Неукротимая Сюзи - Луиза Башельери

Не дожидаясь приглашения, помощник капитана Антуан Карро присел рядом с врачом. Эта встреча его очень обрадовала и вызвала у него приятные воспоминания.

– Если я не ошибаюсь, это было ваше первое плавание – я имею в виду то плавание, которое мы совершили вместе год назад… – сказал врач.

– Именно так. И я, похоже, заразился той болезнью, которую называют «зовом моря»!

– Ха-ха-ха! Интересный же тогда собрался на «Шутнице» экипаж… Капитан – наполовину англичанин, священник – трус, врач – бестолочь…

– А мне помнится, что вы действовали очень даже толково… Я видел, как вы перевязывали черепа, израненные острыми щепками, ампутировали гангренозные конечности…

– Вы и сами, помощник капитана, смогли бы отпилить руку или ногу… Это не требует особых умений!

– Тем не менее…

– Должен вам признаться, что в моей работе корабельным врачом меня привлекает не столько медицина, сколько море…

– И вас тоже?!

– После того как мы с вами расстались, я совершил плавание к Антильским островам на торговом судне. Нам пришлось пережить несколько незабываемых штормов, однако подобные опасности – ерунда по сравнению с каперством. А вы не знаете, что стало с капитаном Ракиделем? Он снова ушел в море?

Сюзи смутилась.

– Я… Я о нем ничего не слышал. После того как была разделена наша добыча, я его больше не встречал…

В глазах Николя Гамара де ла Планша вспыхнули озорные огоньки.

– А мне показалось, что вы с ним испытываете друг к другу… большое взаимное уважение…

– Да, это верно.

– Он ведь, черт возьми, славный малый!

– Несомненно.

– Мне стало известно, что он очень интересовался так называемым спекулятивным масонством – английской утопией… Знаете ли вы, что его отец был бретонским дворянином, с которым дружил мой отец?

– Э-э… Я знаю, что его полное имя – Томас Франсуа Мари Ракидель де Кергистен… Вы собираетесь еще пробыть какое-то время в Сен-Мало, доктор, или уже вот-вот отправитесь в очередное плавание?

Врач ничего не ответил на этот вопрос.

– Как насчет того, чтобы выпить кружечку? – спросил он.

Сюзи отклонила его предложение:

– Нет. Я не люблю пиво.

– Может, тогда ром?

– Ром… Ром я тоже не люблю…

– Странно! Человек, заявляющий, что он любит море, не может пренебрегать ромом!

– Дело в том, что…

Губы Гамара де ла Планша расплылись в улыбке, а выражение его лица стало лукавым.

– Дело в том, что ром и пиво – это напитки для настоящих мужчин, – сказал он.

– Ну да… э-э… Я, пожалуй, выпью бокал рома.

– Не мучайте свое горло ради того, чтобы пытаться и дальше вводить меня в заблуждение, помощник капитана. Мы сейчас находимся на суше, и никто из наших бывших товарищей уже не может нас услышать… Я ведь, несмотря на вашу мужскую одежду, всегда знал, кто вы есть на самом деле…

Сюзи побледнела.

– Что вы хотите этим сказать?

– Что вы такой же помощник капитана, какой вы шевалье, и что имя, которым вы себя называете, совсем не соответствует вашему полу. Короче говоря, я понял, что вы женщина, еще в тот момент, когда вы впервые ступили на палубу «Шутницы».

– Но… благодаря чему?

– Я не ахти какой врач, но все же изучал медицину, и анатомия не является для меня загадкой. По телосложению вполне можно определить, к какому полу относится человек, и поэтому меня не могли обмануть ни мужской тембр вашего голоса, ни попытки спрятать женскую грудь! Эти ваши ухищрения не смогли ввести в заблуждение и капитана Ракиделя, не так ли?

– Я…

– Не волнуйтесь, помощник капитана, и не опасайтесь, что я случайно проболтаюсь… или открыто вас разоблачу! Я умею держать язык за зубами… Я немало восхищался вашим мужеством, вашей выносливостью и вашим умением владеть саблей, когда вы обнажали ее сначала для того, чтобы забавы ради сразиться с капитаном, а затем – чтобы вступить в бой с испанцами.

Раз уж Сюзанну раскусили, у нее пропало всякое желание и дальше изображать из себя мужчину и бывшего помощника капитана. Она поблагодарила врача за то, что он не выдавал ее в прошлом и не собирается выдавать в будущем, а затем поднялась из-за стола, так и не выпив рома. Она обменялась с врачом крепким рукопожатием, и они оба выразили надежду на то, что когда-нибудь снова встретятся.

После этой встречи Сюзанну охватили смешанные чувства: дружеское отношение и снисходительность, которые проявил к ней врач, ее, конечно же, растрогали, однако его признание, что ей не удалось ввести его в заблуждение относительно своего пола, поколебало ее веру в свою способность перевоплощаться. Получалось, что на «Шутнице» по меньшей мере три человека догадались о том, что она – женщина, а это означало, что ее попытка выдавать себя за мужчину оказалась не такой успешной, как ей раньше казалось.

Сюзи затем в течение нескольких долгих месяцев не появлялась в порту.

Она попыталась вести себя исключительно как благопристойная женщина, хорошая подруга и заботливая воспитательница. Она даже начала вязать и вышивать (чему ее научили в монастыре), подражая Эдерне, вязавшей и вышивавшей одежду своему третьему ребенку, которому еще только предстояло родиться. Иногда ей вспоминался сводный брат Жан-Батист Трюшо, последний отпрыск ее отца и его второй жены. Сколько сейчас лет этому мальчику, которого она так нежно любила? Она стала делать подсчеты. Семь лет? Восемь? Нет, уже десять, потому что ему было пять, когда она покинула монастырь.

Сюзи, следуя примеру Эдерны, активно занимавшейся благотворительностью, стала навещать бедняков и помогать деньгами семьям моряков, погибших в море. Она также продолжала совершенствоваться в искусстве владения саблей и шпагой. Еще она читала роман «Персидские письма», который недавно опубликовал господин де Монтескье – опубликовал анонимно и в Голландии, потому что французским властям было неугодно, чтобы это его произведение получило распространение во Франции. Сюзанне этот роман очень понравился.

Время текло день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Сюзи изнывала от скуки. Никаких больших надежд относительно своей дальнейшей жизни она уже не питала, но зато господин де Бросс, похоже, о ней забыл: никто уже не следовал за ней по пятам с тех пор, как она обосновалась в усадьбе Клаподьер и снова стала женщиной.

Четвертого апреля 1721 года Эдерна родила девочку, которую назвали Сюзанной Флавией Жозефиной. Сюзи помогала во время родов. Склонившись над новорожденной, она испытала чувства, на которые не считала себя способной. Она впервые позавидовала своей подруге – позавидовала не черной, а именно белой завистью, – когда увидела, как к ней прижался крошечный новорожденный человечек, который, казалось, существовал только благодаря любви к нему его матери. Сюзи, не помнившая свою мать, потому что та умерла вскоре после родов, теперь понимала, чего она была лишена в детстве. Та жизнь, которую она сейчас вела, показалась ей еще более пустой и бессмысленной.

В течение этого – 1721 – года она сопереживала злоключениям Картуша, о которых узнавала из «Газетт де Франс». О том, как его казнили, она узнала также и от господина де Пенфентеньо, который ездил в Париж по своим делам и присутствовал на казни этого разбойника на Гревской площади.

– Говорят, что его выдала какая-то женщина. Его схватили в одном из кабачков. Затем его босого отвели в Шатле и держали там в клетке, закованным в цепи. Поскольку парижане проявляли по отношению к нему слишком большое любопытство, его затем перевезли в Консьержери[90], куда к нему заглянул даже сам регент. Его допрашивали и без пыток, и с пытками, но он в своих преступлениях так и не признался. Тем не менее его колесовали[91].

Эдерна вздохнула.

– Готов поспорить, что в народе из него сделают героя! – продолжал ее муж. – Эти разбойники – не менее жестокие и жадные, чем пираты, свирепствующие на море… И не менее популярные! В порту наперебой поют песни о приключениях Олоне[92], Черной Бороды[93], Калико Джека[94] и других, менее знаменитых пиратов! О Картуше тоже уже сложили горестную песню! Ее текст продают на каждом перекрестке. Вот, можете его почитать.

Он достал из кармана камзола листок низкосортной бумаги, на которой был напечатан текст песенки: везде и всюду если не пели, то по крайней мере читали ее.

Картуш был схвачен наконец,А с ним – любовница его.Хоть он пройдоха и хитрец,Сбежать не вышло у него.Его пришли арестоватьТуда, где он гулял вразнос.Уже почти он смог удрать,Но выдал его лаем пес.Картуша бросили в тюрьмуС его товарищем вдвоем.Проделать удалось емуВ стене отверстие… сверлом!Без долота, без молотка,Одним сверлом кирпич долбил,Да вот ошибся он слегка:Дыру к соседу просверлил!К судье в грехах погрязших душЕго позвали на допрос.«А ну скажи, ведь ты – Картуш?»Он так ответил на вопрос:«Я не Картуш, я – Бургиньон,Жан Бургиньон меня зовут.Я в Лотарингии рожден.Мне ваш совсем не страшен кнут».На площадь Гревскую в четвергКартуша привели с утраА там – пять тысяч человек:И взрослые, и детвора.Они все поглазеть пришлиНа то, как будет он казнен.Его тотчас же увели:Решил во всем признаться он.К тому, кто рядом с ним шагал,Он громко обратился вдруг:«Дай мне испить вина бокал,Я очень ослабел, мой друг».Былых сообщников своих —Мужчин и женщин – выдал он.Подробно рассказал о них,И в пятницу он был казнен.

Сюзи, задумавшись, молчала. Она, может, помолилась бы сейчас за упокоение души Картуша, однако молиться она уже давным-давно отвыкла. Впрочем, если бы ей пришло в голову, что, стоит ей хорошенько помолиться и Небеса вернут ей любовника, она охотно молилась бы с утра и до вечера, перебирая при этом четки.