Сломленный бог - Гарет Ханрахан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Припортовые кабаки тоже забиты, народ прятался от противной слякоти. Бастон шел мимо ярких дверей, с неба капала морось. Тучи были до того темны, что день перетек в вечер непонятно когда.
Те немногие встречные, кто Бастона знал, знали также, что лучше не лезть, когда он в таком настроени. Вот он и двигался вперед один, будто хотел сорвать с себя окружавший мрак, словно черный плащ, который может слететь с плеч, если идти быстрым шагом. Он шел, пока не заломило ноги, но город по-прежнему стелился вокруг, цеплялся за плечи, не отставал.
С Карлой, обнадеживал он себя, как бы то ни было, обойдется. Она всегда падает на четыре лапы, и за матерью будет кому присмотреть. Бастон выбрался на Болотную площадь, необычно открытое место посреди узких улочек Мойки. Со всех четырех сторон площади, возвышаясь, как отвесные утесы, рябили окнами многоэтажки. Вода уносилась по трубам и клокотала в скованных под Гвердоном реках.
Он ускорил шаг по направлению к сердцу старой Мойки. К худшим из закоулков, трущобам, куда не смела заявляться стража. Даже сальники ни разу здесь не показывались. Ни один Хранимый бог не имел над этим районом власти, парламентские постановления и королевкие указы не значили ни хрена. Здесь улицы Братства, а в центре их лабиринта стояло то самое заведение.
Бастон свернул за угол, и вот оно – логово верхушки Братства со времен памяти каждого старожила. Безымянный дом, трактир без названия и вывески, крыльцо неотличимо от прочих, за исключением потертых ступеней и медной ручки, надраенной поколениями ловких рук. Но сейчас сквозь крышу заведения прорастала конструкция, вызывавшая в уме равно и храм, и гнездо, выпуклая, словно бумажная. Призрачные пауки сновали по ее бойницам, ныряя в укрытия, и переползали по проводам, что тянулись с верхних ярусов этого храма до незримых царствий, высоко над головой Бастона теряясь из виду. Нескончаемый шепот, стрекот, шорох мириад пауков, снующих друг поверх друга в темноте сооружения. Окрестные здания покрывала толстая паутина, и Бастон отметил свисавшие с нее коконы: принесенные в жертву осведомители? Символ висельника после казни Иджа широко разошелся в обиходе Братства. Сейчас, в искаженном виде, повторялся ровно тот же образ.
Главный притон Братства стал гвердонским храмом Ткача Судеб.
Бастон вдруг обнаружил, что ступает в сторону тайника на Мясницком ряду. Тайник недалеко отсюда, и награбленное у Дредгера оружие хранилось там. Он перенаправил шаги на кружной путь – туда лучше заложить крюк. Эти улицы, дошло до Бастона, тоже отразились в Новом городе. Не точь-в-точь – схожие общими очертаниями, там они вымахали огромными, преувеличенными. Переулочки раскинулись бульварами, трущобные халупы выросли в чудесные замки со шпилями. Странное наблюдение, и он отложил его на потом. Он мастерски наловчился утаивать свои мысли, но уже устал тащить их в себе.
Трясущимися пальцами он ощупал холодный металл навесного замка. Его бригада хорошо постаралась – сарай выглядел так, будто им годами не пользовались. Пыльный брезент накрывал старые сундуки и покоробленные ящики из-под чая, в каждом углу гора хлама. Бастон отодвинул ящики и стал перебирать добытое у Дредгера, пока не нашел то, за чем явился. Флогистонную осадную мину. Медную сферу, около фута шириной. Изощренная красота, со впускными клапанами, стержнями взрывателей и шипами непонятного назначения. Когда он поднял ее, внутри плеснула жидкость. Чистый флогистон, эссенция огня. В сердцевине оружия была реакционная камера, где огонь поджигал сам себя, разом расширяясь и взрываясь ударной волной, после которой не остается ничего. Ослепительней солнца. Он представил, как стоит, держа в руках эту полыхающую сферу, как бросает ее в лицо богам, даже если это сметет его самого. Вор, напоследок выступивший из темноты, к самому яркому свету из всех. На этот раз назад он не сдаст.
Все остальное он убрал назад, где лежало. Закрыл дверь и запер – отец крепко втемяшил ему, что малейшая оплошность может погубить самый замечательно спланированный налет. Было бы досадней всего запороть великое деяние из-за того, что какой-нибудь добропорядочный гражданин увидит, как он оставляет замок открытым, и вызовет стражу. Конечно, было бы чудом, чтобы кто-то в Мойке вызвал стражу, но после вторжения чудеса идут по грошику за пару.
Бастон натянул плащ поверх своего драгоценного свертка, укутывая его, как ребенка.
– Бастон, нам надо поговорить. – Встрепенувшись, Бастон резко мотнул головой.
Едва не дал стрекача, но затем узнал этот голос.
Из тумана вышел Раск. Лицо раскраснелось, он весь шатался. На нем был плащ, но под плащом почти ничего, точно он добрел сюда прямо с ложа болезни. Босой, в синяках на груди и горле, смазанных алхимическим снадобьем. На руке размотался испачканный бинт.
– Со мной происходит что-то странное. Оно… оно тебя знает. – Он качнулся вперед и удержался за плечо Бастона. – Столько снов. Он столько всего мне показывает. Я обязан исправить то, что творится.
Божья херь. Раск – гхирданец. Если его обнаружат скитающимся по Ишмирской Оккупационной Зоне, он – труп. Человек, что вцепился в левую руку Бастона, взрывоопасен не менее бомбы, притулившейся на изгибе правой.
– Пошли. – Инстинктивно, словно прикрывая рядового члена Братства, Бастон увел Раска с Журавлиной улицы в переулок за тайником. Ближайшее укромное место… черт, да это же его собственный дом. Замечательно. Значит, пошли под горку, в сторону порта.
– Как ты меня нашел? – тихо спросил Бастон.
– Я тебя видел сверху. Оттуда. – Раск махнул в направлении Нового города.
Пара улиц от тайника до дома Бастона еще никогда не были такими длинными. Расстояние растягивалось, а бомба наливалась весом с каждым шагом. К счастью, Раск раскачивался как пьяный и они не привлекали чрезмерного внимания. Для смертного взора Раск всего лишь портовый работяга, уже спустивший дневную получку. А для взора из занебесья – да хер же его знает!
Раск бормотал про себя:
– Ух-х, в голове пчелы гудят. Иголку мне, живо. Стальную, череп проколоть. Сюда, правильно? Сворачиваем? – Гхирданец качнулся в сторону бокового переулка, но Бастон попридержал его:
– Нет. Иди за мной, и все.
– Послушай. Он мне все показал… Бастон, когда мы сожгли цеха, то сделали людям очень плохо. Нельзя так. Вот, я принес, чтобы поправить
