Вымпел мертвых. Балтийские кондотьеры - Константин Буланов

– Что все это значит, господин Иениш? – окинув взглядом принявших суетиться на борту его корабля русских матросов, поинтересовался капитан Сакураи.

– Я частное лицо, господин Сакураи. И полностью обеспечиваю функционирование корабля и команды за свой счет. Китайцы не выделяют мне даже угля. Так что мне приходится зарабатывать на всем чем только можно. Поэтому я без утайки скажу вам, что прежде чем затопить ваш корабль моя команда снимет с него все, что можно будет продать. А чтобы снять с него все ценное, прежде нам необходимо удостовериться, что он не утонет раньше времени.

– А ведь я поверил вашему слову, господин Иениш.

– И правильно сделали, господин Сакураи. Тем более что я не нарушил его. И не собираюсь нарушать в будущем. Ваши люди выживут, и им будет предоставлена шхуна для возвращения в Японию. Ваш корабль будет затоплен, и вы разделите его судьбу. Так что все, что я обещал, я выполняю.

– Что же, вы преподали мне отличный урок, господин Иениш. В подобных договорах не может быть мелочей. Надеюсь, вы понимаете, что в свете новых обстоятельств я не могу позволить вам заполучить мой корабль. Ведь сняв те же орудия, вы сможете продать их китайцам, и вскоре они будут стрелять по воинам страны восходящего солнца.

– Вы полагаете, что жизни ваших людей не стоят тех пары тысяч фунтов, что я собираюсь выручить, продав то, что удастся снять с вашего корабля?

– Они давали присягу служить императору до самой смерти. И если такова воля богов, они заплатят требуемую цену, но не посрамят свое имя и воинскую честь!

– Что же, как бывший офицер Российского Императорского Флота я вас прекрасно понимаю. – обернувшись назад и увидев утвердительный кивок от боцмана, Иениш вновь вернулся к беседе, – Но я никак не мог позволить вам забрать с собой еще и моих людей, господин капитан 2-го ранга. Пока мы с вами беседовали, мои люди обезвредили вашего человека сидевшего в артиллерийском погребе. А чтобы вы в полной мере ощутили мое недовольство подобным поведением с вашей стороны, я затоплю ваш корабль на мелководье, так что погибнуть с ним вам не будет суждено.

– Но ведь мы договаривались!

– Мы договаривались, что вы разделите судьбу своего корабля. И вы ее разделите.

Каменное спокойствие демонстрируемое капитаном Сакураи с первой минуты встречи, наконец, дало трещину. Дрогнув лицом, японец принялся шарить по поясу в поисках рукояти револьвера, но тяжелый взгляд из-под бровей русского боцмана и зажатый в его руке Смит-Вессон, как бы случайно направленный прямиком в него, заставили прекратить всякие поползновения.

– Смерть легка как перышко, долг тяжел как гора. – прервал затянувшее молчание услышанной как-то от Ивана фразой Иениш, – Так в чем же заключается ваш истинный долг, господин капитан 2-го ранга?

Услышав из уст переводчика фразу, некогда произнесенную его императором, Сакураи Кикунозо встрепенулся и с удивлением уставился на русского капитана. Этот человек с непроизносимой фамилией неожиданно для всех появившийся в рядах врагов его страны и приложивший руку ко всем потерям понесенным японским флотом, тем не менее, вызывал у капитана 2-го ранга невольное восхищение. Помимо выдающихся качеств как военного моряка, что наглядно показал недавний бой, он, вдобавок, оказался мастером ведения переговоров. Одной своей последней фразой русскому удалось мгновенно склонить его к принятию столь трудного решения.

– Как жаль, что вы не воюете на нашей стороне, господин Иениш. – с великим трудом и некоторыми ошибками выговорив фамилию своего визави, поклонился достойному во всех аспектах противнику капитан Сакураи.

– Это вряд ли было бы возможно, господин капитан 2-го ранга. Мы никогда не встанем под знамена агрессора. Но те, кто подвергнется нападению, могут рассчитывать на нашу помощь. И раз мы смогли прийти к согласию, прошу дать мне слово, что вы не будете предпринимать попытки уничтожить ваш корабль либо чинить какие-либо препятствия моим людям.

– Даю вам свое слово. – вновь поклонился капитан 2-го ранга Сакураи.

Полностью прекратить поступление воды оказалось невозможно, но водоотливные средства справлялись с откачкой воды, и потому еще через пол часа поданный с одного из угольщиков буксировочный трос натянулся, и вся процессия сдвинулась с места.

Более семи часов заняла буксировка поврежденного корвета к бухте города Ченджу, где он, взятый на буксир многочисленными лодками, спущенными со всех судов, был затащен поближе к мели, где уже сидела "Генбу-Мару". Солнце к этому моменту уже скрылось за горизонтом и потому все работы по избавлению корвета от всего, что было плохо прикручено или не прикручено вообще, приходилось вести при свете немногочисленных фонарей. Часть боеприпасов уже была вытащена на верхнюю палубу еще во время буксировки, но постепенно поднимающийся уровень воды грозил залить сотни столь ценных снарядов, что отодвинуть все работы до утра не представлялось возможным.

Два дня ушли у немногочисленной русской команды на мародерку. Вслед за боеприпасами с набравшего за ночь воды и полностью легшего на песчаную мель "Каймона" первым делом выгрузили уголь, до которого еще не добралась вода, поставив на перегрузку полсотни японских моряков. Уголь был не боевым и потому грузили его в закрома угольщика, что Иениш планировал оставить себе. На него же весь второй день те же моряки перегружали топливо из угольных ям второго угольщика. А пока под боком шла авральная работа по бункеровке, на борту "Каймона" вовсю раздавался не умолкающий лязг и громкие матюги – команда минного крейсера с помощью лома и такой-то матери демонтировала приглянувшиеся их командиру орудия.

Помимо снятых в первый же день пяти скорострелок Норденфельда, одна из которых имела винтовочный калибр и 75 мм десантной пушки Круппа, демонтировать и забрать с собой решили все шесть 120 мм орудий.

Поскольку ворочать многотонные стальные конструкции на небольшой батарейной палубе не было никакой возможности, для начала над орудиями сняли палубный настил и сделав с помощью лебедки из уцелевших мачт подобие крана, разобранные на части орудия грузили на сооруженные из шлюпок и досок плоты которые на буксире парового катера доставляли к "Микава-Мару" оборудованному краном. Само же судно подойти к корвету никак не могло из-за слишком большой осадки.

Трогать же единственное 170 мм орудие не решились по причине его тяжести и монументальности. Моряки лишь сняли с него замок, да отвезя подальше в бухту, выбросили его за борт. Снаряды же с пороховыми зарядами залили водой, чтобы не таскать лишнюю тяжесть. После, механики спустились в полузатопленное машинное отделение и подобно дорвавшимся до амбара хомякам, утащили все, что весило менее ста килограмм и пролезало в двери.

Следом пришла очередь прочего судового имущества, включая шлюпки и паруса, так что вскоре вся палуба "Микава-Мару" оказалась завалена бухтами, ящиками, мешками, свернутыми парусами и прочим добром, не поместившимся в трюм, где находилось инженерное имущество для японской армии.

Изрядно облегченный "Каймон" довольно легко смогли сдернуть с мели и под гудки собравшихся в бухте пароходов, он вскоре вновь лег на дно, но теперь на его борту находился одетый в парадное капитан 2-го ранга Сакураи. Иениш сдержал свое слово, и капитан разделил судьбу своего корабля. Тот же факт, что человеку было суждено выжить и продолжить службу, а малоценный корвет хоть и подняли по окончании войны, но пустили на дрова, уже был вне его компетенции.

Уставшие, но довольные, как обожравшиеся сметаной коты, русские моряки, выстроив трофейные суда в кильватерную колонну, покинули приютившую их гавань утром 4-го октября и без каких-либо проблем прибыли в Шанхай через два дня.

Будучи знакомым с любовью китайцев объегорить всех и вся, Иениш приказал оставить трофейные суда на внешнем рейде вплоть до момента получения полагающихся за призы средств, а сам крейсер провел в порт и вновь пристроил его под боком русского стационера, канонерской лодки "Бобр", сменившей здесь "Разбойника" ушедшего к русским берегам на охрану рубежей.

Слух о возвращении минного крейсера мгновенно разлетелась по порту, и потому, не прошло и часа, как перед трапом появился одетый в дорогой европейский костюм улыбчивый китаец, неплохо владеющий русским языком. Предъявив перстень в качестве опознавания, представитель заказчика был препровожден в кают-компанию, где его с нетерпением ожидали Иениш с Иваном, прибывшим получасом ранее.

– Господин Иениш, господин Иванов, несказанно рад видеть вас в добром здравии. Позвольте представиться, мистер Ван. Можете обращаться ко мне именно так.

– Что же, день добрый, мистер Ван. Прошу присаживаться. – указал на небольшой стул напротив себя Иениш. Кают-компания крейсера могла поразить разве что своими скромными размерами, и потому на роскошные диваны и кресла места в ней не оставалось.