Жена-22 - Мелани Гидеон

Мелани Гидеон

Жена-22

Посвящается Б.Р. – Мужу-1

“Надо лишь соединить…”

Часть первая

1

29 апреля, 17:05

поиск в google

Запрос: “Опущение века”

Результатов: примерно 54 300 (0,14 сек)

Опущение века: Медицинская энциклопедия Медлайн Опущение века – чрезмерное провисание верхнего века… Опущение века может придавать человеку сонный или усталый вид.

Опущение века… Природные Альтернативы Разговаривайте, подняв подбородок. Старайтесь не морщить лоб, потому что это только усугубит ваши проблемы…

Друпи-дог… Опущенные веки Друпи – американский мультипликационный персонаж, пес с унылым лицом и опущенными веками… Фамилия – Макпудель… Характерная фраза: “Знаешь что? Меня это бесит”.

2

Уставившись в зеркало ванной, я пытаюсь понять, почему никто не сказал мне, что мое левое веко отрастило маленький капюшон. Долгое время я выглядела моложе своих лет. А теперь вдруг все годы вылезли наружу, и я выгляжу аккурат на свой возраст – сорок четыре, а то и старше. Я приподнимаю лишнюю кожу и кручу ее между пальцами. Может, существует специальный крем? А как насчет упражнений для век?

– Что у тебя с глазом?

Питер засовывает голову в дверь ванной и, несмотря на раздражение от того, что меня застукали, я счастлива увидеть веснушчатую мордаху сына. В двенадцать его желания все еще скромны и легко выполнимы: вафли “Эгго” и спортивные трусы фирмы Fruit of the Loom – те, что с хлопчатобумажным поясом.

– Почему ты мне не сказал? – спрашиваю я.

Я полагаюсь на Питера. Мы очень близки, особенно в вопросах ухода за собой. У нас договор. Он отвечает за мои волосы. Говорит мне, когда отрастают корни, чтобы я записалась к Лайзе, своей парикмахерше. В свою очередь, я отвечаю за запах Питера. За его отсутствие. Двенадцатилетние мальчики почему-то не в состоянии учуять, чем пахнут их подмышки. Каждое утро он забегает ко мне и взмахивает руками, чтобы я могла ощутить дуновение. Душ, почти всегда говорю я. Иногда, очень редко, я вру и говорю, что все в порядке. Мальчишка и пахнуть должен как мальчишка.

– Чего я тебе не сказал?

– Про мое левое веко.

– Чего? Что оно нависает над глазом?

Я испускаю стон.

– Но совсем чуть-чуть.

Вновь смотрю в зеркало.

– Почему ты не сказал хоть что-то?

– А почему ты не сказала мне, что “Питер” на сленге – это пенис?

– Потому что это не так.

– Да нет, это так. Питер и два яйца?

– Клянусь, что ни разу не слышала этого выражения.

– Ладно, теперь ты понимаешь, почему я меняю имя на Педро.

– А как же Фрост?

– Это было в феврале. Когда мы учили Роберта Фроста [2] .

– Ага, теперь ваши пути разошлись и ты хочешь быть Педро? – уточняю я.

Средние классы школы, как мне объяснили, – это сплошь экспериментирование в поисках себя. Наша задача как родителей – позволять детям примерять на себя разные личины, но иногда за этим не уследить. Сегодня Фрост, завтра Педро. Спасибо еще, что Питер не эмо, или имо, или как его? Я понятия не имею, что означает это эмо / имо, знаю только, что это какая-то разновидность готов, крутые чуваки, которые красят волосы в черный цвет и подводят глаза. Нет, Питер не из таких. Питер – романтик.

– Хорошо, – говорю я. – Кстати, о Петере ты не думал? Это немецкая версия Питера. Друзья могли бы говорить “Петер-ветер”. А с Педро ничего не рифмуется. У нас есть пластырь?

Я хочу приклеить веко – посмотреть, как оно будет выглядеть, если мне удастся его восстановить.

– Педро-с-кедра, – говорит Питер. – А мне нравится твое опущенное веко. Ты с ним похожа на собачку.

У меня отпадает челюсть. Знаешь что? Меня это бесит.

– Нет, на Джампо, – говорит сын.

Питер имеет в виду нашего двухлетнего пса, наполовину тибетского спаниеля, наполовину бог знает кого. Это какой-то Муссолини среди собак: вес двенадцать фунтов, ужасно нервный и подвижный, поедает собственные какашки. Отвратительно, конечно, но, если подумать, даже удобно. Не нужно повсюду таскать за собой эти пластиковые пакеты.

– Брось это, Джампо, ты, маленький негодяй! – кричит внизу Зои.

Мы слышим, как пес с упорством маньяка носится по полу, вероятнее всего, раскатывая рулон туалетной бумаги – его второе, после какашек, излюбленное лакомство. Джампо по-тибетски означает “кроткий” – как оказалось, такое определение совершенно не подходит нашей собаке, но я не расстраиваюсь: предпочитаю иметь пса с характером. Последние полтора года в доме как будто снова появился младенец, и я наслаждалась каждой минутой. Джампо – мой малыш, третий ребенок, которого у меня никогда не будет.

– Ему нужно погулять. Радость моя, ты его не выведешь? Мне нужно подготовиться к вечеру.

Питер корчит гримасу.

– Пожалуйста?

– Ладно.

– Спасибо. Эй, подожди, пока ты не ушел – у нас есть пластырь?

– Вряд ли. Хотя, кажется, я видел какую-то клейкую ленту в ящике со всяким хламом.

Я рассматриваю веко.

– Еще одно одолжение?

– Ну что еще? – вздыхает Питер.

– Принесешь мне эту ленту после того, как погуляешь с собакой?

Он кивает.

– Ты мой сын номер один, – говорю я.

– Твой единственный сын.

– И первый по счету, – уточняю я, целуя его в щеку.

Сегодня я сопровождаю Уильяма на презентацию новой водки “ФиГ” – проект, над которым он и его команда в “ККМ-Рекламе” работали много недель. Я давно предвкушала это событие. Там будет живая музыка. Какая-то новая крутая группа, женское трио с электроскрипками – с каких-то гор, то ли Адирондак, то ли Озарк, не помню откуда.

Деловой стиль, сказал Уильям, и я достаю свой бывалый темно-красный костюм “Энн Тейлор”. В 90-е годы, когда я тоже работала в рекламном бизнесе, это был мой ударный наряд. Надеваю его и подхожу к зеркалу. Костюм выглядит несколько старомодным, но, может быть, если я надену массивное серебряное колье, которое Недра подарила мне на прошлый день рождения, будет не так заметно, что он видал и лучшие дни. Я познакомилась с Недрой Рао пятнадцать лет назад в детском саду “Мамочка и я”. Она моя лучшая подруга, а еще, по случаю, один из наиболее известных адвокатов по бракоразводным делам штата Калифорния. Ее здравый и очень дельный совет стоит 425 долларов в час, но я всегда могу получить его бесплатно, потому что Недра меня любит. Я пытаюсь взглянуть на костюм ее глазами. Я точно знаю, она сказала бы: “О-о, нет, дорогая, ты же это не всерьез!” – со своим шикарным английским акцентом. Тем хуже. В моем гардеробе нет больше ничего, что подходило бы под определение “деловой стиль”. Натянув лодочки, я спускаюсь по лестнице.

На диване, закрутив длинные каштановые волосы в бесформенный узел, сидит моя пятнадцатилетняя дочь Зои. У нее бывают периоды вегетарианства (в данный момент – нет), она яростно выступает за переработку отходов, а также изготавливает по собственному рецепту натуральный бальзам для губ (мята и имбирь). Как и большинство девушек ее возраста, она профессиональная “экс”: экс-балерина, экс-гитаристка и экс-подружка Джуда, сына Недры. Джуд – своего рода местная знаменитость. Он добрался до голливудского тура “Американского идола”, но потом его вышибли, отметив, что “звучанием он напоминал горящий калифорнийский эвкалипт – с таким же треском, шумом и взрывами, но даже не его местную, отнюдь не местную разновидность”.

Я болела за Джуда – мы все болели, – пока он проходил первый и второй туры. Но перед третьим, голливудским, у него от внезапной славы закружилась голова, он изменил Зои, а затем порвал с ней, разбив тем самым сердце моей девочки. Урок? Никогда не позволяйте дочери встречаться с сыном лучшей подруги. Потребовалось несколько месяцев, чтобы я, то есть Зои, пришла в себя. Я наговорила Недре кучу ужасных вещей – вещей, которые, вероятно, не следовало говорить, вроде “я ожидала большего от сына феминистки и от мальчика, которого воспитывают две мамы”. Недра и я даже какое-то время не разговаривали. Сейчас-то все уже в порядке, но, когда я прихожу к Недре, Джуда очень кстати не оказывается дома.

Рука Зои с бешеной скоростью летает над клавиатурой мобильника.

– Ты в этом пойдешь? – спрашивает она.

– А что? Это винтаж.

Зои хмыкает.

– Зои, солнышко, пожалуйста, оторвись от этой штуки и посмотри на меня. Мне нужно твое мнение. – Я широко развожу руки. – Неужели совсем плохо?

Зои поднимает голову.

– Ну, как сказать. Насколько там будет темно?

Я вздыхаю. Всего лишь год назад мы с Зои были так близки. Теперь же она обращается со мной как со своим братом – членом семьи, которого приходится терпеть. Я делаю вид, что не замечаю, но неизменно пережимаю, стараясь быть милой за нас обеих, и в результате веду себя как помесь Мэри Поппинс и Трули Скрампшес из “Пиф-паф ой-ой-ой” [3] .