Всеволод Большое Гнездо - Алексей Юрьевич Карпов

противоположном берегу реки, и... тоже побежал, «гоним Божьим гневом», по выражению владимирского летописца.

И опять разгром оказался полным, ещё бо́льшим, чем у Липиц. «Всеволод же князь погнался вслед за ними со всею дружиною, одних секуще, других вяжуще, — вновь процитируем Лаврентьевскую летопись. — И тут самого князя Глеба взяли в плен, и сына его Романа, и шурина его Мстислава Ростиславича, и дружину его всю захватили, и думцев его повязали всех: и Бориса Жидиславича, и Ольстина, и Дедильца, и иных множество, а поганых половцев перебили оружием... Помог Бог и Святая Богородица Всеволоду князю в понедельник Фёдоровой недели, и возвратился с победою великою во Владимир». Пленные князья были с триумфом введены в город; «и дружина их вся схвачена, и все вельможи их, и бысть радость велика во Владимире»65.

Вот так в одночасье Всеволод Юрьевич превратился в одного из сильнейших и могущественнейших правителей Руси. Война была победоносно завершена, враги повержены, всё княжество оказалось в его руках, и титул его брата — «великий князь всей Ростовской земли» — теперь по праву принадлежал ему. Больше того, у него в руках оказались рязанские князья. Напомню, что и Новгород — пусть на время — признал его власть, приняв к себе на княжение его племянника.

Казалось, что победа сама пришла к нему в руки — без каких-либо видимых усилий с его стороны. Всё решили умелые действия его племянника Владимира Глебовича (как оказалось впоследствии, действительно блестящего полководца), а также нестойкость Мстислава и начавшаяся паника в рядах противника. Отступавшие в беспорядке на левый берег Колокши рязанцы и половцы смешивались с бегущими и оказывались под ударами не только своих преследователей, но и дружин того же Владимира Глебовича. Но в глазах современников это лишний раз указывало на то, что Бог на стороне Всеволода и не одной только силой оружия побеждены враги владимирского князя. «...Как пыль в вихре, как огнь пред лицем ветра... так погони их гневом Своим», — перефразирует летописец слова псалмопевца Давида, обращённые к Господу (Пс. 82: 14—16), а далее следует жестокий приговор побеждённым — «суд без милости не сотворившему милость» — слова из Послания апостола Иакова (Иак. 2: 13).

Лишь немногие из побеждённых сумели убежать с поля боя, и среди них — племянник Всеволода Ярополк Ростиславич и сын Глеба Рязанского Игорь. Судьба же тех, кто оказался в плену, сложилась по-разному, по большей части трагически: одних князь казнил, «а овых пожаловал, отпустил» — то ли за выкуп, то ли потому, что «благосерд... и милостив и не рад кровопролитию никако же», как утверждал позднее летописец66. Но сказанное им относилось, наверное, к обычным, рядовым пленникам. Что же касается князей, оказавшихся в руках Всеволода, то на них милосердие владимирского князя не распространялось.

Расправа

Триумфальное завершение войны высвечивает новые, ранее не замеченные черты в характере князя Всеволода Юрьевича. С одной стороны, летопись по-прежнему акцентирует внимание на его внушаемости, даже податливости: как прежде он подчинялся воле своих старших родственников, так теперь он слушает то переяславских «мужей», требующих от него немедленной битвы, то новгородских посланцев, напротив, настаивающих на том, чтобы такую битву отложить. И даже после окончательной победы над врагами Всеволод, как мы увидим, оказывается под сильным давлением владимирских «мужей» и предпочитает подчиниться теперь уже их требованиям. С другой стороны, сами эти требования выглядят не просто жёсткими, но жёсткими до крайности, и может сложиться впечатление, что они и нужны были Всеволоду прежде всего для оправдания собственной жестокости (которой ранее мы за ним не замечали) — жестокости, кажущейся едва ли не беспрецедентной в истории древней Руси. Во всяком случае, и последующие шаги Всеволода — сделанные уже без всяко го принуждения и давления извне — вполне укладываются в логику его поведения в качестве полновластного правителя Владимиро-Суздальского княжества — правителя сурового и беспощадного.

Итак, на третий день после возвращения Всеволода, то есть 9 марта 1177 года (по «включённому» счёту, принятому в древней Руси), во Владимире начались беспорядки. Предшествующие события приучили жителей княжества к тому, что многое, если не всё, совершается по воле веча, к решениям которого обязаны прислушиваться даже князья. Подобное было в обычае в Новгороде, случалось прежде и в Киеве, и в Галиче, и вот теперь похожий сценарий разыгрывался во Владимире. Гнев горожан был направлен не против князя Всеволода, но, наоборот, в его поддержку, против его недругов — в первую очередь ростовцев и суздальцев, находившихся во Владимире в качестве пленников, но пользовавшихся пока что относительной свободой. (По-видимому, не все из ростовских и суздальских «мужей» сражались на Колокше на стороне Всеволода, хотя нельзя исключать и того, что речь идёт о пленниках, захваченных ещё в битве на Липице.) «И... бысть мятеж велик в граде Владимире, — читаем в Лаврентьевской летописи, — восстали бояре и купцы, говоря: “Княже, мы тебе добра хотим и за тебя головы свои кладём, а ты держишь врагов своих просто. А то враги твои и наши, суздальцы и ростовцы; либо казни их, либо слепи, или дай нам!”».

Волнения эти оказались на руку Всеволоду. Их следствием стали, во-первых, более строгие условия содержания пленных — но не ростовцев и суздальцев, а именно князей, которые были помещены Всеволодом в земляную тюрьму — поруб, а во-вторых, обращение в Рязань с требованием выдать ещё одного врага Всеволода — князя Ярополка Ростиславича. В обоих случаях Всеволод мог ссылаться на мнение горожан. «Князь же Всеволод, благоверный и богобоязнивый, — продолжает летописец, — не хотя того створить, повелел посадить их в поруб, людей ради, чтобы утих мятеж, а за Ярополком послал, говоря рязанцам: “Выдайте врага нашего, а не то иду к вам!”».

Ярополк в то время находился не в самой Рязани, а на юге княжества — в той его области, которая именовалась Воронеж и располагалась в верховьях одноимённой реки (может быть, намереваясь бежать «в Половцы»?)[15]. Рязанцы предпочли исполнить требование Всеволода — собственно, иного выхода у них не оставалось. «Князь наш и братья наши погибли за чужого князя», — передаёт их слова летопись; они сами схватили Ярополка и отвезли его во Владимир68. Но если они надеялись таким образом облегчить участь своих князей или выменять их на Всеволодова племянника, то они просчитались. Всеволод бросил Ярополка в темницу — ту же, где томились остальные князья, в том числе Глеб Рязанский и его сын Роман.

В Лаврентьевской летописи