Возвращение - Владимир Шатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ясно!
… О «фотогигиеничности» тракториста ещё до войны сложили хулиганскую частушку: «Полюбила тракториста, а потом ему дала. Три недели сиски мыла и соляркою ссала!»
Несмотря на тяжкий труд, трактористам завидовали – ведь им платили на трудодень 3 килограмма зерна. Гарантированно за сезон, если всё будет удачно, они получали сорок пудов хлеба. Жили трактористы недолго – максимум 40-50 лет.
- Зато семья голодать теперь не будет! – стиснув зубы, Николай воевал с капризной техникой.
Ему даже пришлось расплавить свои медали «За отвагу» и «За взятие Берлина», чтобы запаивать медные трубки топливной системы трактора.
- Так никаких наград не останется! – расстраивался он, яростно орудуя паяльником.
- На хрена они тебе? – подначивал его бригадир, который всю войну просидел в тыловых складах.
- А вдруг когда-то за них будут давать огромадные деньжищи?
- Скажешь тоже…
Николаю неслыханно повезло, в конце сороковых годов в Харькове стали выпускать гусеничный трактор ДТ-54. Он имел современный двигатель и такую немаловажную мелочь как кабину. Теперь трактористу за шиворот не текло, в уши не задувало, хотя сильно гудело, трясло и вибрировало.
- На то они и есть 54 лошадиные силы. – Веско сказал принимавший технику бригадир.
- Мощь неимоверная! – подтвердил Сафонов, любовно поглаживая вздрагивающий бок прирученного зверя.
***Весной 1948 года его сестра Мария вышла замуж. Но не по любви и взаимной симпатии, а по воле тётки Ульяны и дядьки Сидора, брата матери. Им понравился жених. Тем более будущий тесть сказал при сватании:
- Нам приданого не надо.
- Как так?
- Вы нам только девку отдайте…
Вот и «пропили», то есть просватали Марию без её согласия и ведома. Парень из соседней деревни Королёв Василий давно оказывал ей знаки внимания. И он ей нравился. Василий узнал о сватовстве конкурента и с взрослым родственником пришёл просить дать отказ донаховцам.
- Так как я сам хочу жениться на Маше. – Аргументировал он свою просьбу.
- А ты Марию спросил?
Тётка Ульяна, воспользовавшись отсутствием дома племянницы, сказала, что та Васю и видеть не хочет. После этого Королёв вовсе перестал замечать Машу, к её полному изумлению.
- Видать судьба мне за Семёна идти! – решила она и после скромной свадьбы переехала в семью мужа в Донаху.
До этого момента они с Александрой Шелеховой жили как родные сёстры, вместе работали, ели и отдыхали. Почти сразу по их приезду в Криницу из Германии с Сашей произошёл несчастный случай. За недостатком тягловой силы в посевную носили на себя из заготзерна на станции Унеча до родного села мешки с элитным зерном по 8 килограмм каждый, связанные вместе в «хохле» и перекинутые через плечо.
- Ты бы Санька не таскала тяжести! – предостерегла беременную подругу Мария.
- Ничего не будет… - легкомысленно отмахнулась Шелехова.
Бабка Никонова, возле дома которого играл трофейный патефон, угостила девчат в честь праздника пирогом. Девчата отведали чисто картофельный пирог, разломанный на четверых и, несмотря на пройденный путь с грузом, пустились в пляс под балалайку.
- Жить так хочется! – призналась весёлая Машка.
- После того, что мы пережили, - задорно крикнула Саша, - нам ничего не страшно…
Аккомпанировал им отец Юрки «Крохи», которого за красивую игру на балалайке прозвали «композитор Будашкин». Девчата босиком отбили «барыню», взвалили мешки на плечи, и пошли дальше. Следующей ночью у Александры случился выкидыш.
… Годовой минимум трудодней для колхозников – 240 выходов на работу.
- Если кто не выработает – отрежем сотки. – Грозил вернувшийся из эвакуации «Ероплан».
- Язык он пускай себе отрежет! – судачили между собой колхозники.
- Как немец на порог – он первым сдрыснул…
Председатель самолично запахивал на тракторе картофель у нерадивых колхозников, чтобы зимой питаться было нечем. Не смотря ни на что, люди трудились плохо, потому что работали за «палочки».
- Зачем колхозникам деньги? – очевидно, кто-то задумался в «высоких» кабинетах. - У них же всё – своё!
На новую колхозницу Шелехову тоже была заведена трудовая книжка в 30 листов. Трудодень отмечался учётчиком палочкой. Трудовые книжки сдавались бригадиру. Возле каждой колхозной конторы вывешивали щит с показаниями выходов на работу. Здесь каждый сверял свои выходы с записями бригадира.
- Совесть то поимей! – корила его Мария за неотмеченные дни, когда подруга отлёживалась после выкидыша.
- Так она ж не работала.
- Я же за неё пахала… двойную норму же выполнила!
- Не положено!
После освобождения от оккупации в селе не осталось ни одной лошади. Землю свою и колхозную вскапывали лопатой. Вспахивали, у кого была, на корове. Была установлена твёрдая норма: вскопать лопатой каждому 5 соток в день, вспахать на корове – 15 соток.
- Я нашу бурёнку загнала, вспахивая кожен день по тридцать соток.
- Я сказал не положено! – стоял на своём бригадир, положивший глаз на городскую девушку.
Подростки в колхозе, выполняли разную работу, в том числе ночной выпас колхозного скота, за который начисляли 40 трудодней. Старший брат Николай служил в это время в армии и Митя с матерью Авдотьей Яковлевной заработали за предыдущий год вместе чуть больше пуда зерна.
- Ежели в этом году трудодни плохо закроешь, - пообещала горячая Мария и зыркнула серыми глазищами, - мы с голоду подохнем без отца, но и тебе не жить.
- Не пужай!
Бригадир побурчал, но трудодни закрыл правильно… Кроме обязательной отработки в колхозе семью донимали и другие неприятности. Жизнь в деревне была трудна и голодна. Налоги с домашних соток в личном подворье были больше, чем с такой же площади на колхозном поле. Из-за засухи Сафоновы не смогли расплатиться с налогами государству и с них, за такую несознательность взяли пеню: 250 стаканов фасоли…
- Подавитесь вы этой фасолью! – в сердцах сказала мать Авдотья.
- Тише, тише… - остановила её старшая дочь. – Заберут ещё больше!
Мать будила младшую дочь каждый день в шесть утра и снаряжала в лес «по дрова». В сильную стужу колени семилетней Сашки она обматывала пенькой. Штанов под платье на неё не было, поэтому выше колен кожа трескалась от мороза. Ходили в лес утром и вечером. Возили сучья и прутики на салазках, обвязав их верёвками.
- Живём в лесу, а деревья на дрова рубить запрещается. – Жаловались деревенские бабы.
- Хотя бы сухостой позволяли валить…
- Держи карман шире!
Однако холод был не самым главным врагом крестьян. В голодные послевоенные годы приходилось собирать колоски по колхозным полям. Летом ели борщ из щавеля слегка забелённый молоком. Ели воробьятник, липовый лист. Вместо хлеба пекли картофельные пироги, да и то далеко не всегда. «Деликатесом» считалась картошка, заправленная толчёнными и прожаренными зернышками конопли.
- Вместо сладости - нарезанная ломтями и упаренная в чугунах сахарная свекла. – Сетовала Авдотья Яковлевна, накрывая обед вернувшимся работникам.
- А мне нравится! – шутил Николай, который вставал из-за стола полуголодным.
Вкуса мяса крестьяне не ведали, так как сплошь были постные дни. Поросят после войны редко кто держал - кормить особо нечем их было. Держали гусей для уплаты налога мясом 40 кило в год. Как только к осени гуси набирали вес, их ловили, сажали в плетушки и везли в Дмитровск.
- Слава Богу, заплатили налог! - говорила тогда мать и крестилась.
- А сами что будем есть?
- Картошка нынче уродилась и Пеструшка скоро отелится…
Корова в личном подворье облагалась налогом: поставка государству молока в 3,9% жирности, 500 литров за год. Вместо молока можно было сдать сливочное масло. Если кому удавалось «выручить копейку», то покупали масло в поселковом магазине и сдавали как эквивалент налога за молоко.
- Меня Ульяна научила, - по секрету шепнула Авдотья старшей дочери.
- А смысл.
- Так молочко Сашеньке достанется…
Свою младшую дочь, чудом выжившую в войну Саньку, она оберегала как зеницу ока. После отёла коровы у Сафоновых, пришла комиссия и «законтрактовала» телёнка. Резать его для своих нужд, строго-настрого запрещалось.
- Нарушение этого запрета расценивается как государственное преступление и карается со всей строгостью социалистической законности. – Пугал хозяйку вечно пьяный председатель.
- У нас бурёнка совсем старенькая, - пожаловалась Авдотья, - можно тёлочку себе оставить?
- Не положено!
Колхоз в конце года, согласно контракту, обязывался выплатить за выращенного телёнка компенсацию продуктами.
- Знаем мы, - заплакала мать, - сколько вы живоглоты даёте!
- Но-но! – взвился председатель. – Поговори у меня…