Черный Феникс Чернобыля - Владимир Анатольевич Ткаченко-Гильдебрандт

пятидесяти метрах от знаменитого одноименного конфуцианского святилища. Я быстро брел по боковой парковой дорожке в направлении к центральной аллее. Не доходя до нее, наверное, около тридцати метров, я вдруг заметил молодую корейскую семью (пара с двумя дочками, приблизительно восьми и десяти лет), расположившуюся на скамейке справа и исполнявшую последний куплет нашей песни с Пак Ван Ином:

И на закате уже, такт двух сердец разорвавши,

Мы разлучимся с тобой, разной дорогой спеша,

Вскоре чтоб встретиться вновь,

Свежести утра вкушая под одинокой сосной

В сени заснеженных гор.

Еще мгновение, резкий шорох прыжка в мою сторону слева, и я почувствовал мертвенный гладкий холод дула пистолета «ТТ» на своем затылке, и вкрадчивые слова полушепотом пронзили мой мозг сзади: «Ну что, сволочь, сейчас умрешь». «Витя», – сказал я спокойно и крайне безучастно, как будто было все уже окончательно предрешено. Молодая семья застыла в онемении от подобной ошеломительной сцены, которую ее члены могли наблюдать разве что в драматическом театре, да и то пару раз в жизни. «Занавес», – вымолвил пока уверенно бывший советский офицер. Дальше все развивалось стремительно: я почувствовал, что пистолет быстро съехал с моего затылка, а Пак Ван Ин, как бы сложившись и съежившись, рухнул на плитку парковой дорожки, запечатлевши свое лицо предсмертной маской ненависти и презрения. «Витя, Витя!» – кричал я, усердно стараясь оживить своего собрата по опиумным ночлежкам вместе с подоспевшим мне на помощь отцом молодого семейства, которому полюбилась наша песня. Врач, немногим позже приехавшей неотложки, констатировал скоропостижную смерть, произошедшую, как выяснилось впоследствии, из-за оторвавшегося тромба. Это произошло 19 августа, когда православные празднуют Преображение Господне. В тот вечер я впервые за несколько лет предстал на пороге родительского дома и обнялся с отцом, матерью, братом и сестрой.

Опиумная курильня в Китае

Пак Ван Ина мы похоронили за свой счет в римско-католической части кладбища Янхванджин в сеульском районе Мапогу. Меня мучила ломка, но я нашел в себе силы и через месяц уехал в Европу, где в Испании, в Стране Басков, стал послушником в монастыре Общества Иисуса и уже через три месяца принял вечные монашеские обеты. Три года моего нахождения в строгом иноческом затворе полностью исцелили недуги моей юности и пребывания в шоу-бизнесе. Я вырвал из своей души вышеприведенную песню, памятуя, что аполлоническое начало для меня оказалось связанным с Аполлионом или Аваддоном, гением разрушения и оборотной стороной Аполлона. Используя мою любовь к музыке, аранжировке и композиции, дьявол сыграл со мной злую шутку, и я чуть было не оказался на грани, когда безумие меня уже манило своей зловещей безвозвратностью. Отныне во мне место только для религиозных песнопений, псалмов и литургий. После сурового монастырского затвора я закончил Испанскую Коллегию Общества Иисуса и Папский Восточный институт, и моя духовная карьера пошла в гору. С тех пор сфера моей деятельности – изучение литургики древних восточных церквей, в том числе ассирийской, халдейской, сиро-малабарской и сиро-маланкарской, и евангелизация стран моего родного Дальнего Востока».

«На этом рассказ епископа завершается, друг мой, – лапидарно отметил, вставая из-за стола Валерий Ратушин, – впрочем…». Мы рассчитались за прекрасный ужин с великолепным музыкальным сопровождением. Я решил провокационно поддеть капитана дальнего плавания, возможно вызвав его на дополнительные откровения: «Значит, ты хочешь сказать, что все получилось прямо по песне Веры Инбер и Поля Марселя: “Вернулся капитан издалека, | И он узнал, что джентльмен во фраке, | Однажды накурившись гашиша, | Зарезал девушку из Нагасаки”? Здесь у нас есть и песня в образе девушки, и джентльмен в клубах наркотического дыма. То бишь по существу он наступил на горло собственной песни?». Мы вышли на улицу и неспешно побрели к Неве, блекнущие блестки разорванного льда которой приглушенно отражались в свете несильного и как бы бархатного закатного солнца. «Наверно можно сказать и так, Владимир, – словно очнувшись от нечаянно нагрянувшей меланхолической задумчивости, проговорил Ратушин, – какая фигура речи: епископ, наступивший на горло собственной песни. Я ему непременно об этом сообщу – он оценит». «О, я так понимаю, вы до сих пор общаетесь». «Вернее мы второй раз на своем веку столкнулись нос к носу. Согласись, это уже не случайность, а нечто провиденциальное, как выразился бы сам епископ», – сразу взбодрился капитан дальнего плавания. Затем продолжил: «Теперь наш Франциск Ксаверий архиепископ и занимает большой пост в Римской курии. В общем, без пяти минут кардинал. Видишь ли, брат, некоторым наступать на горло собственной песни весьма полезно – в голосе Валерия заискрилась легкая ирония. – Дело в том, что в 2005 году мы после Покрова решили с моей женой Ксенией навестить Псков, в котором не доводилось нам бывать почти уж десять лет, обновив наше знание о тамошних достопримечательностях и древнерусском церковном зодчестве. И во второй половине дня 16 октября в Псковском кремле на экскурсии мы столкнулись лицом к лицу с Франциском Ксаверием и его повзрослевшими племянниками и племянницами, для которых он в подарок устроил посещение России: Пскова, Великого Новгорода и Золотого кольца. Епископ намного усовершенствовался в своем знании русского языка по сравнению с той нашей первой встречей в порту Инчхона.

Сад Утреннего Спокойствия на Востоке Южной Кореи. Одинокая сосна

Наша нечаянная встреча продолжилась уже вечером в ресторане гостиницы Октябрьская, находящейся не так далеко от Спасо-Преображенского Мирожского мужского монастыря XII-го столетия, который давно мечтал посетить римский прелат. Тогда же, за шумным ужином, он меня пригласил с Ксенией и двумя нашими дочерями посетить Святой Престол или Ватикан, как у нас принято говорить, что мы и сделали в чудовищно жаркое лето прошлого 2010 года. Да что там Ватикан – мы проехали как паломники по всей Италии и около недели жили в Бари. Но знаешь, что самое любопытное: после поездки в Россию племянники и племянницы прелата захотели преподнести ему памятный подарок – и подарили инструмент марки Fender красного цвета: подобной гитарой епископ располагал в бытность своей юности в шоу-бизнесе, и он ее разбил перед отъездом из Кореи в Европу. И эта очень дорогая гитара теперь висит на почетном месте в его рабочем кабинете в Ватикане, но он к ней не прикасается: такова сила обетов; но всякий другой его посетитель имеет право ее снять со стены, подключить и даже что-то сыграть в присутствии хозяина. Ты сказал бы, что… девушка из Нагасаки восстановлена в своих правах,