я называю его Буканьер, – сказала она. – Когда он приезжает в город и хочет найти меня, я делаю всё возможное, чтобы ему это не удалось.

От мужа у нее один ребенок, мальчик четырнадцати лет. Они расстались еще до того, как он родился.

– По правде говоря, он даже не знал, что я беременна, – сказала она, – потому что я скрывала от него этот факт так долго, как только могла, зная, что иначе никогда не смогу от него уйти. И когда он узнал, мне буквально пришлось прятаться, потому что я была уверена, что он попытается меня убить. Признаю, с моей стороны умышленно забеременеть, – сказала она, – было эгоистично. Но мне было сорок лет, и это действительно был мой последний шанс.

Ее сыну тяжело сформировать представление об отце, чьи долгие отлучки и эффектные возвращения выбивают из колеи; он ведет одновременно брутальный и гламурный образ жизни, в то время как существование Паолы по необходимости состоит из повседневных обязательств и забот. У его отца множество девушек, и все они очень молоды и красивы, а я, сказала Паола, старею и уже почти не похожа на женщину.

– Меня больше не интересуют мужчины, – сказала она. – Мое тело просит