Мне приснилась война - Роберта Каган

любовно, а грубо и жестко. Как мужчина, удовлетворяющий нужду. На мгновение ему стало неловко, когда он увидел у нее кровь. «Она была девственницей», – подумал Хершель. Но он слишком далеко зашел. И не мог остановиться сейчас. Он стал двигаться быстрее, чтобы все скорее закончилось. А когда все закончилось, ему стало противно.

– Теперь тебе лучше вернуться за свой стол, – сказал он. – У нас много работы.

Он видел, что Фриде обидно. Знал, что ей бы хотелось, чтобы он ее обнял и сказал что-нибудь ласковое, но не мог. Не мог даже посмотреть ей в глаза.

Глава 30

Наоми больше всего на свете хотелось развода с Хершелем. «Но мои родители будут в ужасе, если это произойдет, – думала она. – Они никогда не простят меня за то, что опозорила их в глазах друзей и общины. Отец привык к финансовой помощи от Хершеля. Он разъярится, если лишится ее. И моя жизнь будет невероятно тяжелой, потому что в нашей деревне невозможно быть молодой разведенной женщиной с ребенком. Все отвернутся от меня. Будут считать испорченным товаром. Неважно, из-за чего случился развод, – меня сделают виноватой. Они будут смотреть на меня и говорить, что я была плохой женой и женщиной, с которой никому больше не стоит и пытаться создать семью. Я знаю, Эли пойдет против них всех. Он отвернется от друзей и общины. Отвернется даже от равви, если это потребуется, чтобы жениться на мне, но будет несправедливо отрывать его от синагоги и от жизни, которую он любит. Я так его люблю, что просто не могу так с ним поступить».

На мгновение она забыла о себе и думала только об Эли и о том, как это на нем скажется. «Если он женится на мне после развода с Хершелем из-за супружеской измены, пострадает не только он сам, но и его приемные родители. Люди будут косо на них смотреть из-за той ужасной вещи, которую Эли сделал. Как я могу позволить этому случиться с людьми, которые были так добры, что приняли Эли в семью! Он был просто младенцем, которого никто не хотел. Его приемные родители провели мицву и взяли его к себе. Вырастили как своего собственного. Брак со мной разрушит его жизнь. Лишит его уважения, которое он заслужил в общине. Я скорее умру, чем допущу это».

«Единственной альтернативой для мня будет забрать Шошану и вернуться обратно к родителям. Стать ярмом на их шеях». Когда она думала, как будет день за днем жить рядом с отцом, у нее внутри все сжималось, потому что Наоми знала: отец жестоко ей отомстит за развод с Хершелем. «И как же две другие мои девочки? Я знаю, что Хершель запретит мне видеться с ними. Я не переживу, если меня разлучат с детьми. Но что еще страшнее, это уничтожит их. Девочкам, когда они растут, нужна мать. Чем старше они будут становиться, тем сильней станут нуждаться во мне. Хершель не из тех мужчин, что способны давать дочерям теплоту и утешение. Нет, я не могу этого допустить.

Поэтому мне надо наладить отношения с Хершелем. Когда у меня в этом месяце пройдет менструация, я отсчитаю семь чистых дней, пойду в микву и приготовлюсь снова быть женой Хершеля». От одной этой мысли Наоми становилось плохо. Но она исполнила свой план. И когда в микве ее осмотрели и засвидетельствовали, что она чиста, медленным шагом направилась домой, страшась предстоящей ночи.

Наоми вошла в двери. Мириам на полу играла с Шошаной. Наоми знала: то, что она собирается сказать, лучше говорить наедине. Но ей было все равно. «Пусть Мириам тоже услышит». Она посмотрела на Хершеля и решительным тоном сказала:

– Я готова быть твоей женой. Тебе не потребуется просить гет. Я была в микве, и я чиста.

Он кивнул.

Позже, тем вечером, когда Мириам ушла домой, а Шошана уснула, Хершель обратился к ней:

– Идем в постель?

Наоми кивнула. Ее сразу затошнило, но она последовала за мужем в спальню. Хершель начал раздеваться. Но она не сняла одежду. Просто легла на кровать и ждала. Прошло много времени с тех пор, как он был с ней, и изголодавшийся Хершель действовал грубо. Он не сказал ни одного доброго слова, ни одного слова любви. Он настолько стремился к собственному физическому удовлетворению, что даже не заметил слезы, сбежавшей у нее по щеке.

Когда все закончилось, она встала и прошла в ванную. Слезы жгли ей глаза, пока она мылась после него. К ее удивлению, с первого же раза, как они возобновили супружеские отношения, она опять забеременела. Она была счастлива, но и напугана, что снова произойдет выкидыш или, еще хуже, змея опять задушит ее дитя. Сны Наоми стали еще ярче. Превратились в кошмарное наваждение. Теперь они приходили каждую ночь. В своих снах она слышала голоса. Голоса называли ее грешницей и утверждали, что смерть ее нерожденных детей – свидетельство Божьего гнева за то, что она делала с Эли.

Наоми плохо спала. У нее под глазами залегли темные круги. Она думала о Мириам и о том, как втянула сестру в свой грех, прося ее о помощи. От этого Наоми еще больше чувствовала себя виноватой. «Пострадает ли моя сестра за то, что помогает мне?» Новая беременность давалась ей нелегко. Она совсем не могла есть. Стоило проглотить хоть кусочек, и он выходил обратно. Все тело болело и ломило, она испытывала бесконечную усталость. Наоми не говорила Хершелю, что чувствует. Но Эли рассказывала все. Он не пытался убедить ее, что все хорошо, как делал раньше. Вместо этого просто держал в объятиях, мягко укачивая и пытаясь утешить. Она не просила его, но сама втайне предполагала, что и Эли может думать, будто она теряла детей из-за Божьего гнева за их измену.

Хершель не замечал, что Наоми не ест и не спит. Ее потребности его не интересовали. Довольный беременностью жены, он напевал себе под нос и барабанил пальцами по столу, глядя в окно, после того как каждый день возвращался с работы. Если у него и были какие-то страхи, что она потеряет этого ребенка, он их не показывал. И конечно, Наоми не приходило в голову рассказывать Хершелю о своих снах или делиться своими опасениями.

В прошлом, когда она заговаривала про свои сны, он отказывался в них верить. Называл их бабби-мейзе, бабкиными сказками, предрассудками. Может, так оно и было, но Наоми думала по-другому. Бывало, она