Возвращение - Владимир Шатов

 - Я ить на войну не попал!

 - Как так?

 - Броню имел как кузбасский шахтёр…

 - Ну и что тут удивительного? - лениво цедил Плотников. - Многие не воевали.

 - Так-то оно так, но вишь-ка… - тянул слова Акимыч. - Наши-то страдальцы вроде как заместо меня раны получали!

 Горообразный Акимыч выбросил докуренную махорочную самокрутку и пошёл менять подгузники парализованным. Особо тяжёлых он неопытному студенту не поручал.

 - Рано тебе. – Отнекивался санитар на предложения о помощи.

 - Почему?

 - Сломаешься студент…

 Впрочем, разговоры разговорами, а Кирилл замечал пару раз, как он давал тумаков особо шустрым подопечным, промышляющим мелкими кражами на выпивку и курево. Первую неделю пребывания Плотникова на новом месте беспрестанно лил дождь.

 - Всё лето коту под хвост! – жаловался он Акимычу.

 - Лето не жизнь, - философствовал старший санитар, - одного не жалко…

 Казалось, природа тоже оплакивает ушедшего в марте месяце генералиссимуса Сталина. Плотников в толпе рыдающих москвичей ходил смотреть на выставленный в колонном зале дома Союза гроб с телом покойного, потом чудом избежал смертельной давки.

 - Как же мы будем теперь жить? – он тогда задавал себе самый популярный в те дни вопрос. - Как же люди могут, есть, спать, ходить в кино, когда Вождя не стало?

 Потом погода, как и жизнь, наладилась. Кирилл втянулся в повседневные обязанности и даже купался пару раз в заросшем кувшинками пруду.

 - Красота! - он после сытного обеда, в свой законный перерыв, быстро искупнувшись в тёплой воде, лежал под раскидистым дубом.

 Вдруг по выложенной камнем дорожке показалась сутулая фигура старшего санитара. Он нёс что-то в вытянутых руках и, остановившись в метрах двадцати перед Плотниковым начал вешать это на дерево.

 - Странно, – подумал разомлевший Кирилл, - Акимыч чего-то чудит… Может украл что и прячет?

 Он тихонько подкрался сзади и выглянул из-за широченной спины бывшего шахтёра. Тот прилаживал на торчащий сук объёмный мешок, из которого торчала …человеческая голова!

 - Ё-моё! – ахнул поражённый студент. - Что это такое?

 - Твою мать. – Выругался бывший шахтёр. - Зачем подбираешься так тихо?

 - Я посмотреть хотел…

 - Смотри теперь, сколько влезет, – Акимыч обиженно шагнул в сторону. - Чудом не уронил Самовара.

 На крепком дубовом суку, на пеньковой верёвке, висел грязный брезентовый мешок, из которого торчала лысая голова. Заикаясь, студент спросил:

 - Кто это?

 - Человек!

 - Как он туда влез?

 - Обыкновенно поместился...

 - Он что карлик?

 - Сам ты карлик. – Обиделся Акимыч и предположил: - У тебя бы не было рук и ног, тоже, небось, легко вошёл…

 Казалось, необычный пациент никак не реагирует на любопытство незнакомого человека. На бледном, словно застывшая маска, лице, выделялись лишь тёмные, живые глаза. Потрясённый Плотников подошёл ближе, чтобы подробнее рассмотреть необычного больного и спросил:

 - Как его угораздило этак?

 - Как обычно, – успокоился отходчивый Акимыч и начал сворачивать гигантскую «козью ножку». - Ранило на фронте в 1943 году под Воронежем. Направили на лечение сюда, тогда здесь обычный военный госпиталь располагался.

 - А как же он потерял руки и ноги?

 - У него были множественные осколочные ранения. Ноги ему сразу отрезали в полевом госпитале, руки уже тут, после начала гангрены конечностей.

 Акимыч спокойно курил, с неодобрение, поглядывая на голубые небеса. Словно сидящий там забыл собственные обязанности и не присматривает больше за глупыми детьми.

 - После взрыва снаряда Самовара вдобавок контузило и парализовало, - продолжал он, регулярно сплёвывая на землю. - Так что говорить и даже двигать головой он не может.

 - Так как он живёт?

 - Припеваючи. – Пошутил весёлый санитар. - Мы с ним друзья, правда, Самовар?

 Человеческий обрубок один раз моргнул прозрачными веками. Пожилой медбрат весело закричал:

 - Во видал?

 - Точно.

 - Так он говорит да. Если нет, тогда мигает два раза…

 - А почему Самовар?

 - Сейчас поймёшь! – Акимыч шагнул к раскачивающему мешку. - Ест он только жидкую пищу, поэтому по-большому ходит редко, а по-маленькому я вот что придумал…

 Он повозился у дна мешка и сквозь специальное отверстие стыдливо вывалился небольшой отросток, в котором с трудом можно было узнать мужской половой орган.

 - Теперь он мокрым точно не будет, поэтому мужики ещё до меня прозвали пациента Самоваром. Похож?

 - С боку похож. - Присмотревшись, определил Плотников.

 - А как его зовут?.. Фамилия у него должна быть...

 - Хер его знает!.. Просто Самовар...

 Обычно словоохотливый Кирилл на этот раз не знал, что сказать. Он смотрел на спокойное лицо человека без имени, и ему становилось страшно. Он думал о том, что смог ли жить вот так, без рук и ног, без всякой надежды? Акимыч, как ни в чём не бывало, бойко рассказывал:

 - Когда хорошая погода я обычно вывешиваю его после обеда и до самого вечера.

 - Не скучно?

 - Что ему в палате делать? Здесь свежий воздух, птички поют.

 - А вдруг ему не нравится?

 - Нравится, что ты, – не согласился опытный санитар, - а ну мигни!

 Самовар послушно мигнул веками без ресниц и Кирилл тоже понял, что тому нравилось висеть на дереве. С этого дня между ними установились дружеские отношения. Добродушный студент научился различать малейшие изменения на лице товарища, любое красноречивое движение его глаз.

 - Он чувствует тоже, что и я. - Плотников часто приходил в палату для тяжелораненых и читал Самовару книги.

 Когда выпадал погожий денек, он выносил того в парк. Высохшее тело почти ничего не весило и Кириллу не верилось, что он несёт в руках взрослого мужчину. Часто он представлял, что перед ним пропавший без вести отец и рассказывал ему всю свою жизнь.

 - Мать замуж так и не вышла, – лучшего собеседника для юношеской исповеди было трудно придумать. - Хотя один полковник настойчиво сватался… Она тебя забыть не смогла.

 Самовар послушно раскачивался под порывами июльского ветра, и Кириллу чудилось, что его глаза блестели как-то по-особенному.

 ... В начале августа Плотникова попросили поработать в архиве, у него был каллиграфический подчерк, чрезвычайно редкий среди врачей. Разбирая папки с бумагами находящихся на излечении, он случай наткнулся на дело Самовара.

 - Не может быть.

 Он узнал его по номеру палаты и места кровати, а также по выразительным глазам смотревшего с пожелтевшей фотографии. Сначала Кирилл не поверил, что писаный красавец в довоенной форме кадрового военного и есть Самовар.

 - Да у него же должна быть семья, красавица жена и дети! – вскрикнул юноша, рассматривая статного черноволосого офицера.

 Плотников, воспользовавшись возможностями госпиталя, тут же послал телеграмму в военкомат по месту прежнего проживания Самовара. Мол, такой-то офицер числится ли в списках и живы ли родные? Через неделю пришёл ответ, советская военная машина работала как часы.

 - На Ваш запрос сообщаем, что Калмыков Иван Тимофеевич числится пропавшим без вести с 1943 года. – Прочитал Плотников на фирменном бланке. - Семья в составе жены Евдокии Семёновны и сына Константина Ивановича в настоящее время проживают по адресу…

 В глазах Кирилла потемнело, он представил себе, как обрадуется сын, узнав, что пропавший отец жив. Он тут же побежал к Самовару. Странно, но настоящая фамилия, которая теперь была известна ему, никак не вязалась с нынешним видом инвалида, и он продолжал называть его прилипшим прозвищем.

 - Они живы! – крикнул Плотников на ходу, обращаясь к одиноко висящему на дереве человеку. - Я нашёл твою семью…

 Самовар, широко раскрыв глаза, внимательно смотрел на взволнованного санитара.

 - Ты не рад? – собеседник помедлил и моргнул два раза. - Но почему? Они обрадуются тебе… Прошло столько лет, а ты жив!

 Самовар чётко мигнул два раза, и Кирилл сильно обиделся на него.

 - Я ведь так старался!.. Как настоящий Шерлок Холмс вычислил и нашёл его семью, а калека даже не поблагодарил.

 Две недели они не разговаривали, только в свой последний рабочий день, накануне начала осени, Плотников вновь вынес подопечного на природу. Он накануне много и мучительно думал, почему Самовар не хочет известить о себе собственную семью.

 - Ты не хочешь, чтобы они тебя видели в таком состоянии? – догадался он, глядя в потухшие глаза инвалида. - Да?

 Самовар опустил и поднял чуткие веки и по его бледным щекам покатились две прозрачные слезинки.

 - Прости меня солдат, – после мучительной паузы попросил Кирилл, - я не хотел причинить тебе боль…

 Самовар понимающе моргнул один раз и блаженно закрыл уставшие глаза, до вечера он мог понежиться под тёплыми лучами засыпающего солнца. Он знал, что перед ужином шумный Акимыч заберёт его в надоевшую до чёртиков палату...