Круглый год с литературой. Квартал второй - Геннадий Красухин

В 1990-м вернулся в Россию, работал в основанной Фондом Сороса общественной организации «Открытое общество». После закрытия общества и выдворения из России Фонда Сороса вновь переехал в США, возглавив созданный там Борисом Березовским Фонд общественных свобод.

Александр Гольдфарб (литературный псевдоним Алекс Гольдфарб) дружил с Александром Литвиненко, помог ему уехать из России, когда над Литвиненко нависла смертельная опасность, подготовил для издания книгу Литвиненко «Lubyanka Criminal Group» («Лубянская преступная группировка»), вышедшую в Нью-Йорке в 2002 году. Провёл самостоятельное расследование гибели Литвиненко от полония и вместе с его вдовой Мариной написал книгу «Саша. Володя. Борис. История убийства», которая недавно переведена Гольдфарбом на русский язык и вышла в США.

24 МАЯ

Много лет назад день моего сорокалетия начался привычно: не вставая с постели, я погнал по радиоволнам мой небольшой японский приёмник «Панасоник». Обычно в Москве зарубежное радио ловилось плохо. Но тут повезло сразу: внятный мужской голос сказал: «Сегодня исполняется 40 лет поэту Иосифу Бродскому». Я был приятно удивлён: надо же мы с Бродским родились в один день и в один год (1940)! И вот – я получаю первый подарок: по «Голосу Америки» читает свои стихи не просто мой ровесник, но ещё и родившийся в один день со мной – 24 мая.

Я знал, что 24 мая родился ещё один русский писатель, получивший Нобелевскую премию, – Михаил Шолохов. Но я его не любил. Несмотря на «Тихий Дон». Точнее, «Тихий Дон» для меня всегда существовал отдельно от автора. И очень обрадовался, прочитав в самиздатовском «Телёнке» Солженицына о неком литературоведе, написавшем убедительную книгу о ложном авторстве Шолохова. Потом уже, значительно позже своего сорокалетия, я эту книгу – «Стремя «Тихого Дона» И.Н. Медведевой-Томашевской прочитал. И она меня убедила. Прочитал и её критиков. Остался верен Медведевой-Томашевской: ну, не укладывается у меня в голове, как мог человек, окончивший четыре класса гимназии, 23–24 лет, то есть в 1928-29 гг. (Шолохов родился в 1905) стать автором двух первых томов «Тихого Дона»: там запечатлены такие глубинные знания истории казачества, которых без кропотливой работы в архиве не получишь. Но не верилось, что плохо образованный юноша сумел перелопатить архивы. Ведь ничего общего с ранними «Донскими рассказами», которые написаны в обычном пролеткультовском стиле. И ничего общего с «Поднятой целиной», в которой мой умерший недавно товарищ Бенедикт Сарнов находил неплохие пейзажные описания и потому допускавший авторство Шолохова. Я спорил с Беном, приводил аналог с плохими поэтами, у которых вдруг мелькают неплохие строчки. Не говорю уже о страшно перехваленном рассказе «Судьба человека». Прочитав его, я удивился: слышал, что Шолохов страдает запоями. Как же мог человек, знающий об увесистой силе водки и тем более спирта, изобразить оголодавшего в плену героя, который не только не отказывается от полного стакана, налитого ему немецким офицером, но выпивает, не отрываясь до конца, не закусывает и продолжает беседу с немцем! Ну, а о неоконченном романе «Они сражались за Родину» и говорить нечего: перо графомана!

О Нобелевской премии Шолохова я вспомнил сейчас, а в тот день нашего общего с Бродским сорокалетия я о ней не вспоминал: не было повода. Бродский получил свою Нобелевку позднее.

Справедливо ли, что из русских поэтов в советский период получили её только Пастернак и Бродский, а, допустим, Ахматова, Твардовский или Чухонцев (да, я его считаю поэтом выдающимся!) не получили? Вопрос непростой. Нобелевская премия за русские стихи не присуждалась. Для того чтобы получить её, нужно быть очень хорошо переведённым на английский, или французский, или немецкий. Но Бродскому дали премию главным образом за его английские стихи и эссе (он в совершенстве овладел языком в изгнании). Стихи Пастернака были переведены на другие языки и, говорят, что неплохо, но премию всё-таки он получил за роман «Доктор Живаго», в котором, правда, есть великие стихи. Знаю, как сформулировал Нобелевский комитет своё решение дать премию Пастернаку: «За выдающиеся достижения в лирической поэзии и продолжение благородных традиций великой русской прозы». Но если и были у жюри Нобелевки какие-либо колебания, то после выхода переведённого на европейские языки «Доктора Живаго», их не осталось.

Впрочем, да не подумают, что я ставлю под сомнение решение Нобелевского комитета. Оно справедливо в отношении Пастернака. Справедливо оно и в отношении Бродского. Одна его перекличка с Пушкиным заслуживает высшей оценки:

Я вас любил. Любовь ещё (возможно,что просто боль) сверлит мои мозги.Всё разлетелось к черту на куски.Я застрелиться пробовал, но сложнос оружием. И далее: виски:в который вдарить? Портила не дрожь, нозадумчивость. Чёрт! Всё не по-людски!Я вас любил так сильно, безнадёжно,как дай вам Бог другими – но не даст!Он, будучи на многое горазд,не сотворит – по Пармениду – дваждысей жар в крови, ширококостный хруст,чтоб пломбы в пасти плавились от жаждыкоснуться – «бюст» зачёркиваю – уст!

А у него стихотворений такой силы немало!

Умер Иосиф 28 января 1996 года.

Здесь же сообщаю и о том, что Шолохов скончался 21 февраля 1984 года, благо и он родился 24 мая.

24 мая 1988 года скончался выдающийся учёный современности Алексей Фёдорович Лосев (родился 22 сентября 1893 года).

Меня с ним связывает некая мистическая связь: я получил премию его имени в МПГУ за свою книгу о Пушкине, изданную «Босленом» в 2013 году.

В МПГУ я пришёл несколькими годами позже голосования среди преподавательского состава, решавшего: оставить ли МПГУ, наследнику педагогического института имя В.И. Ленина это имя, присвоить ли ему имя одного из двух выдающихся учёных, работавших в нём – В.И. Вернадского или А.Ф. Лосева. Это были годы перестройки, и большинство преподавателей высказались за привычного Ленина. Спасибо министерству, которое разрешило сделать педуниверситет безымянным.

Думаю, что голосование было попросту просоветским. Тем более что и Вернадского, и Лосева в МПГУ чтят. Их именами названы высшие его премии: Вернадского – за выдающуюся работу по естественным наукам, Лосева – за такую же, но по наукам гуманитарным.

Ученик великого Флоренского Алексей Фёдорович застал и беседовал с такими замечательными философами, как Бердяев и Франк.

Судьба его, не скрывавшего своих идеалистических воззрений, складывалась очень несчастливо. Уже в начале 20-х он провёл год в Белбалтлаге, Выйдя на свободу с большим трудом устроился преподавать античную эстетику во 2-й МГУ, из которого и возник нынешний МПГУ, и в академию художественных наук. В 1929-м вместе с женой тайно постригся в монахи от афонских старцев. Я помню его в неизменной монашеской шапочке скуфье.

В 1930-м написал свою знаменитую книгу «Диалектику мифа», где довольно убедительно отвергал диалектический материализм, за что был арестован и приговорён к 10 годам лишения свободы. Жена его была приговорена на 5 лет.

Отбывал наказание на строительстве Беломоро-Балтийского канала, где почти полностью потерял зрение, которое восстановилось только частично и не до конца его жизни.

Благодаря заступничеству Е.П. Пешковой, руководителя Красного Креста в 1932 году Лосев с женой вышли на свободу.

Пытался найти в диамате рациональное зерно. Насытил свои работы цитатами из Маркса и Ленина. Но это не спасало его от разгромной критики ортодоксов.

С 1944 года преподавал в нашем предшественнике пединституте.

После смерти Сталина стал публиковаться довольно широко. Его критики поутихли.

В 1960-м напечатал первый том своей «Истории античной эстетики», существенно изменившей наше представление о ней. Дальнейшие её тома выходили год за годом.

Одновременно работал над произведениями по философии музыки и по герменевтике. Написал книги по эллинистическо-римской эстетике (1979) и эстетике Возрождения (1978).

В 1985 году получил Государственную премию СССР.

К концу жизни не писал, а диктовал свои работы, будучи окончательно слепым. В память об этом в Российской государственной библиотеке для слепых установлен его бюст.

24 мая 1896 года родился Михаил Павлович Алексеев, выдающийся литературовед, академик АН СССР, много сделавший для изучения связей русской и западноевропейской литератур, председатель Пушкинской комиссии при академии с 1959 года и до смерти (1981).

У него много званий и титулов, но мне он дорог прежде всего как исследователь Пушкина. Его итоговые книги «Пушкин. Сравнительно-исторические исследования» и «Пушкин и мировая литература» занимают одно из почётнейших мест на моей книжной полке, заставляют часто к ним обращаться, а порой с удовольствием их перечитывать.