Пикассо. Иностранец. Жизнь во Франции, 1900–1973 - Анни Коэн-Солаль

забот окружающих их людей, и везде выглядели «белыми воронами». После изучения философии в Гарварде и до того, как обосноваться во Франции, Лео Стайн весь 1895 год провел в разъездах по миру, посещая музеи и изучая искусство. Он восхищался живописью Андреа Мантеньи, дискутировал с искусствоведом Бернардом Беренсоном, посещал музыкальные вечера виолончелиста Пабло Казальса во Флоренции, регулярно бывал в Лондоне и вел философские беседы с Бертраном Расселом… Но переехав со всем этим богатым накопленным опытом на постоянное жительство в Париж, он почувствовал себя во французской столице «Колумбом, ищущим мир за пределами знакомого мира»{291}.

Находясь вдали от политических, экономических и бытовых проблем, которые переживали в те времена французы, Лео Стайн был оторван от реальности обычных людей и жил той жизнью, к какой привык в Кембридже и Сан-Франциско, Лондоне, Флоренции и Балтиморе. Он продолжал посещать галереи, салоны, музеи, общаться с живописцами, музыкантами, философами, литераторами и коллекционерами. Это был его реальный мир. «Я уже не раз говорил вам, что хороших книг по искусству не будет до тех пор, пока мы с Беренсоном их не напишем»{292}, – сообщал он в одном из писем своей ближайшей подруге.

В октябре 1905 года Стайн впервые увидел картины Пикассо и сразу приобрел несколько, относящихся к «голубому» и «розовому» периодам – «Семью акробатов с обезьяной», «Девушку с корзиной цветов», «Девочку на шаре», «Мальчика, ведущего лошадь», «Двух женщин в баре», «Женщину с веером». Распознав в Пикассо художника-авангардиста, которому на тот момент необходима была поддержка, Стайн не только покупал у него картины, но и оказывал ему другую материальную помощь. Он оплачивал счета Пикассо за уголь, аренду студии в «Бато-Лавуар» и финансировал его путешествия. Художник и коллекционер тесно общались – Пикассо не раз бывал в доме Лео Стайна, когда тот приглашал его посмотреть картины Гогена или Матисса. А Стайн часто заглядывал в студию Пикассо и приводил к нему тех, кто интересовался творчеством художника. Матисс и русский коллекционер Щукин, высоко ценивший Пикассо, познакомились с его работами благодаря Стайну.

Все пять лет, с 1905 по 1910 год, в течение которых Лео Стайн и Пикассо сотрудничали, заключали между собой финансовые сделки и обменивались любезностями и комплиментами, коллекционер играл роль его щедрого спонсора и надежного защитника. Они были честны и открыты друг с другом, и если у них возникали противоречия, то они обговаривали их напрямую и порой даже достаточно жестко. Они оба разделяли одержимость Сезанном, Гогеном, Эль Греко и Ренуаром. И как только Пикассо понял, что Лео Стайну интересны его работы и коллекционер готов за них платить, он сам научился предлагать ему картины, провоцируя его любопытство и поощряя соперничество с другими потенциальными покупателями. «Все идет хорошо, работа над большой картиной продолжается»{293}. «Друзья, студия готова, жду вашего визита. С уважением Пикассо»{294}. «Я нашел покупателя, который предлагает мне 250 франков за рисунок Арлекина, который я тебе показывал. Я помню, ты говорил, что он тебе нравится. Поэтому я хотел спросить, возьмешь ли ты его по этой же цене. Пришли ответ, чтобы я мог сообщить о своем решении покупателю. Привет вам обоим, Пикассо»{295}.

По возвращении из Госоля Пикассо постарался побыстрее закончить портрет Гертруды Стайн и переключиться на другие свои начинания. Стайны поддержали его в этих новых проектах, и многое из того, что художник создал параллельно с «Авиньонскими девицами», они купили у него напрямую, непосредственно отсмотрев работы в его студии. Это были картины «Обнаженная с полотенцем» (Nude with Towel) и «Три женщины» (Three Women), в которых Лео Стайн увидел высоко ценимую им в картинах Гогена примитивную эстетику. А Гертруда почувствовала концептуальную работу над формой, которая ее восхищала в полотнах Сезанна. Удивительно и то, что Стайнам удалось приобрести один из шестнадцати необычных блокнотов{296} Пикассо, в которых он делал зарисовки к «Авиньонским девицам». Больше никому из коллекционеров он ни одного из своих блокнотов не продал.

Эти блокноты представляют собой увлекательную серию документов – в общей сложности в них около тысячи набросков, благодаря которым можно отследить динамику работы художника над этим необычным, свободолюбивым, иконоборческим творением. «Открыв первый блокнот, вы словно переноситесь на огромную строительную площадку, на которой полным ходом ведется глубокий анализ каждой новой идеи, каждого персонажа и каждой, даже, казалось бы, незначительной детали, – пишет Бриджит Леаль. – В процессе медленной декантации образы и идеи Пикассо, явно собранные в Госоле, шаг за шагом обретают завершенную форму. Начиная с тревожной морфологии и андрогинных тел – коренастых, мускулистых, при этом бесспорно женственных, и заканчивая иберийскими головами с тупыми, бесполыми лицами, напоминающими маски, с темными, подведенными глазами, торчащими ушами, приплюснутыми носами и изогнутыми бровями»{297}.

Любой коллекционер, ставший покупателем такой ценности, как этот блокнот{298}, почувствовал бы себя обладателем Золотого руна. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Стайны так дорожили своим приобретением. По этим предварительным наброскам хорошо видно, как развивался «сюжет» картины. Сначала Пикассо изобразил в обществе девиц из борделя двух клиентов – моряка и студента-медика. Через время превратил студента в женщину, добавил и изменил непристойные позы некоторых персонажей, а потом сделал тела откровенно транссексуальными.

Долгое время художник нигде не выставлял эту работу, и ее могли видеть лишь посетители его мастерской, которые в основном ее осуждали и не понимали. И лишь в 1925 году Пикассо нашел для нее покупателя – им стал французский модельер, коллекционер и меценат Жак Дусе.

Закончив работу над «Авиньонскими девицами» и встретив шквал негатива в свой адрес, Пикассо не пал духом, но решил на время покинуть Париж и все лето 1908 года провел в сельском доме в местечке Ла Рю-де-Буа, расположенном в пятидесяти километрах к северу от французской столицы, где много и плодотворно работал. А когда вернулся в «Бато-Лавуар», отправил своим американским друзьям-коллекционерам Лео и Гертруде Стайн записку, известив их о том, что «студия готова»{299} и они могут посмотреть новые работы. Брат и сестра тут же примчались к художнику на улицу Равиньян и сразу купили у него три новых натюрморта.

Летом 1909 года Пикассо снова уехал из Парижа, на сей раз в Орта-де-Сан-Жоан в Арагоне, и там продолжил свои творческие эксперименты, попутно описывая Стайнам в письмах и экзотическое место, приютившее их с Фернандой Оливье, и новый стиль (аналитический кубизм), который активно разрабатывал в этот период. «Друзья, посылаю вам три фотографии новых картин. В следующем письме пришлю еще»{300}.

Вернувшись в