Лев - Конн Иггульден

флот для защиты от врага. Вот моя забота, а не судьба пленных! – Он снова обвел собравшихся презрительным взглядом. – Праздник Аполлона Карнейского начинается через десять дней, в конце лета. Тогда же они будут отправлены в жертву богу, чей оракул и чье благословение принесли мне победу при Платеях и здесь, на Кипре.

Переводчика у Артабаза забрали, и перс понятия не имел, о чем говорит спартанец, но его не оставляло ощущение, что ничего хорошего ждать не стоит. Он встретился взглядом с Аристидом, единственным, чье лицо здесь было ему знакомо. Несмотря на избиения, которым его подвергли, Артабаз сохранил достоинство. Поймав взгляд афинянина, он улыбнулся и кивнул в знак приветствия. Здоровый глаз блеснул, и Аристиду пришлось отвернуться.

16

Стояла тихая ночь. Берег патрулировали гоплиты, часть флота тоже оставалась начеку – на случай нападения из глубины острова. Первыми Кипр заселили греки, столетия назад обосновавшись на западной стороне. Потом, когда Персия набрала силу и расширила свои владения, греков изгнали из их маленьких поселений и рыбацких деревушек, а пришлые чужаки, поклонявшиеся Ахурамазде, начали воздвигать странные храмы и высокие стены. Остров был старый как мир, а его воздух – пропитан ароматом древних времен.

При мысли о том, что его обнаружат, Перикл похолодел. Он стоял у лодки на северной стороне острова. Глаза привыкли к темноте, но в тихом лунном свете он ощущал себя уязвимым, как будто стоял посреди пустыни. В лодке, положив на колени весла, сидели четыре гребца, которые, казалось, никакого напряжения не чувствовали. Может быть, они не понимали, что делают, или просто выполняли приказы командиров и все остальное их нисколько не волновало. Один даже начал похрапывать, и его пришлось слегка растормошить.

Сердце колотилось в груди, как бешеное. Глупцами спартанцы не были. Что бы сказал Павсаний, обнаружив их здесь? Изводя себя всевозможными сценариями катастрофы, Перикл захватил с собой два мотка рыболовной лесы. Версия с ночной ловлей кальмаров выглядела вполне правдоподобной, хотя он и не надеялся, что Павсаний в это поверит. А если Кимона и Аристида поймают? За этим вполне могла бы последовать война, и если бы она началась на Кипре, Периклу угрожала бы смертельная опасность. На флоте спартанцы были в значительном меньшинстве, но в случае войны этот фактор мог и не сработать. Вся Греция хорошо помнила и до сих пор обсуждала сражение при Фермопилах. Некоторые аспекты этой не такой уж давней истории до сих пор тревожили Перикла, когда ему приходилось вступать в какие-либо отношения с представителями этой страны.

Говорили, что ту памятную битву в горном проходе у моря пережили три спартанца. Одного отослали в самом начале с последними новостями. Вернуться на перевал до окончания сражения он не успел и со стыда повесился. Ближе к концу, когда волны персов одна за другой накатывались на изможденных спартанцев, Леонид отправил еще двух спартиатов. Из-за попавшего в глаза песка они почти ничего не видели. От этой мысли Перикл поежился. Первый из них предпочел смерть слепоте и, вернувшись на перевал, покончил там с жизнью. Второй, по имени Аристодем, все же добрался домой, в Спарту, но столкнулся с всеобщим презрением. Никто не дал ему ни приюта, ни пищи. Никто с ним не заговаривал. Его назвали трусом и оплевали. Тогда он потребовал и получил место в первой шеренге воинов при Платеях. Слепой, он сражался как безумный и все время смеялся. Там и нашла его смерть, но свою честь Аристодем восстановил.

Так это выглядело в изложении спартанцев. Не раз и не два Перикл задавал себе вопрос: сможет ли он когда-нибудь по-настоящему понять их? Дело не в том, что они поклонялись смерти – это он знал. Но как можно разбрасывать жизни, словно они всего лишь листья на ветру? Его отец, заслужив уважение, не придавал этому большого значения, но всегда с гневом говорил о своем изгнании, когда народ Афин отвернулся от него. Иногда Периклу казалось, что репутация – это самое важное на свете, а иногда – что она всего лишь пустой звук.

В подлеске что-то зашевелилось, и праздные мысли разлетелись вдребезги. Он умышленно выбрал это место на северном берегу, за мысом, похожим на вытянутый палец, указующий на север, вдалеке от спартанских кораблей. Но если бы кто-то из людей Павсания заметил его маленькую лодку, ему пришлось бы столкнуться с вооруженными спартанцами. Перикл сглотнул и сжал рукоятку заткнутого за пояс кописа. Кимон отдал нож, не сказав ни слова, стоило только попросить, но против самих спартанцев толку от этого оружия было мало. У каждого из них был такой же копис, и владели они им, как он подозревал, намного лучше. Ко всему прочему, не давали покоя раны. Вытаскивая лодку на берег, не ступить в воду невозможно. Соль обожгла икру, а вода наверняка смыла мед. Лекарь Гольшан будет опять недовольно ворчать.

Затаив дыхание и всматриваясь в тревожные тени, Перикл поймал себя на том, что нервно скалится, хотя ухмылка ни в коей мере не отражала его состояние. Можно было только надеяться, что она придает ему вид лихого рубаки, хотя и в этом оставались большие сомнения.

Слева от него, в подлеске, ухнула сова, и Перикл с облегчением выдохнул. Сложив ладони чашечкой, он подал такой же сигнал. Ответные голоса прозвучали в ночи слишком громко. Свои, подумал Перикл. Должно быть. Спартанцы пришли бы молча, и это было бы еще страшнее.

Мыс, на котором он ждал, представлял собой полоску песка, наполовину прикрытую принесенной морем веткой, длиной с лодку, и пучками высохших на солнце водорослей. Неподалеку что-то зашуршало, и Перикл насторожился. Кто там? Люди? А может быть, ящерица или черепаха?

Он ждал, наклонившись, чтобы постучать костяшками пальцев по борту, подав сигнал гребцам. По крайней мере, они не дремали.

Первым из кустов вышел Кимон. За ним появилась цепочка людей, неуклюжих, уставших и едва волочащих ноги. Последний сильно хромал и одной рукой обнимал Аристида, а другую прижимал к груди. Подойдя ближе, Артабаз рухнул на землю, едва не захватив с собой афинянина, которому переход тоже дался нелегко; он постоял, полусогнувшись, упершись ладонями в колени и тяжело дыша.

– Все было… не так просто… как я представлял, – признался, отдуваясь, Кимон. – Я уж думал… заблудились и… ходим по кругу. – Он поежился, поскреб лицо и потряс головой: – Пауки! Постоянно на них натыкался. Один точно укусил. Или, может, не паук, а терновый куст. Говорю тебе, это было хуже, чем на Скиросе. Клянусь богами, я рад тебя видеть. Когда услышал крик совы,