Десять жизней Мариам - Шейла Уильямс

– Я не… постараюсь сохранить тебе жизнь, – слова застряли у меня в горле, как острая кость.

– Лучше, если не сможешь…

Нетта закрыла глаза и чуть пошевелила плечом, – это все, на что у нее остались силы.

Бек принесла мне чашку, а затем я отослала девчонку. Она дала клятву парню из северного дома Маккея. Незачем ей это видеть. Да и никому больше.

Из двери высунулась голова Маккея. Я была слишком занята, чтобы с ним разговаривать, просто слышала его ворчливый хриплый голос. Элвина рассказывала, что к чему, отвечая на все вопросы, кроме одного:

– Как скоро она снова сможет рожать?

Я никогда не узнаю, что использовала Нетта. Больше не спрашивала, а она не рассказала. Этого ребенка я вынимала по частям: ножку, ручку… Крови из Нетты вылилось еще больше. Я думала, она не выживет. Теперь это было в руках богов, любого из них, кто заинтересован. Мне потребовался почти весь день и следующее утро, чтобы извлечь ее младенца, привести в порядок ее утробу и все тело. От боли я дала ей одно снадобье с сильным резким вкусом, который замаскировала медом и корицей.

Но больше ничем помочь не могла, зная наверняка только одно:

– Нетта, детей у тебя уже не будет.

В ответ она вздохнула.

– Вот и хорошо.

«Никогда не рассказывай всего, что знаешь».

То, что знала я, могло кончиться для Нетты поркой, а то и продажей. Из-за моих знаний ко мне, Элвине и малышке Бек могла возникнуть куча вопросов, на которые нам не хотелось бы отвечать. Мои настоящие знания, а не те, что люди мне приписывали, для меня могли тоже обернуться поркой, а то и чем похуже.

– Я делаю женскую работу, – сказала я Иеремии, и пусть думает что хочет. – Вашему-то Иисусу детей принимать, похоже, не с руки.

Улыбку с лица проповедника как корова языком слизнула.

– Вот-вот, и творишь всякую… дьявольщину. Я точно знаю.

Как же много мне хотелось сказать этому желчному человеку с горькой кровью и кислым каменным лицом! Он немного помолчал, надеясь, что я клюну на его подстрекательские слова. Но не дождался.

– Джеймс хочет, чтобы Иисус благословил его брак.

Это правда.

– Зато я не хочу, – хмыкнула я, переливая остывший отвар в банку.

Лицо Иеремии потемнело, как небо перед грозой.

– Ты женщина, дочь Евы. И языческая ведьма. – Его голос прогремел надо мной, как гром, исполненный яда и зависти.

– Ты и перед Джеймсом называешь меня языческой ведьмой?

Иеремия фыркнул.

– Нет, – ответила я сама себе. – Нет, этого ты себе не позволяешь.

– Ты его заколдовала, порчу навела! Он не слушает никого! – выкрикнул Иеремия.

– Ну и дурак же ты!

– Я молюсь за душу Джеймса, – продолжал проповедник. – И советовал ему не жениться на тебе. Ибо ты осквернишь его.

– Оскверню?! Да это ты своими горькими словами и кислым лицом сейчас оскверняешь мои снадобья.

– Святой Павел говорит, что женщины не должны…

– Святой Павел не рожает детей, а вот некоторым… женщинам приходится делать это для него и для всех остальных мужчин, которых я знаю. Так что, коль ты пришел не за мазью или отваром для Роды, учти: у меня полно работы. У Махалы ребенок вот-вот запросится наружу, надо подготовиться. А может, тебе что-нибудь дать от твоего вечно урчащего живота?

– Не смей насмехаться над Богом, женщина! – заорал Иеремия, замахиваясь: то ли ударить собрался, то ли напугать и власть свою продемонстрировать.

Я потянулась, как могла, повыше, изо всех сил удерживаясь, чтобы не схватить ближайший горшок и не швырнуть ему в голову.

– И давно ты стал богом? Пошел вон.

Для человека, который считал всех женщин ниже себя, Иеремия отозвался довольно вяло и не сразу. Глаза у него расширились, затем он фыркнул и переступил через порог. Я засмеялась, увидев, как поспешно он пустился наутек по грунтовой дороге – словно за ним гнался дьявол, и мой, и его.

* * *

– Тебе не следовало этого делать, – сказал мне Джеймс позже, когда мы остались одни.

– Чего? – уточнила я. – Смеяться над ним?

Лицо у Джеймса было мрачным, он будто ждал, что Бог Иеремии или еще какой-нибудь вот-вот мимоходом покарает его слепотой или чумой.

– Да, тебе не следовало этого делать. Иеремия – человек мастера Томаса. Мастер Томас к нему прислушивается. Если Иеремия скажет ему, что ты ведьма…

– Я не ведьма! И ты, кстати, тоже человек мастера Томаса. И к тебе он тоже прислушивается, и с тем же успехом последует что твоему совету, что совету проповедника. – Я пыталась сдерживаться, но эти люди уже сидели у меня в печенках. – Я единственная повитуха на многие мили вокруг. Роберт Нэш зарабатывает на мне каждый раз, когда я выхожу из дома.

Джеймс схватил меня за руку и резко притянул к себе, почти касаясь моего лица своим.

– Но это не помешает ему мгновенно тебя продать, если брат нажалуется, что ты навела порчу на Иеремию.

Я фыркнула.

– Не раньше, чем мистрис Томас кого-нибудь родит. Если он меня и продаст, то только после этого. Но в любом случае порчу я наводить не умею. Зачем Иеремии на меня наговаривать?

– Мариам, – медленно произнес Джеймс тихим голосом. – Иеремия утверждает, что ты проклинаешь его на языческом наречии, используешь какие-то дьявольские африкские слова.

У меня аж дыхание перехватило и глаза закрылись.

– И ты ему веришь?

– В тебе нет дьявола, Мариам. Но…

Я всего лишь велела Иеремии Нэшу уйти. На своем родном языке. Словами моих родителей и моей семьи, теми, которые говорю только самой себе, потому что больше их никто не знает.

– Я… забываюсь иногда.

– Я знаю, – пробормотал Джеймс, касаясь губами моего лба. – И не виню тебя. Намерения-то у Иеремии добрые, а вот терпение Иова ему несвойственно. Будь осторожна, Мариам.

Джеймс обнял меня и так прижал к себе, что мне показалось, будто я чувствую биение его сердца.

– Иеремия сказал, что я попаду в ад… И ты… если останешься со мной.

Джеймс рассмеялся и поцеловал меня.

– Что ж, если ты окажешься там, никакие небеса не удержат меня.

Джеймс прав. Нужно вести себя осторожнее. Мне еще предстоит изучить обычаи этих людей. Принять их власть над моей и его жизнью. Мы с Джеймсом хотели соединиться. Но нам требуется согласие мастера Томаса и мастера Роберта, хоть мне неприятно это осознавать. Джеймс предложил построить для нас хижину на краю болота, на куске поля под названием «Уголок Мюррея». Это был почти бесплодный участок земли, принадлежавший еще матери братьев Нэшей. Джеймс сказал, что этот участок ему обещал старый мастер,