Поверь. Я люблю тебя - Изабель Филльоза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После такого гнева ваши родители больше не смущают вас. Перед ними – взрослый человек. Вы даже вполне здоровы, чтобы испытывать к ним эмпатию. Уже не первоначальное сожаление или сочувствие к их несчастьям подталкивает вас во всем их защищать, – нет, но подлинная эмпатия.
Теперь, когда вы можете противостоять вашим родителям, вы способны написать им письмо или встретиться, чтобы высказать свои обиды, выразить все вами пережитое, и попросить их о восстановлении, чтобы реставрировать поврежденную связь между вами. Просьба о восстановлении имеет целью установить равновесие между причиненным ущербом и возмещением убытков в том смысле, что у каждого свое чувство справедливости. Несправедливость угрожает связи. Справедливость ее восстанавливает.
Эта потребность в искуплении, – сколько родителей, не сумевших почувствовать ее вовремя, ощущают ее теперь. Многие пытаются наверстать, перепрыгнув через поколение. Они переносят свою эмоциональную привязанность на внуков. «Я даю моим внукам то, что не смог дать моим детям». Сколько дедушек и бабушек говорят так. К несчастью, куда реже то же самое говорят своим детям, лишая их еще и благодарности. Видеть, как родители заботятся о чужих детях, хотя имеют своих, – это причиняет боль. «Мои родители интересуются только моими детьми. Как там Квентин, а что Диана делала во время сиесты. Обо мне они у меня никогда не спрашивают. Как будто смотрят сквозь меня и не видят».
Наши родители, как и мы, нуждаются в таком искуплении и восстановлении. Они просто не знают, сколько способны исправить. Вот общепринятое мнение: «Что было, то было; содеянного не воротишь». Действительно, прошлых дел не сотрешь из жизни, но можно изменить их значение, поговорив о них. Прошлого не воротишь – но можно исправить горечь настоящих воспоминаний о нем, последствия старых обид. Признать обиду – уже огромный сдвиг. Рана, наконец, может зарубцеваться. А заблокированная энергия – циркулировать снова.
VI. Понять наше сопротивление
Страх противостоять родителям столь велик, что многие просто не могут вынести даже саму мысль об этом. Гневаться на родителей запрещено. Но сам факт такого запрета подтверждает нам, что на нем стоит задержаться поподробнее. Столь мощное табу – а что за ним кроется? Гнев (здоровый) на родителей есть освобождение, и он восстанавливает любовь. Он приносит ребенку облегчение. Он – первый шаг к восстановлению отношений. Если есть сомнение – стоит ли разговаривать с родителями о своих проблемах, если не осмеливаются поведать им правду о своих детских переживаниях, – значит, нет той интимности в отношениях, какая могла бы быть. В лучшем случае такие отношения поверхностны.
Однако гнев на родителей вызывает неприятие, отвлекает, возмущает, провоцирует всевозможные защитные реакции. Проанализируем их одну за другой.
1. «Родителей не судят, их прощают!»
Сторонники такого категорического утверждения, кажется, даже не осознают его противоречивости! Прощение и есть суждение! Прощение предполагает позицию превосходства. И если я должен простить, то, конечно же, я рассудил, что была совершена ошибка! Более того, позиция прощения в высшей степени эгоистична, она не позволяет родителю сделать с ним работу по примирению. Она замыкает родителя в чувстве вины или в бессознательном и перекрывает ему подступы к задушевной близости со своими детьми.
Чтобы не осуждать родителей, нам нужно не прощать их, а судить их поступки. Правомерно оценивать влияние поведения, то есть судить поступок, а не личность. Никакого прощения не может быть без прояснения несправедливостей и травм. Я предпочитаю прощению настоящую любовь. Я не призываю стирать всю общую сумму обид, а предпочитаю уважение к личности и интимность.
Отделение – не средство, а результат. «Мне нечего обсуждать с вами то, что прошло, я отделился», – восклицает Мартен, который регулярно посещает медитации в религиозном кружке. Хуже того – он сам в это верит! И при этом он далек от того, чтобы стать свободным. Он не хочет разговаривать с родителями о прошлом из опасения перед их реакцией. Он предпочитает устраниться. Те, кто, следуя примеру Мартена, нахваливает отделение, часто не осознают значения своих страхов. Они называют «отделением» свое бегство. И все – партия сыграна. Объясняй все духовностью! Но разве можно говорить о духовности, когда так мало любви? Отделение не означает больше не видеться с родителями и не страдать, а значит, перестать бояться этого и установить гармоничные и справедливые отношения с ними.
У одной девушки были длинные и роскошные волосы. Ее духовный наставник не соглашался принять ее в кружок, пока она их не сострижет. Она плакала, умоляла, ничего не действовало. Наставник приказал ей немедленно постричься. Другая женщина, у которой шевелюра была не хуже, сказала ему: «Я хочу стать вашей ученицей и готова состричь волосы». Тот перебил ее: «С тобой в этом нет смысла».
Что ж, поспорим с нашими родителями, потому что мы этого боимся и это нелегко. Сама трудность этого подтверждает и пользу – ибо подчеркивает, что мы все еще зависим от наших родителей. Зачем же пестовать в себе иррациональные страхи? Потому, что они в нас живут. И такое поведение абсолютное большинство родителей воспринимает как должное.
На моих семинарах встречаются люди, отрицающие полезность упражнения с гневом на родителей, делая такой вывод из пройденного ими упражнения с другими терапевтами, во время которого они якобы «простили» родителей. Прощение – возможный результат процесса примирения. Но при этом они, говоря, что простили, сохраняют те же симптомы, с которыми пришли ко мне на консультацию. Однако магическая вера в силу прощения велика. «Я свершил ритуал, я даровал им озарение. Я чувствую себя легче…» Да, действительно, прощение облегчает. Оно по принципу действия анксиолитической таблетки камуфлирует проблему, но не решает ее. Такое первое «прощение» может при случае означать примирение с самим собой. Но в отношениях остается нехватка, разрыв. Единственная выгода от такого слишком быстро дарованного прощения – бегство от задушевной интимности, устранение от любви. Давая такое прощение, личность избегает вступать в конфронтацию с собой. Уклоняясь от гнева, она не имеет доступа к осознанию силы собственных эмоций. Она сохраняет и страх перед эмоциями, и перед интимным общением, а чаще всего сохраняет и симптомы. Она бежит от опасности увидеть в следующем поколении одного из детей пораженным такой же раной, и вступает в поверхностные отношения с родителями.
Александра, не работавшая со мной, пишет отцу: «Возобновлять общение нет смысла, я больше не хочу тебя видеть, но я тебя прощаю». Что значит такой тип прощения? Для меня это не
