Несколько шагов до прыжка (СИ) - "Val. Ekkert"

Персиваль перевёл взгляд на ёлку. Трёхцветная иллюминация — донельзя патриотично, конечно, но флаги вешать не стал бы никто. Чёрные, красные и серебристые маленькие шарики — в этих цветах Ньют с Куини катали короткую. Молочно-белые шары с золотым греческим узором посередине — это к их же произвольной. Пресловутые пистолеты и шляпы — Тина, кстати, даже не ругалась, а и вовсе смеялась, когда увидела. Строгие матовые синие и зелёные — к костюмам Абернати. Остальное пространство занимали простые игрушки — с узорами, рисунками, серебристые, фиолетовые, золотые и красные — Ньют много накупил сегодня и вытащил из кладовки Персиваля всё с двух прошлых праздников. Тина, правда, предлагала повесить на ёлку ещё и галстуки Персиваля, на что вся команда синхронно расхохоталась. Персиваль решил ничего не уточнять — он всё ещё хотел крепко спать — но и галстуки на поругание не отдал.

До глинтвейна они ещё пили чай — точнее говоря, попытались. Чайник пошли заваривать Ньют и Тина, и в процессе, зачем-то передавая его друг другу, эпично разбили — отлетело донышко, сам чайник с крышкой остались невредимы. Пока хохотали, пока Персиваль ворчал, что и чёрт с ним, с этим чайником, всё равно он служил по делу раз в полгода, пока вытирали пол, пить чай уже расхотелось. Перешли прямо к глинтвейну — всем по бокалу и не больше, чтобы никому не было обидно.

Ньют тихо вздохнул и всё-таки прижался к плечу Персиваля. Склонил голову, взял за руку и радостно рассмеялся, не встретив сопротивления.

Куини, обернувшись на них, широко улыбнулась:

— Ну наконец-то!

Ньют, фыркнув, уткнулся лицом Персивалю в плечо — уши у него заалели. Спрятался. Хотя куда уж прятаться: все всё поняли.

Персиваль молча усмехнулся и отсалютовал Куини бокалом. Лишь бы она сейчас не сказала что-нибудь в духе «а то мы уже ставки делали, когда вы признаетесь» — но, судя по удивлённым лицам команды и Ковальски, ставки они всё-таки не делали. Разве что сама Куини могла с Серафиной поспорить, но тоже, в общем-то, вряд ли.

— Надо было вам что-то на двоих дарить, — протянул Абернати, поднимаясь, наконец, с пола. — И приятно, и экономно.

Ричард бессовестно захохотал:

— Сами купят! Что сказать, молодцы!

— И ты молчала? — возмутилась Тина, глядя на сестру. Но не успел Персиваль осадить её, что это всё-таки их личное дело, и если бы Куини не молчала, они бы с Ньютом это вряд ли одобрили, как она тут же насупилась, а потом улыбнулась. — Извините. Я очень рада за вас, правда.

Ковальски не сказал ничего, но губы растянул от уха до уха. Ну да: они же с Ньютом дружили, так что его радость была вполне объяснимой и понятной.

— Только давайте вы не будете поднимать за нас бокалы, — пробормотал Ньют, отклеиваясь от плеча Персиваля. — Нам приятно, но… не надо, это чересчур уже. Спасибо.

Бокалы они всё-таки подняли, но молча. И не придерёшься.

Персиваль отпил из своего и уже откровенно обнял Ньюта за плечи.

Праздник будет праздником.

Настоящим.

А вещи они соберут ещё до Нового года.

~

Телефон зазвонил через минуту после полуночи, когда Альбус уже собирался идти спать — он встретил Рождество, и больше сидеть одному в квартире было невыносимо.

Наверное, Криденс — то есть, они вдвоём с Честити. Или ещё кто-нибудь из учеников. Кто же ещё.

Но номер не был знаком. И американским он тоже не был.

Альбус принял звонок.

— Я слушаю.

— Ты всегда слушаешь.

Альбус медленно опустился обратно в кресло. Пришлось несколько раз вдохнуть и выдохнуть, чтобы продолжить разговор:

— Что-то случилось?

В трубке раздался знакомый смешок:

— Ты не хуже меня знаешь, что и когда случилось, моя радость. Судя по моим часам, в Нью-Йорке пару минут назад случилось Рождество. Я, видишь ли, счёл, что наш с тобой обмен сообщениями несколько неверен: мы поздравляли друг друга до непосредственного наступления праздника.

Собственный канцелярит в устах Геллерта неприятно резал уши.

Вдох. Выдох.

— И что же сподвигло тебя исправить это обстоятельство?

Геллерт помолчал.

— Ничего особенного. Просто это было неправильно. А я чаще всего стремлюсь… изменить то, что кажется мне неправильным. Тебе об этом известно.

Альбус закрыл глаза. Так всё казалось слегка нереальным — как и сам по себе этот звонок.

— Где ты, Геллерт?

Тот предсказуемо расхохотался:

— Ты действительно думаешь, что я тебе это скажу? Альбус, свет очей моих, ты всегда был гораздо умнее.

Что из этого было больнее, Альбус даже сказать не мог. Пожалуй, всё-таки старое обращение. Сейчас, при нынешних обстоятельствах, в нынешних отношениях оно казалось просто издёвкой.

— Я могу выяснить это по номеру телефона, — медленно проговорил он.

— Ты не станешь этого делать, — уверенно заявил Геллерт. — А даже если и станешь — не сможешь за пару дней перевернуть вверх дном весь этот… всё это место. Я вернусь двадцать седьмого, не переживай так, успеешь ещё соскучиться. И с Новым годом поздравлю лично.

И он был прав. Не станет. И успеет. Уже успел. И очень давно.

— Я буду ждать, — на трезвую голову у Альбуса бы никогда такое не вырвалось.

Геллерт ответил далеко не сразу:

— С Рождеством, Альбус.

— И тебя, — негромко выдохнул тот.

Связь оборвалась. Мобильник вспыхнул экраном блокировки и погас через десять секунд.

С ним в руке Альбус просидел ещё, кажется, около получаса.

========== Глава 9 ==========

— У нас была малая бронза. В этот раз мы возьмём большую, — Ньют нервно отхлебнул кофе.

Они сидели в ресторане отеля в Бисмарке, где в этом году проходил Чемпионат США, и старательно делали вид, что не очень-то и взволнованы. Так, лёгкий мандраж, который, безусловно, был нормой перед любыми соревнованиями.

— А я уверена, что мы возьмём серебро, — Куини методично перемешивала огуречный салат, так и не отправив в рот ни кусочка. — Мы взяли его на Гран-при, мы выиграли региональные, так что нам здесь мешает? И к тому же, это наши соревнования, и Майерс с Колвином тут не будет.

Канадская пара Сара Майерс и Майкл Колвин были действующими чемпионами мира и четырёх континентов уже три года подряд, безусловными фаворитами, всякий раз оставлявшими серебряных призёров далеко позади. В парном катании на этих двух чемпионатах в последние годы шла борьба именно за серебро — выгрызть золото у Майерс и Колвина не представлялось возможным. И Персиваль был уверен, что в этом сезоне будет то же самое. И вряд ли Ньют и Куини умудрятся повторить его собственный «прыжок выше головы» и выиграть у фаворитов. Другое время, другой уровень, другая система оценок, если уж на то пошло. И Персиваль, конечно, верил в своих подопечных — но не в мистику.

— Куини, нет, — с хрипотцой в голосе попросил Ньют, вцепляясь пальцами в ручку чашки. — Давай рассчитывать на бронзу. Выиграем серебро — хорошо, не выиграем — так хоть не сильно расстроимся.

Та кривовато улыбнулась и всё-таки приступила к еде. Персиваль медленно выдохнул. Чемпионат США, Чемпионат четырёх континентов, Чемпионат мира… Три самых важных, три последних перед Командным чемпионатом — неудивительно, что ребята так нервничали. Он и сам психовал не на шутку, куда сильнее, чем на всех соревнованиях до Нового года, но нельзя было это показывать. Если фигуристы видели, что их тренер волнуется — их собственное волнение могло возрасти в разы.

— А мы решили стремиться хотя бы к олову, — Ричард залпом проглотил свой чай — остывший, естественно. — Всё-таки четвёртое в региональных…

Тина нервно фыркнула, сцепляя руки в замок:

— Ну да. Давайте верить, что всё будет хорошо.

Сегодня на лёд выйдут катать короткую программу женщины и пары. С минуты на минуту должна подойти Серафина, и они поедут на каток. Последняя быстрая тренировка, последние приготовления, жеребьёвка — и прокат.

Хорошо ещё, что Ньют и Куини выходят в последней разминке. Тина с Ричардом — в предпоследней. Будет время… а на что, собственно, будет время? Попытаться успокоиться?..