Пикассо. Иностранец. Жизнь во Франции, 1900–1973 - Анни Коэн-Солаль

С 28 марта по 24 апреля, а затем в течение всего мая 1911 года Альфред Стиглиц готовил в своей галерее выставку-продажу работ Пикассо, для которой были отобраны сорок девять рисунков и акварелей художника, сделанных с 1906 по 1910 год, и тридцать четыре работы более позднего времени.

«Итак, я хочу сказать несколько слов о Пабло Пикассо, – писал в связи с этим событием Мариус де Зайас. – Благодаря своим работам этот художник оказался в первом ряду новаторов. Он знает, чего хочет, и хочет то, что знает. Смело отбросив все, чему его учили, он открыл для себя новый широкий путь, возможно, в чем-то скандальный, но, безусловно, ведущий к славе. Как греки и римляне использовали в своем искусстве идеи древних египтян, преобразовывая их во что-то абсолютно новое, так и Пикассо разрабатывает собственные художественные формы, в которых пытается изобразить то, что, как нам кажется, существует только в зачатке…»{322}

Первым произведением, которое посетители встречали при входе в выставочный зал, был рисунок Пикассо «Крестьянка в шали» (Peasant Woman with a Shawl, 1906) с изображенной в полный рост женщиной, повернутой в профиль. Эта работа, созданная еще в Госоле и выполненная в традиционной манере, лишь намекала на предстоящую глубокую эволюцию художника. Но далее зрителей ждал ряд работ, которые по большей части приводили их в недоумение. Это были карандашные эскизы к «Авиньонским девицам», африканские статуи с искривленными носами, наполненные спокойствием пейзажи Орта-де-Сан-Жоан и динамичные кубистические зарисовки… Благодаря смелой подаче и прекрасной подборке работ американские любители искусства имели возможность оценить мастерство Пикассо и проследить эволюцию его рисунков от «Крестьянки в шали», купленной в итоге Гамильтоном Истером Филдом, до абстрактной кубистической работы «Стоящая обнаженная женщина» (Standing Female Nude, 1910), которую купил Стиглиц и вокруг которой развернулась очень бурная полемика.

Что писали о Пикассо? «Новая сенсация города», «тревожные», «беспокоящие», «приводящие в замешательство» работы… Мало кто понял его искусство. В основном в прессе его ругали и критиковали. «Было бы ошибочно применять к методу сеньора Пикассо какой-либо термин, подразумевающий прогресс, опережение или развитие. Особенно относительно неоафриканских экспонатов. Они ни о чем так сильно не напоминают, как о деревянных человеческих фигурах, грубо выполненных туземцами западного побережья Африки из эбенового или почерневшего дерева»{323}.

Несмотря на толпы посетителей, привлеченных газетными статьями (выставку посмотрели более семи тысяч человек), и невзирая на то, что показ был продлен до конца мая, продажи были разочаровывающими. Тем не менее Стиглиц был доволен: «Экспозиция имеет очень большой успех, – написал он Зайасу. – В некотором смысле это самое важное мероприятие, которое у нас когда-либо было. Благодаря ему наше будущее выглядит так ярко, как никогда раньше»{324}. В ответ на что Мариус де Зайас предсказал, что эта «выставка поможет закрепить за “Фото-Сецессионом” лидирующее место в мире искусства»{325}.

Стиглиц был воодушевлен резонансом от выставки и не переставал восхищаться Пикассо. Он предложил Брайсону Берроузу, директору Музея Метрополитен, купить оставшиеся после демонстрации работы художника за двести долларов. Но Берроуз ответил, что «не увидел у Пикассо ничего, что могло бы его заинтересовать». Он добавил к этому, что «такие безумные картины никого и никогда в Америке не заинтересуют»{326}. И, как мы знаем, сильно ошибся.

Поскольку после выставки интерес Стиглица к Пикассо возрос еще больше, летом 1911 года Зайас решил познакомить его с художником лично. Сравнивая этот визит с визитами, которые он нанес Матиссу и Родену, Стиглиц позже писал: «Пикассо показался мне более крупной личностью. Я думаю, что он видит намного шире. И, возможно, он даже сам еще не до конца осознает, к чему стремится в своей работе. Но я уверен, что значение его как художника будет огромно»{327}.

В каком-то смысле именно Стиглиц-фотограф, а не Стиглиц-галерист был наиболее сильно тронут работами Пикассо, чувствуя, вероятно, что творчество художника вдохновляет и его самого на эксперименты. «Ты не понимаешь, какое большое значение Пикассо имеет для развития фотографии! – писал Стиглиц своему другу-фотографу Генриху Куну. – Благодаря абстракции в живописи нам открываются новые средства выражения»{328}. В 1912 году в журнале Стиглица Camera Work эту точку зрения озвучила Гертруда Стайн, которая еще в 1909 году обнаружила связь между фотографией и творчеством Пикассо, когда художник присылал ей из Орта-де-Эбро свои снимки.

Итак, после первой выставки Пикассо в США коллекции Нового Света пополнились двумя его произведениями – рисунком старой крестьянки из Госоля и абстрактным изображением «Стоящей обнаженной женщины», которую Стиглиц приобрел за 65 долларов для личной коллекции и которую нью-йоркские критики высмеяли, назвав «пожарной лестницей»{329}. На самом деле Стиглиц-коллекционер очень высоко ценил это произведение. Он видел в этом замечательном, динамичном, наводящем на размышления рисунке, выполненном углем, многоголосую композицию, такую же «совершенную, как фуга Баха»{330}.

Стиглиц, окончательно убедился в том, что ему необходимо и дальше отстаивать европейский авангард в своей стране. «По моему мнению, Соединенные Штаты переживают тихую революцию, и подавляющее большинство людей об этом даже не подозревают»{331}, – написал он в письме Полу Берти Хэвиленду. И в подтверждение этих слов уже через два года в Нью-Йорке состоялось наспех подготовленное мероприятие, известное как «Арсенальная выставка» (The Armory Show). Там было представлено несколько кубистических картин Пикассо, и выставка вызвала небывалый резонанс в Нью-Йорке. Но об этом рассказ будет чуть позже.

Продвижение Пикассо в Соединенных Штатах, в отличие от Германии, шло по особому пути. Этот путь в основном определялся прагматичностью и проницательностью нескольких выдающихся личностей, и в первую очередь Альфреда Стиглица. Его, несомненно, можно поставить на одну ступень с такими визионерами, как Винценц Крамарж, Даниэль-Анри Канвейлер, Карл Эйнштейн и Вильгельм Уде.

22

«Колено к колену», портрет к портрету… Гертруда Стайн

В двадцатом веке Европа больше не будет играть главную роль, потому что, возможно, с Европой навсегда покончено{332}.

Гертруда Стайн

Пока Гертруда самостоятельно не купила у Пикассо картину, она никогда ничего не решала в вопросах приобретения его работ, как бы ни старалась утверждать обратное», – писал Лео Стайн в одном из писем американскому коллекционеру Альберту Барнсу{333}.

«Один бог знает, какая она лгунья! Практически все, что она говорит о нашей деятельности до 1911 года, – ложь. Она во что бы то ни стало хочет задвинуть меня