Лев - Конн Иггульден

Солнце еще только вставало. Павсаний понимал, что у него есть день, чтобы найти пленников. Найти и доказать, что все случившееся – интрига афинян. Да, это испортит его отношения со всеми участниками симмахии. Возможно, именно в этом с самого начала и состоял их план. Он стиснул зубы. Выбора не осталось.

– Обыщите остров, – приказал Павсаний. – И корабли.

17

Спартанские гоплиты сновали по кораблю, заглядывая под скамьи гребцов, вышибая ногами двери кладовых. Наблюдая за ними, Аристид видел, с каким недовольством и даже гневом смотрят на них его люди. Он сам распорядился не препятствовать обыску, даже если дело дойдет до осмотра личных вещей. И тем не менее афинские гоплиты кипели от ярости. Лишь присутствие капитана позволяло удерживать ситуацию под контролем и предотвращало взрыв страстей.

Оглядевшись, Аристид увидел красные плащи и на стоящих поблизости судах. Всего на спартанских кораблях было около двухсот гоплитов, и большинство их участвовало сейчас в поисках сбежавших пленников. Мест, где можно спрятать несколько человек, на военном корабле не так уж много. Кроме тесных помещений возле кормы, все остальное – палуба и гребной отсек – было открыто взгляду.

Между тем два спартанских корабля снялись с якоря, ощетинились веслами и двинулись вдоль берега, вероятно имея целью обойти Кипр и осмотреть берега. Какой-то смыл в этом был, хотя, учитывая размеры острова, Павсанию потребовался бы месяц, если не больше, чтобы проверить каждую пещеру и рощу.

При этой мысли Аристид улыбнулся, но тут же придал лицу сердитое выражение – к нему с отчетом направлялся командовавший обыском спартанец.

– Беглецов на борту не обнаружено, архонт, – сказал он.

– Ничего другого я и не ожидал, – отрезал Аристид. – Полагаю, и Павсаний тоже. В какую бы игру ни играли ваши хозяева, у меня пленников нет. Клянусь в этом Афиной, Аполлоном и Посейдоном, поскольку мы здесь в его владениях.

Спартанец вздрогнул, услышав такую клятву, как будто ожидал, что вот сейчас Аристида поразит молния или на небе появятся грозовые тучи. Подозрения, с которыми он прибыл на корабль, сменились замешательством, и он спустился в лодку, чтобы отправиться на следующую триеру. Никаких оснований сомневаться в словах афинского архонта у него не появилось. И это вызывало беспокойство.

Спартанская лодка приближалась к очередному кораблю. Наблюдая за ней, Аристид не улыбался, хотя каждое появление этих людей на палубе другого судна вбивало между ними клин. Архонт видел, как спартанцы высаживаются на кораблях Коринфа, хотя весь Пелопоннес считался их союзником. Везде, куда бы ни пришел, Павсаний сеял вражду и гнев, но Аристид надеялся на большее. Лучше, чем другие, спартанцев знал Кимон. Именно он и предположил, что Павсания могут отозвать на родину, если найдут подходящее обвинение. В таком случае от него удастся избавиться, не пролив ни капли крови. Весь план основывался на суждении Кимона о спартанской чести. Глядя на море, Аристид задумчиво жевал нижнюю губу.

Вдалеке греческое торговое судно обогнуло мыс в сопровождении одного из спартанских военных кораблей. Аристид вздохнул. Конечно, падальщики вот-вот слетятся. Они всегда идут по пятам армий и флотов в поисках объедков. На Кипре есть все возможности сколотить состояние – одна лишь торговля рабами приносила хорошую прибыль. Спартанцы могут пренебречь выкупом и отказаться от серебряных драхм, но у Афин – двадцать тысяч гребцов, и им всем нужно платить.

* * *

Мухи устроили на нем настоящий пир, но Перикл старался не шевелиться. День выдался жаркий, и затылок уже горел. Лодку еще в темноте вытащили на берег, бредя по колено в черной жиже, которая запеклась у него на ногах. По крайней мере, персидские пленники пробыли на этом берегу недолго. Поскальзываясь и падая, но не жалуясь и поддерживая Артабаза, они устремились в серые предрассветные сумерки, в страхе оглядываясь, как будто эту новообретенную свободу мог кто-то отнять. Перикл смотрел им вслед, пока не убедился, что все выбрались живыми, но к тому времени пускаться в обратный путь было уже поздно.

Путешествие с острова на большую землю заняло намного больше времени, чем ожидалось, и гребцы выбились из сил. То ли кто-то неверно оценил расстояние, то ли их подхватило и утащило с курса течение, но берега они достигли только к рассвету. И если Перикл еще отмахивался от сосущих его кровь мух, то гребцы спали как убитые.

На восходе солнца Перикл увидел вдалеке идущие вдоль берега корабли с красными парусами. Искали беглецов. Он понимал, что, если они узнают его имя, опасаться придется до конца жизни. В вопросах чести спартанцы никогда не шли на уступки, и вызова на поединок ему будет не избежать. Но сейчас он был бессилен. И хотя живот сводило от страха – их могли обнаружить местные жители, а освобожденные пленники могли привести с собой персидскую стражу, – ему оставалось только лежать, потея и терпя укусы мух-кровососов, и пережидать этот долгий день.

Лодку укрыли ветками и водорослями, всем, что удалось найти. Об этом Перикл позаботился еще до того, как небо начало светлеть. Опустившись на колени в густой траве, в тени кривого дерева, он поморщился, когда ногу свело судорогой. Его беспокоили швы на ране. Подтягивая лодку, он почувствовал, как на ноге что-то разошлось. Заглянуть под повязки не хватало смелости.

Время тянулось с бесконечной медлительностью. Взошло солнце, и яркий свет резанул по глазам. Один из гребцов пошевелился, хлопнул себя по лбу и, увидев, что Перикл не спит, кивнул. Пришло время отдохнуть. Перикл прислонился спиной к дереву, отвернулся от бьющего в лицо солнца и сразу же уснул.

Он то просыпался, то снова засыпал, когда гребцы меняли вахту, но больше они его не беспокоили. Он был сыном Ксантиппа, и все они знали его отца, даже если не служили под его началом при Саламине. Очнувшись в очередной раз, Перикл обнаружил, что жара спала, день катился к вечеру.

Солнце ушло на другую сторону острова и опускалось за горы. Встав, чтобы облегчиться, у дерева, которое несколько часов служило ему опорой, Перикл напомнил себе, что находится на чужой земле. Один из гребцов собирал листья, чтобы подтереться, и обрадовался, обнаружив невзрачную дикую смоковницу. Перикл огляделся. Тело чесалось от тысяч укусов, кожа горела, рана пульсировала болью, а нога под повязкой, похоже, распухла – то ли от грязи, то ли от гноя. Он не знал, как повлияют на рану черная жижа и соленая вода, но предполагал, что хороших последствий ожидать не стоит.

В животе заурчало,