Живущие во мраке. Хроники Перворожденных - Эль Эбергард

– Можешь идти, Уолтер. Держи меня в курсе.

Технолог поклонился.

– Сделаю все, чтобы Вы остались довольны.

Когда дверь за ним захлопнулась, и стихли гулкие шаги, один из Членов Совета – Малендар, произнес:

– Вы и в самом деле собираетесь взять в жены эту девушку, Милорд?

Торгрейн покинул свое место, заложив руки за спину, и прошелся вдоль ряда колонн. Несколько секунд он молчал, задумчиво разглядывая мозаику на полу, прежде чем ответить.

– Если то, о чем рассказал Уолтер, существует на самом деле, то нам нельзя отмахиваться от такой возможности.

– Но, Милорд – попытался возразить Малендар, – она же чужая для нас. К тому же, представитель человеческого рода. Из тех, кого мы веками используем, как пищу! Что будет с установленными порядками? А наши законы? Что скажут чистокровные Перворожденные?

Эйнгард понимал, что Малендара гораздо больше волновала участь его дочери – Ирмы, с которой тот связывал все свои ожидания как отец, и как политик. Поэтому Торгрейн решил пощадить его гордость и довольно спокойно произнес, не реагируя на скрытый смысл в речах Советника:

– Малендар, друг мой, ты торопишь события. Все еще может оказаться вымыслом или врачебной ошибкой. Я, хоть и пригрозил Уолтеру, но понимаю, что промахи случаются. Нельзя во всем безоговорочно полагаться на слухи. Пока ничего не установлено наверняка, я призываю Совет хранить молчание в любом случае.

Малендар поджал губы, но почтительно склонил голову в знак согласия. Так же поступили и остальные Члены Совета.

– Господа, вы свободны. Благодарю вас и оставьте меня.

Восемь фигур, закутанные до пят в длинные одежды, встали и исчезли в темных проемах арок позади кресел. Они покинули зал таким же образом, как и вошли сюда. Для каждого существовала отдельная дверь, что соответствовало высокому положению каждого из них.

Торгрейн подошел к своему креслу и медленно провел рукой, затянутой в черную кожу перчатки, по искусной деревянной резьбе. По обычаю, мастера любили изображать древние битвы и победы Перворожденных. Это кресло не было исключением. Торгрейн вздохнул. В ближайшее время придется принять несколько непростых решений, которым суждено будет навсегда изменить ход истории.

С тех пор, как он стал Королем Перворожденных, прошло немало лет. Его отец передал трон ему, а не старшему сыну Аресу Эйнгарду. Несмотря на близкое родство, братья никогда особенно не ладили между собой, а после того, как старый Король изменил закон о наследовании, между братьями установились довольно прохладные отношения. Точнее, это Арес не пожелал сблизиться и какое-то время отказывался признавать власть младшего брата, родившегося всего на двадцать минут позже него самого. Помнится, он учинил грандиозный скандал и демонстративно ушел с церемонии коронации, сопровождаемый толпой своих Стражей, выведенных специально для него в застенках лаборатории.

Передав трон младшему сыну, бывший Король, по традиции, отправился в одну из резиденций где-то на дальних северных островах. Старый король – Вильгельм Корнуольский – правил более двух тысяч лет, пока не настал черед его преемника.

Ладонь в перчатке легла на рукоять обоюдоострого меча и сжала ее. Клинок был старый, повидавший немало на своем веку, испещренный царапинами и зазубринами. Его передавали по наследству. На нем приносили клятву верности. Им убивали и вершили судьбы. Считалось, что у меча есть душа и что носить его может лишь достойный. Иначе закаленная сталь почернеет, а лезвие затупится. Пока меч оставался прежним, можно было не беспокоиться.

Торгрейн дернул висевший на шелковом шнуре бронзовый колокольчик. Дверь тут же открылась и на пороге возник невысокий плотный старик в длинной серой робе, личный королевский секретарь.

– У меня есть кое-какие распоряжения.

– Я к Вашим услугам, Повелитель.

Торгрейн коротко изложил суть происходящего, опустив, впрочем, некоторые детали, и добавил напоследок:

– Проследи за всем лично и передай мои слова Главному Гематехнологу. Уолтер может в спешке забыть что-нибудь. Он все-таки ученый, а как всякий ученый, он может быть рассеянным, несмотря на всю свою сообразительность и умственный потенциал. Теперь можешь идти.

Дверь вновь закрылась.

Оставалось только ждать вестей.

Северо-Запад Российской Федерации. Санкт-Петербург

Из дома, что выходит одной стороной на улицу Рубинштейна, а другой – на Фонтанку, выбежала девушка в голубой куртке. Обычно она предпочитала неторопливо пройтись вдоль рек и каналов старого города, чтобы вновь и вновь любоваться стройными линиями дворцовых фасадов. Но сейчас девушка опаздывала на лекцию, чего совсем не хотела допустить.

Она стремительно бежала по набережной, пока не свернула налево на Аничков мост. Взгляд ее скользнул по четырем скульптурным композициям, украшавших мост, и остановился на той стороне, где на ее глазах от остановки отъезжал автобус, и теперь удалялся по Невскому проспекту в сторону Адмиралтейства.

«Не везет, так не везет» – с досадой подумала девушка. Она расстегнула верх куртки и развязала оранжевый шарф, предварительно вытащив из-под него густые пряди светло-рыжих волос. Ей стало жарко, хотя день выдался довольно прохладный. Несмотря на середину мая, дул промозглый ветер и собирал над городом низкие свинцовые тучи.

Ждать следующий автобус было бесполезно, судя по огромной пробке сгрудившихся машин в одном и другом направлениях, поэтому девушка пошла пешком.

Валерия училась на четвертом курсе СПБГУ на филологическом факультете и особенно любила английский язык, историю и литературу. К сожалению, еще она любила поспать, потому каждое утро пробуждения давалось ей тяжело.

«Наверняка будет дождь, а я, как обычно, без зонтика», – подумалось Валерии. В голове возник образ старого желтого зонта, который валялся где-то в прихожей. Ее мысли были прерваны внезапным ударом в плечо. Она обернулась, собираясь отчитать зазевавшегося туриста или школьника, прогуливающего занятия, как перед ней возникли белый берет и искрящиеся голубые глаза.

– Аня – ты? – попыталась рассердиться Валерия.

– Даже не пытайся – махнула рукой подруга. Мне все равно не страшно. Торопишься?

– На занятия, вроде как.

– Так их еще вчера отменили. Расписание не смотрела?

– Почему ты раньше мне об этом не сказала? – возмутилась Валерия. – И куда ты сама идешь, в таком случае?

– Привычка! – пожала плечами Анна. – Пойдем, посидим где-нибудь. Поболтаем.

– Дойдем до Грибоедова. Там и посидим.

В кафе никого не было. Девушки заказали кофе и пирожные, а сами сели за столик у окна, глядя на оживленную улицу. Тучи постепенно рассеивались и солнце, не слишком частый гость этого города, отвоевало себе большую часть неба.

– Как все оживает – отозвалась Валерия, щурясь от солнечных бликов, заплясавших на ее щеках. – Петербургу очень идет солнце и тепло.

– Не хочу тебя расстраивать, но это идет всем городам, – возразила Анна, помешивая ложкой сахар в кофе.

– Как знать… Кстати, не сходишь со мной в клинику? Тут недалеко.

– Ты заболела?

– Нет. Из любопытства сдала кровь. Чуть ли не впервые в жизни. Представляешь? – Валерия счастливо рассмеялась. – Даже не припомню, когда у меня был обычный насморк. Помнишь, когда в прошлом году вся группа заболела гриппом, я была единственной, кто не кашлянул ни разу.

– Значит, у тебя стойкий иммунитет. Редкость в наши дни.

– Согласна. Допивай кофе. Раз такой день выдался, давай прогуляемся.

Петербуржцы любят свой город, но испытывают солнечную недостаточность. Поэтому, долговременное появление небесного светила воспринимается как целое событие. Ободренные неожиданным теплом, по проспекту спешили люди, расстегивая на ходу плащи и куртки, и несмелые улыбки появлялись даже на самых строгих лицах.

Анна была весьма жизнерадостной и пребывала в хорошем расположении духа в любую погоду, в отличие от Валерии, страдавшей от резких перемен настроения. Причем, чаще всего эти перемены были довольно необъяснимыми. Сама Валерия выдвинула предположение, что всему виной переменчивая луна, поэтому она была весьма зависима от природных явлений.

Вот и сейчас, Анна оживленно болтала без умолку, пересказывая все последние новости. Казалось, ей не было важно, отвечают ей или просто рассеянно слушают, как это делала Валерия.

«Все это создали люди», – думала Валерия, разглядывая роскошную лепку на дворцах и особняках. «Никогда не устану смотреть».

Ей нравилось бродить по городу, любуясь роскошными творениями лучших зодчих тех прошлых времен. Иногда она жалела, что родилась в двадцатом столетии, а не, скажем, в девятнадцатом. В окнах замков и дворцов ей чудились дамы в бальных платьях и статные кавалеры. Там, за прочными стенами в темных кулуарах витали тайны, страшные и неразгаданные. Но особняки молчали и не желали раскрывать загадочные истории посторонним.