Пепел победы - Анатолий Гончар

– Э, дорогой! – В ответ ни звука. – Проснись! Кто дома есть?

Тишина.

Мужчина полез в карман кожаной куртки, вытащил телефон.

Ему ответили быстро:

– Здравствуй, Джабраил, дорогой! Рад тебя слышать!

– С дороги звоню. Тетя просила передать, что стол накрыт. Она ждет тебя.

– Буду! – сухо ответил Закаев и отключился.

– Заводи моторы! – скомандовал он, бросая телефонную трубку в карман и прыгая на пассажирское сиденье новенькой «Газели».

Затарахтел мотор, рядом загудели движки еще двух микроавтобусов, стоявших в большом крестьянском сарае. Машины выехали за ворота и рванули к никем не охраняемому военному городку.

– Джамалдин, что будем делать с пленными? Перестрелять их точно так же, как этих собак? – Имурзаев кивнул сначала на двух убитых овчарок, затем на солдат, дежуривших на КПП и связанных теперь по рукам и ногам. – Да что хотите! – с безразличным видом отмахнулся Закаев. – Если убивать, то сами станете закапывать. Иначе через два дня тут не продохнешь. – Он задумался. – Нет, прикончить их мы всегда успеем. Гоните всех вниз. Кто-то из этих животных нам еще может пригодиться.

Пробуждение стало кошмаром. Тяжелая головная боль, затекшие, почему-то связанные за спиной руки, топот и громкий смех.

– Что, русский, очнулся? – ласково спросил человек в горке и разгрузке, стоявший над Лапшиным с автоматом в руках.

– Кто вы? – Происходящее воспринималось с трудом.

– Узнаешь и удивишься, – сказал кто-то за спиной у майора.

– Обрыдаешься! – поправил его первый.

– Потащили? – предложил второй.

Лапшина схватили и поволокли к выходу из помещения.

Связанных офицеров и контрактников было много. Они лежали и сидели на асфальте, в непонимании таращились друг на друга. Из соседней казармы выводили таких же связанных солдат-срочников. Лапшин успел увидеть, как в штаб, подгоняя криками и даже ударами, ввели толпу женщин и детей. Происходило что-то невероятное. Первая мысль о том, что это всего лишь учения, проводимые чересчур реально, исчезла сама по себе. Она уступила место твердой уверенности в том, что гарнизон подвергся нападению ваххабитов.

«Неужели так просто? Пришли и захватили?» – майор Лапшин, начальник связи части, не понимал причины произошедшего. – Головотяпство? Разгильдяйство? Предательство?»

Собравшиеся в кучу боевики вытащили вперед двух срочников и начали отрабатывать на них удары. Сначала били ногами и руками, затем, видимо, войдя в раж, схватили ножи и прикончили обоих.

– Что они, сволочи, делают? – Майор вскочил на ноги, но его ударили в спину, и он упал на колени.

А боевики, ходившие между срочников, нашли себе новую забаву. Они дали двум солдатам ножи и хотели заставить их драться меж собой. Один плюнул, бросил нож под ноги. Второй… Лапшин не слышал, но, видимо, ему пообещали жизнь. Он подошел и ударил отказавшегося в сердце. Тот упал. Боевики, снимавшие все это на видео, похлопали убийцу по плечу и больше не беспокоили его.

«Вот гнида! – Майор не стал делать скидку ни на возраст, ни на звания, разделяющие их. – Предатель! Не мог умереть достойно! В руках нож, можно было броситься, постараться убить врага и умереть. Его даже не пытали. Испугался смерти!.. Подлец. Трус. Гнида. Убить своего… Что может быть гаже?

Вот я умру как должно. Во мне есть внутренний стержень. Меня не сломить. Это только подлые от природы натуры способны на предательство. Если и меня так… Я лучше их!.. Достану хоть одного. А потом пусть пытают, режут, бросают в огонь. Выдержу. Немного боли и покой. Да, смерть – это покой. Я справлюсь».

Пленных согнали в несколько куч, но всех поставили рядом. В одной только офицеры, во второй – контрактники, большая часть которых местные. Их в конце концов увели куда-то в казарму. В третью кучу, самую большую, сбились солдаты-срочники, призванные из центральных районов России. Они были самыми напуганными, их уже коснулась смерть. Офицеры смотрелись бодрее, но многие из них догадывались, что их ждет.

Закаев отлично знал, зачем он согнал сюда пленных. На самом деле ему был нужен только один человек. Сейчас тот стоял в строю офицеров и молча скрежетал зубами.

Для успешного осуществления задуманного требовалось постоянное обеспечение связи. Ради этого Джамалдину просто позарез – Закаеву нравилось это острое как нож русское слово «позарез» – было необходимо сотрудничество начальника связи майора Лапшина. Причем такое, которое полностью исключало бы возможность отработки обратного хода.

Джамалдин знал, как это сделать. Он уже начал приводить в жизнь задуманный план вербовки. Все убийства, случившиеся сегодня, были разыграны для одного зрителя – майора Лапшина. Надо было запугать этого человека, сломить его волю. Основной козырь Закаев приберег напоследок. Правда, сперва он решил попробовать пойти по пути наименьшего сопротивления.

– Вы все, стоящие здесь, убедились в том, что мы сила. Кто не хочет умереть и готов влиться в наши ряды – шаг вперед! – Закаев выждал несколько секунд, притворно тяжело вздохнул и заявил: – Зря. За нами будущее, мы способны перевернуть мир!..

– Убивать безоружных! Только на это вы и способны! – неожиданно перебил его тот самый майор, столь нужный ему.

Закаев даже обрадовался.

– Что ты сказал? Я не ослышался? Ты говоришь, что мы только и можем, что убивать безоружных? Да, я правильно тебя понял? А ты, значит, безоружных не убивал? Не убивал, да? Может, ты вообще никого не убивал? Молчишь? Что ж, хорошо, что молчишь. Ты мне нравишься. Считаешь, что убить безоружного так просто? Сейчас мы проверим, сможешь ли ты это сделать. Ваха, давай сюда одного!

Тот, кого назвали Вахой, выдернул из строя солдат-срочников первого попавшегося парня и подтащил к шеренге офицеров. Тот почти не упирался. Ваха ударил беднягу, поставил на колени.

– Прикончи его! – глядя прямо в глаза майору, потребовал Закаев.

– Я не убийца! – Офицер дернул подбородок вверх.

– Слабак! Ваха, сделай это за него!

В руках боевика, державшего солдата за волосы, сверкнула сталь. В следующую долю секунды он рванул голову плененного назад, быстро, казалось, не прикладывая никакого усилия, провел лезвием по шее. Человек с перерезанным горлом забился в руках, вырвался, хрипя, упал на бетон, заливая его кровью. Лейтенант-дагестанец, стоявший с левого края, рванулся к палачу и тут же рухнул, получив прикладом в голову.

– Видишь, и правда легко, а ты не сумел! – издевался главарь боевиков.

– Я не палач! – все так же уверенно ответил офицер.

– Не сумел! – повторил Закаев, словно и не расслышав слова офицера. – Что ж, продолжим. Как у вас в армии говорят, не умеешь – научим, не хочешь – заставим. Ваха, приведи следующего!

Через минуту подле застывшего строя офицеров стоял на коленях очередной солдат-срочник.

– Может быть, есть желающие? – Джамалдин снова расплылся в улыбке. – Нет? Хорошо, просто отлично! Ну что, товарищ майор, попробуете?

– Да иди ты! – Лапшин плюнул.

– А если следующим будешь ты? Не боишься? Ваха, давай!

Короткий вскрик, и еще один человек забился в судорогах.

– Приведи нового! А ты, Ахмад, притащи сюда бабу этого храбреца-майора и его ублюдочную дочь.

При виде подходящего к ним боевика, вытиравшего платком окровавленную руку, строй срочников шарахнулся в стороны. Кто-то сумел увернуться, но повезло не всем. Ваха схватил ближайшего.

– Не надо, не надо, – захрипел тот. – Не убивайте, прошу вас.

Под дулом автомата Ахмад вытолкал из казармы жену и дочь майора Лапшина. Пока он вел их, Ваха подтащил к строю и бросил на колени следующую жертву.

Закаев, не перестающий улыбаться, вновь обратился к майору Лапшину:

– Не станешь убивать? Что ж, воля твоя, но мы их все равно прикончим, а заодно твоих жену и дочь. Хотя жену сперва изнасилуем, а ты полюбуешься. Жаль, что дочь слишком мала. – Закаев сделал вид, что задумался. – Хотя и на нее у меня, может быть, найдутся любители…

– Сволочь!

– Да или нет? – Последовало недолгое молчание и громкий злой окрик-команда: – Ваха, возьми ребенка!

Окровавленный бандит отпустил солдата, стоявшего на коленях, и повернулся к жене и восьмилетней дочери майора, застывшим в ужасе.

– Стой!

Ваха замер.

– Дайте автомат! – Лапшин судорожно сглотнул.

– Э нет! Автомат – это слишком легко! – Закаев повернулся к своим головорезам. – Лечо, развяжи ему руки и дай нож. А ты, майор, не спеши совершать глупость. Твоя смерть ничего не изменит. Умрешь ты – умрут и они. – Закаев показал стволом автомата на дочь, прижавшуюся к ногам матери. – А теперь давай, зарежь его!

Лапшин не помнил лиц, только головы, стрижки, в основном короткие, под ноль, но попадались и волосы, за которые можно было ухватиться. И кровь, кровь, кровь, заливавшую руки, обувь, черной лоснящейся краской покрывающую твердый плац. Солдаты падали, их тут же оттаскивали в сторону, а ему подводили новых. Лапшину казалось, что их сотни, хотя на самом деле он убил троих.