Каникулы - Ирина Анатольевна Кавинская

всего. Уже первая услышанная фраза оглушила меня, словно обухом по голове ударив. «Бансутанг» оказался инновационным лекарством от рака, созданным в общине.

Джи Хе с картонной улыбкой на лице продолжала одобрительно кивать, слушая, как Да Вун перечисляла чудесные свойства полностью натурального препарата, основным компонентом которого оказалась «вытяжка из соевых ростков», и распространялась о невероятном целебном эффекте, который он имеет благодаря благословению Пастора.

Как я поняла, в секте состояла группа ученых, в девяностых годах прошлого века – еще до того, как полностью погрязнуть в жизни общины, – занимавшихся изучением рака. Они якобы изобрели нечто инновационное, но официальная наука отвергла препарат, которому суждено было произвести революцию. И только Пастор – ну конечно, кто же еще? – понял настоящий потенциал изобретения. И когда традиционная медицина открестилась от нового средства, он принял под крыло опальных ученых.

Они продолжили разработки и создали лекарство, равного которому не было и нет. Уже почти двадцать лет оно спасает отчаявшихся. Побеждает недуг, многие годы считавшийся непобедимым. Спасает жизни.

Я слушала, затаив дыхание: настолько прекрасная сказка изливалась из уст Да Вун. Но… Да-да, и в этой далекой от жизни легенде было свое «но»: препарат способен излечить только посвященных – тех, кто следует слову Пастора и верен ему.

Да Вун приводила примеры чудесных исцелений, говорила о сотнях и тысячах якобы ныне здравствующих членов общины по всему миру, кто, отказавшись от помощи официальной медицины, излечился благодаря «бансутангу». Она говорила так вдохновенно и в то же время настолько естественно, что трудно было усомниться в том, что препарат действительно работает.

Да Вун обладала даром убеждения. И Джи Хе, похоже, тоже заметила это. Она смотрела на девушку с легким прищуром, словно все еще не веря, что едва-едва оперившийся птенец уже готов вылететь из гнезда. Уверена, что в тот самый момент она прикидывала, куда бы в первую очередь направить Да Вун проповедовать идеи секты.

И как только они могли так долго скрывать этот талант на кухне? Я прикусила губу: это меня надо благодарить за то, что помогла открыть его. Теперь Да Вун понесет слово Пастора в массы, и стоит ли сомневаться, что ее пламенные речи привлекут немало адептов. В следующий раз он посмотрит на меня с насмешкой, подумалось мне, ведь я ему помогаю.

Мой взгляд переметнулся на Ю Джона, и мысли испарились из головы. Пока Да Вун продолжала соловьиной трелью изливать на нас все, что знала о чудо-лекарстве, он трясся от напряжения. Да, я ясно видела, как напряглась и покраснела его шея, как взбухли на ней жилы, как дрожали его сцепленные в замок и спрятанные под столом руки.

Мы все слышали вдохновенную речь молодой сектантки, но он слышал что-то совсем другое. Я не ошиблась: лысая и скелетоподобная женщина на снимке – его мать. Она поверила в эти бредни и отказалась от помощи медиков. Она выбрала лечиться чудодейственным препаратом «бансутанг» и благословением Пастора. Интересно, сколько было Ю Джону, когда она умерла? Или… «Мой отец убил мою мать…» – так он сказал. Может ли быть, что его отец… Пастор?

К моему удивлению, Ю Джон выдержал до конца. Он сидел молча, но язык его тела кричал о том, что я попала в цель. Ударила по самому больному. Странно, но мне было тяжело видеть, как он ждал окончания лекции, чтобы сорваться с места, едва не опрокинув стул, и скрыться за дверьми столовой. И зачем я только решила копаться в этой истории? Мне было больно тогда на складе, а увидев то фото, я почувствовала, что держу в руках ключ от его боли. Но теперь она била в меня рикошетом. Почему так?

Он влетел на кухню, когда Да Вун мыла овощи к обеду. Я слышала их разговор, стоя под окнами с мешком грязного белья, который должна была отнести в прачечную. До сих пор спокойный, теперь голос Ю Джона жег каленым железом, заставляя вздрагивать даже меня. Он обвинял Да Вун во лжи. Орал, что она предательница, умолчавшая о смерти одной из омоним. Я поняла – эта омоним была его матерью. На миг я даже обрадовалась: они с Су А – брат и сестра. Но радость длилась недолго.

Да Вун пыталась возражать ему, говорила, что тот случай – единичный («да-да, конечно!»), что, говоря о нем, она подорвала бы веру в Пастора, отступилась бы от общины. Погибшая омоним не хотела бы этого, она верила Пастору. Ю Джон кричал, что эта вера стоила ей жизни, что Да Вун не должна была браться за эту тему, если не хотела раскрывать всего, что она обманула всех, кто слушал ее, навязала как истину то, что на самом деле было ошибкой. Да Вун не ответила на эти обвинения, а только спросила Ю Джона:

– Что ты делаешь здесь, если не веришь в отца?

Ю Джон не стал отвечать. Вместо слов я услышала грохот падающей мебели: похоже, он опрокинул стол. Я оцепенела. Да Вун, пытаясь успокоить его, начала оправдываться, мол, не стоит принимать ее рассказ близко к сердцу, она не хотела задеть его, и вообще, тот, кто подсказал эту тему, не мог знать обо всем… Потом Да Вун произнесла мое имя. Ей пришлось, потому что он хотел знать, кто посоветовал ей рассказать о «бансутанг». Она ответила – и повисла мертвая тишина. Я метнулась в сторону и в два прыжка была уже в прачечной. Я ждала его.

Ю Джон ворвался спустя считаные секунды. Дверь едва не слетела с петель, когда он толкнул ее. А потом замер на пороге. Я сжимала мешок с тряпьем, как будто он мог защитить меня. Но Ю Джон слишком сильный, сильнее Чан Мина. Мне ничто не поможет.

– Откуда ты знаешь о «бансутанге»? – спросил он, продолжая стоять в дверях.

Его голос звучал возбужденно, но не так яростно, как только что, когда он орал на Да Вун. Казалось, он не собирался крушить мебель и рвать меня на части. По крайней мере пока не убедится, что я намеренно влезла в его жизнь.

– Я видела фотографию у Джи Хе, – ответила я. – Там была женщина… Вместе с Пастором. И надпись – «бансутанг». Я хотела узнать, что это.

Его кулаки сжались:

– Ты ведь не знала, кто она? Эта женщина?

Я покачала головой – нет. Как он поступил бы, скажи я, что догадываюсь? Его кулаки разжались, а глаза предательски заблестели. Он не тронет меня, поняла я. Не сможет.

– Скажи, что