Всеволод Большое Гнездо - Алексей Юрьевич Карпов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иерархи-греки и на Руси использовали ослепление как форму церковного наказания — но по преимуществу в отношении тех, кого обвиняли в ереси или святотатстве: так, по нормам византийского права в 1169 году в Киеве был жестоко казнён владимирский «лжеепископ» Феодор, которому, «яко злодею еретику», вырезали язык, отсекли правую руку, «и очи ему вынули, зане хулу измолвил на Святую Богородицу»; впрочем, так же прежде расправлялся со своими врагами во Владимире и сам Феодор, тоже грек по происхождению81.
Но вот городским восстаниям такая форма расправы, повторюсь, не знакома. (При том, что развивались эти восстания нередко именно по «владимирскому» сценарию, в защиту собственного князя, и порой оборачивались смертью «чужого», враждебного горожанам правителя — как, например, было в Киеве в 1147 году, когда обезумевшая толпа растерзала князя-инока Игоря Ольговича.) Тогда почему же владимирские «мужи» так настойчиво (дважды, если доверять показаниям Лаврентьевской летописи) требовали от Всеволода «слепить» попавших к ним в руки князей? Не чужая ли воля направляла их, и не они ли — а отнюдь не князь Всеволод — оказывались объектом влияния извне? Или же свидетельство об их настойчивости владимирского летописца — не более чем желание выгородить своего князя, снять с него обвинение в излишней жестокости? Ведь составленная при Всеволоде Юрьевиче летопись отражает события исключительно в выгодном для него свете. В конце концов, традиции византийской политической борьбы были знакомы Всеволоду, несколько лет проведшему в Империи, куда лучше, чем владимирским горожанам. Что ж, поле для домыслов, как говорится, свободно, и каждый волен высказывать на сей счёт собственные предположения...
Между тем история с братьями Ростиславичами оказалась ещё более запутанной. Покинув Владимир, несчастные направились в Смоленск, к князю Роману Ростиславичу, от которого, наверное, ждали покровительства и поддержки. Конечно же, направились не сразу и не сами по себе. Передвигаться самостоятельно они не могли, к тому же сильно страдали («гниюще очами», по свидетельству летописца). В самом начале сентября князья оказались близ Смоленска, у церкви Святых Бориса и Глеба на Смядыни, выстроенной на том самом месте в устье одноимённой реки, притока Днепра, где 5 сентября 1015 года был убит князь Глеб Владимирович — один из двух (наряду с братом Борисом) первых русских святых, покровителей всех князей Рюрикова рода. И вот 5 сентября 1177 года, в самый день мученической гибели святого Глеба, случилось то, что современники посчитали чудом, а историки Нового времени — по большей части мистификацией или «политической спекуляцией»82.
Автор Лаврентьевской летописи ни словом не упоминает об этом. Зато в Новгородской Первой летописи читаем:
«...В то же время ослеплён был Мстислав князь с братом Ярополком от стрыя своего Всеволода, и пустил их (Всеволод. — А. К.) в Русь. Вели же их слепыми и гниющими глазами, и когда дошли Смоленска и пришли на Смядынь в церковь Святых мучеников Бориса и Глеба, и тут тотчас постигла их Божия благодать и святой Владычицы нашей Богородицы и святых новоявленных мучеников Бориса и Глеба, и тут прозрели»83.
(Во всех списках, заметим, в единственном числе: «...ослеплён бысть Мстислав...», хотя далее упоминается и его брат Ярополк и использовано уже двойственное число: «...ведома же има слепома и гньющема... и ту прозреста»).
«...И вошли в церковь Святых мучеников Бориса и Глеба на Смядыни, и тут прозрели сентября в 5 [день], на убиение Глебово, а на зиму пришли в Новгород...» — добавляет дату чудесного исцеления автор Московского летописного свода конца XV века, а внизу на поле помещает особый заголовок к этому своему сообщению: «О ослепленьи Ростиславичев и о прозреньи их на Смядыне»84.
Впоследствии рассказ о чудесном исцелении братьев вошёл в особую редакцию Сказания о чудесах святых Бориса и Глеба, сохранившуюся в украинской рукописи середины XVII века («чудо 7-е»). Рассказ этот в основе своей отражает именно владимирскую версию событий[17], а далее содержит обычное для житийной литературы распространение первоначального краткого повествования:
«...Молящимся же им прилежно Богу с великим умилением и святых мученик Бориса и Глеба яко сродник своих в помощь призывающим, еже облегчитися им от болезни, гнияху бо им очи. И ещё им молящимся, и се скорая помощника и заступника скорбящим не презреста моления их (использовано двойственное число. — А. К.), но ускориша им на помощь и благодатию Божию дароваша им очёса. Они же паче надежды не токмо облегчение от болезни прияша, но и очи свои абие целы обретше и, ясно прозревше, велми прославиша Бога и Пречистую Матерь и такожде великих Христовых угодников и мученик Бориса и Глеба. И отъидоша здравы, видяще добре, хваляще и благодаряще Бога и святых мученик везде прославляюще и проповедающе чудеса и дерзновение еже к Богу...»85
Что в действительности случилось на Смядыни, мы, конечно же, так никогда и не узнаем. Впоследствии не раз утверждалось, что чудесное исцеление братьев Ростиславичей было подстроено, и чуть ли не самим Всеволодом. Впервые такое предположение высказал в XVIII веке Василий Никитич Татищев, попытавшийся разобраться в произошедшем с чисто рационалистических позиций. На его просвещённый взгляд, никакого исцеления, равно как и никакого ослепления братьев Ростиславичей во Владимире не было:
