Николай II - Элизабет Хереш

«Германия объявила войну Франции, чем вызвала большой шок. Горемыкин, Сухомлинов и Сазонов являлись ко мне с докладами».

На следующий день:

«23.7. Утром получил хорошую новость:

Англия объявила войну Германии, а та вторглась во Францию и бессовестным образом нарушила нейтралитет Люксембурга и Бельгии. Кампания не могла бы начаться в лучших внешних обстоятельствах для нас. Весь день принимал; последним — французского посла Палеолога, который официально известил меня о разрыве между Францией и Германией».

Наконец, 24 июля (6 августа):

«Сегодня мы, наконец, объявили войну Австрии. Теперь положение совершенно прояснилось. С 11 до 15 часов Совет министров у меня здесь…».

Население вступает в эту войну с энтузиазмом, движимое высокими идеалами. Молниеносно развертываются лазареты, готовые к приему раненых. Молодые женщины осаждают краткосрочные курсы сестер милосердия. Значительная часть женского населения оказывает помощь в производстве военных материалов и в уходе за ранеными. Знать и богачи отдают под госпитали свои дворцы. Среди дочерей аристократов считается хорошим тоном работать в госпиталях. Пример подает царская семья: царица и обе старшие дочери в качестве сестер милосердия помогают при сложных операциях.

Царица пишет Николаю из госпиталя: «Ольга вчера ассистировала при операции. Она помогала извлекать пулю из руки раненого. Для нее это было тяжело, но она хорошо держалась, а молодой солдат терпел невыносимую боль с большим мужеством. Надеюсь, мы смогли ему помочь».

И сам царь посещает лазареты и беседует с ранеными. О том, что это оказывает не только психологическое воздействие, свидетельствуют дневниковые записи, в которых видна его вовлеченность в дела армии. Именно в это время, в начале войны (1914–1915 годы), солдаты действительно составляют опору трона. Они еще не заражены революционной пропагандой, которая впоследствии подорвет их боевой дух. Представители военно-политического руководства еще не испорчены личными амбициями, интригами и дрязгами.

С каким энтузиазмом все начиналось! Патриотический подъем увлек собравшихся на площади перед Зимним дворцом, становившихся перед царем на колени с пением гимнов и молитв. Татьяна Боткина вспоминает о своем расставании с молодым добровольцем:

«Мы сидели в саду, был теплый вечер, пахло жасмином и сиренью, и в чудесной тишине, окружавшей нас, мы прислушивались к молитве, которую пели хором солдаты. Сначала «Отче наш», затем «Господи, спаси люди твои». Нам нравятся эти мелодичные напевы, исполняемые сотнями мужских голосов, которые наплывают на нас, а когда хор растворяется в сумерках, к нам поворачивается дядя Петр: «Такие люди заслуживают только победы…»

Мы в своем юном легкомыслии были охвачены восторгом: наша доблестная армия в союзе с французами и англичанами скоро уничтожит германский империализм. В победе у нас не было ни малейших сомнений. Донельзя возбужденный Юрий объявил нам, что записался добровольцем. Он ворвался в комнату, когда дядя Саша сообщал последние новости по телефону. Когда разговор закончился, Юрий объявил отцу о своем решении пойти простым солдатом на фронт. Отец поцеловал его. «Хорошо, — сказал он, — ты смельчак, и я вполне понимаю твои намерения». Когда я увидела, как просветлел Юрий, мне стало обидно, что я женщина и не могу, как он, участвовать в этом величайшем испытании, которому подвергается Россия».

Энтузиазм касался в первую очередь «защиты земли русской» и был направлен против германского врага. Хотя австрийское нападение на Сербию тоже сыграло свою роль, в сознании народа господствует убеждение, что «немцы всему виной». Поскольку именно Германия объявила войну России, в глазах русских немцы были главным противником. Кроме того, все понимали, что без Германии, стоявшей за спиной, Австро-Венгрия не вела бы себя так агрессивно по отношению к Сербии — как и сербы не чувствовали бы свою силу без поддержки России.

Многие русские офицеры в боевой лихорадке хотели взять с собой на фронт парадные мундиры для «парада победы на Унтер-ден-Линден» и соглашались оставить их лишь под гарантию, что мундиры пришлют с курьером. С возгласами «Вильгельма — на Святую Елену!» и «Мы уничтожим Пруссию! Долой Пруссию! Долой Германию!» пехотные полки маршировали на вокзал, чтобы отправиться на фронт, по улицам Санкт-Петербурга, который тогда же получил русское название Петроград.

Британский консул в Москве Брюс Локкарт описывал такую сцену: «Я видел солдат в серой форме, плотно набитых в телячьи вагоны; огромные толпы на перронах, напутствовавшие их на прощание; бородатых отцов, бесчисленных жен и матерей, мужественно сдерживавших слезы; пузатых попов, благословляющих уходивших на фронт. Одно последнее пожатие рук, одно последнее объятие. И вот — резкий гудок паровоза, и после многочисленных толчков и рывков перегруженный состав приходит в движение и постепенно растворяется в московских сумерках. Провожающие безмолвно стоят с обнаженными головами, и пение людей, которые больше не вернутся, скоро перестанет быть слышным».

От побывавшего на фронте английского военного атташе Локкарт узнал, что многие солдаты, попав на позиции, отрешенно говорили: «На войну ведет широкая дорога, а обратно домой лишь узенькая тропинка».

Для многих частей путь на фронт составлял больше тысячи километров (немецким и французским солдатам ехать нужно было двести — четыреста километров) и занимал иногда больше двух недель, потому что приоритет воинских перевозок далеко не всегда соблюдался. Огромный вклад, который Россия внесла в войну, — это прежде всего «человеческий материал». Армия численностью в четыре с половиной миллиона, а за три года войны она еще утроилась[71], готова была пожертвовать собой «за царя и Отечество». В западной прессе был распространен термин «русский паровой каток».

Царь внимательно следит за ходом военных действий. Начало дает основания для оптимизма. Он записывает в дневнике 29 июля (11 августа) 1914 года: «27 июля наши 10-я и 11-я кавалерийские дивизии одержали верх в стычке на границе с австрийскими войсками».

10 (23) августа:

«Пришло радостное известие, что наша армия в двухдневном сражении с 2,5 прусскими корпусами взяла верх; пруссаки отступили на запад».

При посещении госпиталя Николай встречается с солдатом, который был ранен в Восточной Пруссии, и записывает:

«Встретили первого раненого, который сражался в Восточной Пруссии. Из шести человек пять ранены легко, один — тяжело — квартирьер 2-го драгунского полка из Пскова. Действительно смелый парень, он был в состоянии четко вспомнить все детали боя и даже хотел рассказать, что происходило в разведывательных частях. Затем посетили еще госпиталь, открытый земцами и дворянскими собраниями…».