Возвращение - Владимир Шатов

 - Знаем мы, - заплакала мать, - сколько вы живоглоты даёте!

 - Но-но! – взвился председатель. – Поговори у меня…

 Груня Митина, вдова с тремя детьми, не выполнила обязательный налог государству. Пришёл, как и подобает в таких случаях, уполномоченный министерства по сельхоззаготовкам и забрал корову в счёт налога. Дед Митин Захар Гаврилович в сердцах сказал ему:

 - Так-то и германцы забирали.

 Кличка «Германец» присохла к этому уполномоченному до конца его жизни.

 Поработав в колхозе Александра, поняла, что долго так не протянет. Она сходила к директору школы Панову, и тот взял её учителем немецкого языка.

 - Пригодился таки немецкий! – удовлетворённо сказала она подруге.

 - Не зря мы в Германии жили…

 - Тяжко там было, но зато с тобой встретились!

 - Лучших друзей выбирает жизнь.

 В войну дети не учились, так как школу в Криницах немцы зачем-то развалили и сожгли.

 - А ребятишки, и рады были – не учиться ведь! – огорчался старый учитель. – Столько лет потеряли…

 - Наверстаем!

 Теперь приходилось заниматься в бывшей конюшне. Тетрадь давали одну на полгода. Когда они заканчивались, писали на газетах. У одноклассника Митьки на оптическом заводе в Люберцах Московской области работала тётя. Она-то и снабжала племянника обёрточной бумагой, на одной стороне которой можно было писать.

 - За это будите по очереди делать за меня уроки. – Объявил важный меценат.

 Около импровизированной школы был участок земли засеянной пшеницей и засаженный картошкой. К Октябрьским праздникам собрали и намололи муку для раздачи ученикам. Директор школы Панин раздавал муку к выстроившимся в ряд 200 учащимся. Банкой из-под американской тушёнки ёмкостью в 400 грамм он насыпал муку кому в пилотку, кому в фуражку, кому в платок…

 - Чтобы ходили на уроки!

 - Теперь обязательно будем…

 Каждой весной голодающим ребятам приходилось собирать мороженый картофель с колхозного поля. Матери мололи зерно на деревянных дисках, в которые были забиты чугунные осколки. Муку смешивали с высушенными и перетёртыми картофелинами и пекли «тошнотики».

 - Тёплый «тошнотный» хлеб ищо можно есть, - признался Николай, - чёрствый – трудно укусить.

 - Вот бы нормального хлебушка вдоволь наесться… - сказала маленькая Саша.

 Ученики ходили вечно голодные. Урожай колхозной моркови собрали на поле возле школы в бурты. Из-за засухи в этом году не взошла картошка и ребята нередко приходили на занятия не евши. Бурты моркови на поле сторожил дед Фараонов по кличке «Проблема». Был он подслеповат и дурковат. Этим пользовались – дети воровали морковь из буртов и ели. Жаловался дед на школьников директору:

 - Опять окружили!.. Морковку воруют!

 - А кто? – спросил взбешённый Панин.

 - Чёрт их знает, похожи друг на друга!

 Директор пошёл по классам и скомандовал:

 - Обозники! Руки на стол!

 Молодая учительница Шелехова пыталась защитить детей, но директор был неумолим. Руки у всех ребят оказались жёлтыми от моркови.

 - Ладно, я разберусь с вами…

 - Чего с ними разбираться, - тихо сказала Александра, - они просто голодные дети.

 … Зимой 1953 года на Донаховский сельсовет выделили кинопередвижку. Киномеханик с аппаратурой на машине перемещался из одного села в другое только за «магарыч».

 - Смотри Гришка, сопьёшься! – предостерегали киномеханика Кульминского родственники.

 - Тогда пойду в трактористы! – легкомысленно отвечал тот.

 В начале марта Николай рано пришёл с работы и неожиданно предложил Александре:

 - Сходим сегодня в кино?

 - А что показывают, и где будут крутить? – девушка смутилась от неожиданного предложения.

 В Криницах не было клуба, и каждый раз кино крутили в новом месте. Если не было клубного помещения, Кульминский начинал артачиться и, ссылаясь на инструкции, отказывался крутить кино на улице.

 - Уговорили через взятку ставить фильм в конюшне. – Сообщил моющий руки тракторист.

 - А что ему дали?

 - Дело уладили бутылкой самогонки.

 - Так что Гриша привёз?

 - «Тарзана». – Ответил Николай и добавил: - Говорят фильм мировой…

 - Конечно, пошли.

 Сильно пьяный Григорий уже колдовал над хитрой техникой. Карбюраторный движок обеспечивал киноаппарат электричеством и так сильно тарахтел, что порой нельзя было разобрать слов. Экран из парусины повесили прямо на стену. Входной билет стоил 20 копеек с «носа».

 - Дядь, пусти! – канючили безденежные пацаны.

 - Без денег не пущу! – стоял на своём Кульминский.

 Вокруг него толпились десять мальчишек одного возраста совершено разной внешности. В круговерти около киноустановки мелькали азиатские лица, характерные носы представителей Кавказа совались в нутро громкого двигателя. Рядом стояли русоволосые подростки со славянскими чертами, и суетился один типичный еврей.

 - О роговцы прибежали. – Сказал кто-то сбоку.

 - К ним кино никогда не возят, - откликнулся щёлкающий семечки Сафонов, - их деревенька всего на десять дворов.

 - Рогов после войны вообще чудом сохранился…

 Деревенская «шпана» стремилась попасть в кино бесплатно. Принципиальный киномеханик их не пропускал. Пока Кульминский отвлёкся на путающегося под ногами азиата, грузин сделал ему «подлянку» - насыпал соли в бензин.

 - Вот подлецы! – заругался матом близорукий Гриша.

 - Так тебе скряга и надо! – веско сказал типичный житель Прибалтики, и пацаны как по команде начали организованно отступать в соседнюю деревню Рогов.

 Пугливая искра пропала намертво, движок тупо заглох и не заводился.

 - Чего они все такие разные? – спросила заинтересованная Саша.

 - Во время войны в их деревне не осталось ни одного мужчины, только десять женщин от двадцати до сорока лет и несколько древних старух. – Начал рассказывать Николай. – На кого пришли похоронки с фронта, кто-то погиб в партизанах.

 - Все до единого? – ахнула впечатлительная девушка.

 - Под корень…

 Пока киномеханик сливал бензин и заливал новый, Сафонов поведал Александре страшную историю:

 - Когда немцы отступили, к ним зашло одно подразделение гвардейской дивизии. Командовал ими боевой русский сержант. В подчинении у него был настоящий интернационал: Армянин, казах, украинец, узбек, татарин, эстонец, белорус, грузин и еврей. Сержант зашёл в лучшую с виду хату деревни и попросился на постой. Его встретила миловидная женщина с пышной грудью, которая ошарашила красноармейца: «То, о чём я попрошу, наверное, вас покоробит… Но постарайся понять. Война отняла у нас мужчин. Для того чтобы жизнь продолжалась, нам нужны дети. Подарите нам жизнь».

 Николай замолчал, с преувеличенным вниманием глядя на суету крикливого киномеханика.

 - Солдаты разошлись по разным избам, и через девять месяцев одновременно родилось десять здоровых мальчиков.

 - Теперь у деревни есть будущее! – сказала Александра и вытерла слёзы.

 Кульминский, наконец, запустил капризный агрегат. Люди вместе с лошадями начали смотреть знаменитый фильм. Всё было ничего, пока Тарзан не закричал по-звериному. Перепуганные лошади чуть было не разнесли конюшню…

 - Ну, это кино, - смеясь, предложил Николай, - пошли лучше погуляем.

 - Я не против…

 Откровенно говоря, Саше на происходящее на экране было наплевать.  Она сидела на скамеечке рядом с Николаем и её сердце сладко замирало.

 - Неужели? – задавала она один и тот же вопрос.

 До этого дня Александра даже сама себе не признавалась, что живёт в Криницах только потому, что здесь живёт Николай. Когда она первый раз увидело его в немецком концлагере, то сразу почувствовала сильную симпатию.

 - Может он признается, что я ему симпатична?

 Александра устала ждать внимания, нравящегося ей мужчины. Николай до этого относился к ней как к сестре, внимательно и уважительно.

 - Ведь у него нет зазнобы… - успокаивала себя Саша и ждала.

 Они вышли из импровизированного кинотеатра и неторопливо пошли к дому. Хату Сафоновы поставили на самом краю села, и идти им было полчаса, а если неторопливо – час.

 - Глянь Шура, - кивнул Коля в сторону кучкующихся людей, - бабы новости по радио слушают.

 - Чего там может быть интересного?

 Первый ламповый приёмник «Родина» появился в колхозной конторе совсем недавно. По нему слушали всем миром сводки о состоянии здоровья Сталина. Когда они проходили мимо как раз сообщили о смерти вождя. Бабка Настя Митина стала причитать:

 - Милые, что ж мы будем делать без кормильца?

 - Горе нам! – заголосили бабы.

 Люди, сгрудившиеся вокруг приёмника вынесенного на крыльцо, зарыдали и закричали.

 - Как жить дальше? – подхватили мужики.

 - Война сызнова будет! – веско сказал дед Гаврила.