Черный Феникс Чернобыля - Владимир Анатольевич Ткаченко-Гильдебрандт

(Лейбниц Г. В. Соч. Т. 1. М., 1982. С. 94). Собственно, антитринитарность одна из отличительных черт старых розенкрейцеров, априори отрицавших Святую Троицу на том основании, что не могли ее рационально постичь: отсюда – обвинения с их стороны христиан в тритеизме (троебожии). В свое время отцы Общества Иисуса, разобрав манифесты розенкрейцеров, не без основания обвиняли их как антитринитариев и магов. Современные неорозенкрейцерские группы не франкмасонского извода одинаково исповедуют в своих доктринах рационалистический антитринитаризм, если не откровенно, то дискретно, и рассматриваться даже со светской точки зрения в качестве христианских ассоциаций не могут. Просто это одна из частей Левиафана, уже вошедшего в зрелые лета и начинающего, как убедимся, формировать Новый мировой порядок и новую нормальность, которая порой кажется дикой.

Здесь мы оставляем за скобками всех тех, кто продолжал по Рене Генону линию контр-инициации Левиафана, о которых добротно и объемно изложено в «Мыслях перед рассветом» у Виктора Тростникова, разве что отметим главных антигероев исторической драмы, в том числе Чарльза Дарвина, Карла Маркса, Владимира Ленина и Зигмунда Фрейда, прежде чем переходить к следующей вехе нашего повествования. Вот уж воистину, «Сон разума рождает чудовищ», – так озаглавлен по испанской пословице знаменитый офорт Франсиско Гойя из цикла «Капричос». Но в нашем случае отнюдь не сон, а интеллектуальная одержимость деятелей гуманизма и Розенкрейцерского просвещения вызвали к жизни многоголового апокалиптического зверя в буквальном смысле пожравшего европейскую христианскую цивилизацию. А в оставленных Христом храмах, как известно, воцаряется Люцифер. И не его ли холодным светом был ослеплен Готфрид Вильгельм Лейбниц?

Возникновение точки сингулярности в литературе и искусстве: Станислав Лем и Андрей Тарковский. Обнуление результатов

Однако человеческое творчество, пропустив через себя и переработав, может трансформировать, преобразовать самую горделивую и своенравную идею Люцифера, пронизывающим морозным лучом исходящую с его бело-ледяного трона, очеловечив ее и придав ей духовное и нравственное измерение. Это, можно сказать, обуздание Левиафана. Со своей стороны, назовем подобное событие точкой сингулярности в искусстве, когда исход получается совсем не тот, на который рассчитывала планирующая группа, в нашем случае эзотерическое братство бездуховности, и ее устремления, преломляясь, сводятся к нулю. Иными словами, проявляется результат от обратного. Ярчайший пример того фантастический роман Станислава Лема «Солярис» от 1960 года и одноименная кинодрама, снятая по его мотивам великим русским режиссером Андреем Тарковским в 1972 году, рассматривающая именно морально-нравственные проблемы человечества, что явно не предполагалось в романе, учитывая его научно-фантастический жанр и сугубо экспериментальную направленность действий главных героев.

Разумный океан планеты Солярис

Значит, в 1972 году, по завершении съемок фильма Андреем Тарковским, и возникла точка сингулярности, в корне изменившая смысл изначального лемовского Соляриса и выведшая на острие сюжета проблемы, которые мучили Ф. М. Достоевского – метания человеческой души, мера духовности и бездуховности современного общества. Для Тарковского мыслящий океан есть живописный грандиозный фон кинодрамы, тогда как события развиваются как бы изнутри главных героев, идут от их душ, отягощенных их прежними не всегда пристойными поступками и делами. Если в романе у Станислава Лема Солярис это скорее неантропоморфный вычислительный дифференциальный бог Готфрида Вильгельма Лейбница, то у Тарковского – Океан Истины, на берегу которого воображал себя подростком Исаак Ньютон, и за этим мыслящим пространством скрывается Лицо, Личность Бога Живого. Обрести Бога значит прийти к себе, к своему Отцу Небесному. Таков лейтмотив кинодрамы Андрея Тарковского. Отсюда в заключительном фрагменте фильма, когда главный герой Крис Кельвин (Христиан Кальвин по-голландски; его играет Донатас Банионис) возвращается на Землю к отцу, то оба застывают на пороге дома в позе персонажей картины «Возвращение блудного сына» Рембрандта, и тут мы видим, что это отнюдь не Земля, а один из островов в океане Соляриса, Океане Истины по Исааку Ньютону. В этом контексте переосмысливается и творчество деятеля Северного Возрождения Питера Брейгеля Старшего (1525–1569), оказавшего, по мнению Виктора Тростникова, большое влияние на формирование мировоззрения братства бездуховности, картину которого «Охотники на снегу» (1565 год) Андрей Тарковский отобрал для изобразительного ряда фильма «Солярис». Тем самым режиссер преображает эту картину, от нее уже не веет той безнадежностью и невозможностью выйти за рамки судьбы, как от других живописных произведений Питера Брейгеля Старшего. Говорят, сам Андрей Тарковский считал Питера Брейгеля Старшего голландским Достоевским в живописи и усердно изучал его наследие. Отметим, что более ранний историко-философский фильм режиссера «Андрей Рублев» (1966 год) снят тоже в брейгелевских тонах.

Остров в мыслящем океане Соляриса

В 1964 году Станислав Лем издал свой философско-футурологический трактат «Сумма технологии» (угадывается явное подражание «Сумме теологии» Фомы Аквинского или Альберта Великого), в котором в Главе 4 «Интеллотроника» предвосхитил создание Искусственного интеллекта, аллегорически отображенного в средневековом предании о гомункуле – человеке из пробирки с искусственным мозгом. С гомункулом связаны и якобы предпринимаемые опыты трансгуманистов по переносу сознания от живого человека на экзоскелет. А ныне, как уже отмечалось, Искусственный интеллект, трансгуманизм и новая религия, рождающаяся по Ювалю Ною Харари в Силиконовой долине в Калифорнии – три магистральных направления, по которым движется в своем развитии эзотерическое братство бездуховности, стремясь достичь своей точки сингулярности, перехода, после которого цивилизационный откат назад по их плану станет невозможным. Здесь не стоит особо переживать, предаваться унынию и конспирологическим страхам, поскольку «Мысли перед рассветом» Виктора Тростникова дают нам ответ и на эту проблему. Никогда никакая машина или вычислительное устройство не сможет превратиться из объекта в субъект, и объект существует ровно столько, сколько его жизнедеятельность поддерживает субъект. У машинных организмов нет никакой укоренённости в невидимом мире, мире идей и эйдосов. Этим обладает только человек. А потому человек, конечно, волен пользоваться, скажем, экзопротезами, но никакого гибрида между объектом и субъектом, машиной и человеком, быть не может по определению. Некоторые задаются вопросом: почему исчерпала себя научная фантастика? Как говорится, все на поверхности: в своем развитии она дошла до крайних точек, предложив человечеству Искусственный интеллект и трансгуманизм. И здесь мы видим только возвращение к средневековой алхимии и устремлениям старых розенкрейцеров: попытки создания химерных существ предпринимались уже тогда, а еврейская народная легенда о Големе, якобы оживленном великим пражским раввином XVI-го столетия, каббалистом и алхимиком Иудой Лёвом бен Бецалелем, служит тому красноречивым примером (к слову, оная легенда интересовала евгеников всех мастей, в том числе работавших на советское большевистское правительство).

Питер Брейгель Старший. Охотники на снегу. 1565. Дерево, масло.

Музей истории искусств, Вена

Стало быть, в этих