Всеволод Большое Гнездо - Алексей Юрьевич Карпов

Более всех уступкой Киева Святославу Всеволодовичу был недоволен Мстислав Храбрый, младший из князей Ростиславичей, который княжил прежде в Смоленске, переданном им теперь старшему брату. Но он же первым и обратился к Святославу Всеволодовичу — уже как к великому князю Киевскому! — с просьбой вмешаться в суздальский конфликт. Помимо прочего, Мстислав был женат на дочери князя Глеба Рязанского. Но просил он не только за тестя, но и за суздальских Ростиславичей. «Пошли ко Всеволоду Мстислава для и Ярополка» — так передаёт смысл его послания летописец75. К просьбе Мстислава присоединилась и княгиня Глебовая, «молясь о муже и о сыне». Можно было бы добавить: и о братьях — ведь жена рязанского князя, напомню, приходилась сестрой суздальским Ростиславичам. Самого же Святослава Всеволодовича должна была беспокоить ещё и судьба собственного зятя, князя Романа Глебовича.

Произошедшее во Владимире вообще сильно задевало бывшего покровителя Всеволода. Ведь это он некогда приютил у себя и самого Всеволода с братом, и его племянников и настоял на заключении ими мира, и это без его помощи Всеволод не смог бы победить в войне за Владимир. Будучи черниговским князем, Святослав Всеволодович помогал Юрьевичам, опасаясь чрезмерного усиления своих противников как в Суздале и Ростове, так и в Рязани. Но итогом войны стали объединение Владимиро-Суздальского княжества в одних руках и подчинение Рязани новому владимирскому князю — а это отнюдь не отвечало интересам Святослава. Его сыновья участвовали в битве на Прусковой горе, но теперь, судя по логике летописного повествования, покинули своего недавнего союзника и какого-либо влияния на него не имели. А потому Святослав прибег к посредничеству церковных иерархов, которых всегда привлекали князья, чтобы «отмолить» попавших в плен родичей. Во Владимир к Всеволоду отправились черниговский епископ Порфирий и игумен монастыря Святой Богородицы Ефрем. Однако миссия их полностью провалилась.

Порфирий, по всей вероятности, был тем самым не названным по имени церковным иерархом, «из руки» которого целовали крест все четыре суздальских князя после смерти Андрея Боголюбского. Тогда этот договор почти сразу же был нарушен, в чём, возможно, Всеволод углядел вину епископа. Может быть, поэтому он обошёлся с ним и его спутником столь негостеприимно. И епископ Порфирий, и игумен Ефрем были задержаны во Владимире; «и удержа их Всеволод два лета», — свидетельствует летописец. Если посланцы Святослава прибыли во Владимир весной 1177 года, то «два лета» пребывания во Владимире означают, что отпущены они были не ранее весны—лета следующего, 1178 года. Несомненно, такие действия владимирского князя нельзя расценить иначе, как недружественные в отношении Святослава Всеволодовича. Но теперь Всеволод чувствовал себя настолько сильным, что не нуждался в покровителе, и спешил продемонстрировать это самым наглядным и даже оскорбительным для того образом.

Тем не менее переговоры продолжились. Предложение Святослава Всеволодовича сводилось к тому, чтобы Всеволод освободил рязанского князя, так сказать, под его поручительство — с условием, что тот навсегда откажется от своих прав на Рязань в пользу сыновей, а сам «поидеть в Русь», то есть в Чернигов или Киев. Но этому воспротивился сам Глеб Ростиславич. «Лучше здесь умру, не[жели] иду!» — такие его исполненные чувства собственного достоинства слова приводит летописец.

К сожалению, слова эти оказались пророческими. 30 июня князь Глеб Ростиславич умер76. При каких обстоятельствах это произошло, своей ли смертью, или кто-то помог ему расстаться с жизнью, неизвестно. Обращает на себя внимание то, как сказано об этом в летописях — авторы их прибегали к каким-то нарочито неопределённым, туманным выражениям: «Тогда же Глеб мёртв бысть» (в Ипатьевской); или: «И не стало его в изымании (в плену. — А. К.)» (рязанская по происхождению статья «Начало о великих князьях рязанских», сохранившаяся в Воскресенской летописи XVI века)77.

С большим трудом и не сразу удалось договориться об освобождении князя Романа Глебовича. «А Романа, сына его, едва выстояша, целовавше крест», — читаем в той же Ипатьевской летописи. «Выстояли» князя, очевидно, при посредничестве Святослава Всеволодовича и черниговских иерархов. Крест же Роман целовал Всеволоду Юрьевичу на всей его воле. Так рязанские князья оказались в полной зависимости от владимирского «самодержца» — даже большей, чем во времена Андрея Боголюбского.

Ну а затем настал черёд Всеволодовых племянников. «А Мстислав и Ярополк в порубе были, — продолжает киевский летописец. — И потом вывели их оттуда и, слепив, пустили». (Или, как ещё определённее сказано в статье «Начало о великих князьях рязанских»: «...князь великий Всеволод ослепи».)

Итак, братьев всё-таки «пустили» из Суздальской земли. Но как! Предварительно искалечив, лишив зрения, то есть сделав, по меркам древней Руси, полностью недееспособными!

Подобную двойную расправу можно назвать беспрецедентной для древней Руси. Домонгольская история знает ещё лишь один случай такого рода — это расправа над теребовльским князем Васильком Ростиславичем, схваченным в Киеве великим князем Святополком Изяславичем в 1097 году и злодейски ослеплённым людьми Святополка и его тогдашнего союзника, волынского князя Давыда Игоревича. Ослепление Василька воспринято было как неслыханное преступление. «Такого не бывало ещё в Русской земле ни при дедах наших, ни при отцах наших!» — восклицал, узнав об этом, Владимир Мономах; «Не было этого в роде нашем», — вторили Мономаху его двоюродные братья черниговские князья Олег и Давыд Святославичи78. Теперь, при внуках Мономаха, зло это повторилось в его собственном семействе!

Зато ослепление как средство расправы с политическими противниками широко практиковалось в Византийской империи. Об этом на Руси хорошо знали; по крайней мере один случай такого рода попал на страницы летописи: под 1095 годом в «Повести временных лет» сообщается об ослеплении императором Алексеем Комнином некоего самозванца, выдававшего себя за царевича Леона, сына императора Романа IV Диогена79. Но то лишь один пример в богатой подобными примерами истории