Черный Феникс Чернобыля - Владимир Анатольевич Ткаченко-Гильдебрандт

материализма и ставшего прямым предшественником марксизма. Кроме того, Томас Гоббс один из первых протагонистов теории общественного договора и современной политической философии. Автор большого философско-политического трактата «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского», вышедшего в Лондоне в 1651 году, когда философ вернулся в Англию из эмиграции в Париже и поддержал диктатуру Кромвеля. Он же создатель ныне популярной концепции управляемого хаоса, поскольку обосновывал, что естественное состояние человека и человечества есть «война всех против всех», которую может усмирить государство в образе библейского Левиафана. Усмиряя хаос в своих границах, государство вольно распространять его за своими пределами, чтобы ослаблять соперничающие с ним и враждебно настроенные к нему государственные образования. Чем не идеология «цветных революций», пришедшая к нам из середины XVII-го столетия. А вы говорите Джин Шарп. Последний внимательно прочел «Левиафана» Гоббса, а затем всю жизнь старательно и талантливо приноравливал его идеи к современной действительности. В это же время, в 1640-е и 1650-е гг., в Британии появилась инспирированная старыми розенкрейцерами «Незримая коллегия» или клуб натурфилософов (Collegium Invsibilis лат., Invisible College англ.; название взято из розенкрейцерской мифологии: именно в «Незримую коллегию», находящуюся на стыке планов бытия, уходят выдающиеся и должным образом эволюционирующие розенкрейцеры, чтобы оттуда наставлять земное человечество; оное предание братьев Розового Креста начала XVII столетия легло в основу концепции о якобы существующей расе учителей человечества; к нему же можно отнести более поздний миф о Великом Белом Братстве или Махатмах, наблюдающих за людьми из своих невидимых гималайских твердынь). К «Незримой коллегии» британские ученые относят следующих лиц: натурфилософа и богослова Роберта Бойля, священника и полимата Джона Уилкинса, математика Джона Уоллиса, писателя Джона Эвелина, естествоиспытателя Роберта Гука, врача и анатома Фрэнсиса Глиссона, физика Кристофера Рена и экономиста-статистика Уильяма Петти. С восстановлением в 1660 году монархии в Англии «Незримая коллегия» обрела и официальный статус, став Лондонским королевским обществом по развитию знаний о природе, которое нам известно просто как Королевское общество. Принадлежность к «Незримой коллегии» видного роялиста, алхимика, астролога и основоположника современного франкмасонства Элиаса Эшмола (1617–1692) не подтверждается ни одним документом. К тому же, Эшмол являлся якобитом и крипто-католиком. Сам он вошел в число членов-основателей Королевского общества в 1861 году и разработал его герб. К слову, миф о расе учителей человечества поддерживается всеми неорозенкрейцерскими организациями нашего времени, его же разделял и выдающийся австрийский писатель Густав Майринк в своем романе «Ангел западного окна», член нескольких тайных сообществ, в том числе Цепи Мириам Джулиано Креммерца.

Таким образом, мятущийся до поры до времени христианский гений Исаака Ньютона вряд ли смог бы на системном уровне воспротивиться тенденциям развития европейской науки, заложенным еще старыми розенкрейцерами в конце XVI-го и начале XVII-го вв. В таком случае ему, как Давиду, пришлось бы сражаться уже не с Голиафом, а Левиафаном, взращенным в период Эпохи Возрождения и продолжающего ее Розенкрейцерского просвещения. Вместе с тем, в своих трудах и записках по теологии и алхимии Исаак Ньютон не переставал с библейских позиций критиковать розенкрейцерство как опасную политеистическую языческую и каббалистическую секту, не имеющую ничего общего, кроме определенных совместных символов, перетолкованных в своем духе, с подлинной христианской традицией. Ньютон четко воспринимал опасность, исходившую от этого сообщества, полностью ушедшего с земного плана во второй половине XVII-го столетия, но пустившего свой яд и пронизавшего все поры английской науки и культуры. Высоко ставя Герметические трактаты, переведенные на латынь в Кватроченто итальянским священником Марсилио Фичино, он мечтал о Библейском возрождении Англии и реставрации истинного христианства по всей Европе, чему не суждено было случиться. Он видел кризис Римско-католической церкви, полагая, что ей осталось немного, а на ее руинах воспрянет библейское христианство, о чем свидетельствовал своему ученику кальвинистскому пастору Джону Теофилу Дезагюлье. Но каждый человек, даже такой титан как Ньютон, увы, склонен заблуждаться… Да и кто окружал Исаака Ньютона в Королевском обществе, которое он возглавлял с 1703 года? Разумеется, все те же последователи старых розенкрейцеров и членов «Незримой коллегии». Не сумев создать по объективным причинам свою системную команду в стенах оного, он так и оставался гением-одиночкой, правда, одержавшим над ними убедительную моральную победу, что прекрасно показано в «Мыслях перед рассветом» у Виктора Тростникова. Но Левиафан сделал вид, что этого совсем не заметил: он рвался вперед в насаждении своих взглядов, правил и ценностей. Стало быть, родившийся от оккультных Розы и Креста в позднее Кватроченто, возросший в период Розенкрейцерского просвещения и свивший себе гнездо в Королевском обществе Левиафан показал свои зубы и драконью хватку в фигуре другого гения – Готфрида Вильгельма Лейбница (1646–1716) с его идеей «предустановленной мировой гармонии», своего адепта, подхватившего факел эмпирических идеологем Бэкона и продолжившего фундаментальную кампанию по десакрализации европейской науки. Признавая заслуги Лейбница в монадологии, должно заключить, что его идея о «предустановленной мировой гармонии», позаимствованная им в конфуцианстве, исключала понятие личного библейского антропоморфного Бога, последовательно сводя Его к некоей субстанции, ведающей процессами в рамках «предустановленной мировой гармонии», которую можно уподобить огромному вычислительному центру или суперкомпьютеру, распределяющему кармические счисления для монад и множеств. То есть полный автоматизм в пределах «предустановленной мировой гармонии», что соответствует воззрениям как Никколо Макиавелли, так и старых розенкрейцеров. Разумеется, Божественное Провидение исключается из такой автоматизированной Вселенной, а абсолютная свобода воли, к которой взывал Лейбниц, и благодаря которой по его концепции в мироздание вошло зло, теряет всякий смысл. Но последнюю никак нельзя примирить с deus ex machina Лейбница, поскольку подобная дуальность разрешается всегда запрограммированным фатализмом.

Лютеранские Роза и Крест. Фигура образует пентаграмму острием вниз

Но Лейбниц сам загнал себя в ловушку, вольно трактуя термины восточной философии, поскольку «предустановленная мировая гармония» относится прежде всего у Конфуция к Поднебесной, то есть китайской метрополии. Если в «Опытах теодиции» Лейбницу и не удалось примирить свою богословско-философскую систему с христианским мировоззрением, тем не менее, он создал жизнеспособный конструкт, используемый затем клевретами Левиафана для борьбы с христианской догматикой.

Франсиско Гойя. Сон разума рождает чудовищ

Открыто объявить себя антитринитарием Лейбниц не мог, опасаясь преследования со стороны пиетистски настроенного духовенства евангелической лютеранской церкви, однако частое цитирование в «Опытах теодиции» рационалистических еретиков-социниан и отсылка к их учению выдает в немецком философе, если не приверженца, то очень сочувствующего основным положениям их ереси. Намеренно уходя от критики тринитарного богословия, он, втайне разделяя взгляды социниан, подчеркивает: «<…> Свет разума есть дар Божий в той же мере, что и свет откровения»