Ветер плодородия. Владивосток - Николай Павлович Задорнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чумбока, после многих лет, проведенных на чужбине, осенью вернулся. Не имевший своих детей, он дружен с Ангой. Она стала его отрадой. Мать Анги давно умерла.
— Я жениться хочу, — повторял Удога.
Чумбока понурился. Но он знал, что так надо, так и будет. Грустно стало и за Ангу, и за себя. Жалко стало прежней жизни, когда, молодыми будучи, и он, и Удога жениться собирались. А теперь уж седина в косе у брата, уж не такой он быстрый и проворный, как прежде. Соседи и родственники решили постараться и к свадьбе Удоги побольше добыть хорошего молодого мяса: сохатины и кабанины.
— Я себе хорошую невесту нашел! — говорил Удога брату. — Не первый год ее отца знаю. Батюшка приезжал — их крестил. Она деревяшкам молиться не будет. Еще молодая совсем, славная.
Анга знала, о ком речь. Как велел приезжающий поп, Удога дождался, когда Айоге исполнилось семнадцать.
Перед свадьбой надо было сходить в лавку. Удога там редко бывал. Не нравилось ему, что торговцы селились в Бельго. Все же старый обычай своего народа не надо отбрасывать. Полагается купить привозные вещи на подарки невесте, ее родителям и родне, так, чтобы все видели. Да и неприлично не зайти в лавку в своей деревне, в которой Удога назначен старшиной. Лавочники могут подумать, что я их боюсь. Нельзя обижать торговцев: так велел Муравьев. Зачем с них же пример брать? Они ведь обижали, говорил Николай Николаевич, когда им нужна была выгода. Но теперь сила не у них, а у нас.
Братья пошли в лавку. Торговцы купили под нее дом гольда. «Сколько их тут!» — подумал Чумбока. Сам хозяин, двое его братьев, двое работников, еще какой-то приезжий китаец, богатый, толстый, с ним приказчик и работник, у всех собаки. Китаец сказал, что построится тут большая лавка. Амбары и сейчас есть, кругом нарты на снегу, большие и малые, целая усадьба с хозяйством. На двух печах варят, парят и пекут. Все пропахло бобовым маслом.
«А маньчжуры не позволяли им такими шайками собираться! — подумал Чумбока. — Даже не пускали их сюда!»
— Кокарду видишь? — спросил Чумбока, показывая на фуражку брата.
— Вижу. — отвечал китаец-лавочник. — Что отпустить? Порох? Водки? Я пригожусь любой кокарде.
«Моя теперь не китаец. Моя русский», — объяснял торговец своим должникам.
Всю жизнь у отца этих лавочников Гао Цзе не было своей лавки. Китайцы торговали вразвоз. Они ловкие, верткие, умелые, выворачивались, арендовали лачуги гольдов под лавки. Но приходилось прятаться от маньчжур и за все платить их чиновникам.
— Брат женится!
— A-а! Удога! Очень умный! Заслуженный, храбрый! Да, слыхал, что хочешь жениться! У меня все приготовлено для тебя.
Вечером к Удоге пришел один из родственников, сосед Кальдука Большой, хороший охотник и добрый, доверчивый человек.
— Сегодня я принес с охоты две выдры и пошел в лавку. Меха отобрали за долги. Сказали, что мне ничего не следует.
Тысячу раз слыхал Удога за свою жизнь про подобные случаи. Его самого когда-то обманули с позором. Как теперь? Только что Удога сам взял хорошие вещи к свадьбе, заплатил за них полностью, при свидетелях. Вещи хороши! И сразу идти и ссориться из-за Кальдуки Большого? А они опять начинают как прежде… Как это надоело! И так вся жизнь проходит, власть меняется, обманы остаются.
Братья-лавочники всех теперь зазывают к себе, объясняют, что тут Россия, им даны все права. Обосновались, получили позволение считаться «льготными китайцами». Вот какое противоречие. Мы помогали русским, старались высвободиться от ига маньчжур и выгнать их, а появились китайцы. А маньчжуры запрещали им тут жить, даже появляться не позволяли. Только за взятки!
У них теперь будет новый дом, усадьба, богатство, о котором отец их Гао Цзе и мечтать не смел при маньчжурах.
— Я русский! — заявляет теперь старший его сын.
После свадьбы повеселел Удога. Только Анга стала печальной. Отец — она чувствовала — отдаляется от нее. Загрустил и Чумбока. Конечно, он радовался за брата, дому нужна хозяйка, а Удоге жена. Хорошо, что женщина в доме, что уют домашний сохраняется и достаток явится. Не заметил дядя, что с Ангой что-то случилось, даже ему ничего не говорит, что на душе. Не больна ли она? Наверное, страшных рассказов наслушалась, жалеет тех, кого обижали и казнили, закапывали в землю живьем. Да ей еще рассказали, как у дяди Чумбоки сами же наши родичи жену убили.
На счастье, румяная, крепкая и старательная Айога была несварлива, независтлива, падчерицу со свету не сживала, не обижала ее. Айога и Анга жили в согласии, как подружки.
«Но что с моей племянницей делается?» — думал Чумбока.
После новой луны, на следующий месяц после свадьбы, братья ушли на охоту. В лесу наст, весна близилась, голодно было, зверя убить не смогли, не нашли. Чумбока пришел домой за юколой. Айога встретила его хорошо.
— А где Анга? — спросил Чумбока.
— Она на проруби рыбу ловит, — ответила Айога как-то смущенно. Испуг и вина явились в ее взоре.
«Что-нибудь случилось? — подумал Чумбока. — Как-то странно она разговаривает».
Чумбока быстро пошел на реку. На морозе, на самом ветру, полузакрыв дырявой шубкой голые колени. Анга сидела у проруби и ловила рыбу.
— Здравствуй! — подбежал к ней Чумбока.
— Здравствуй, дядя! — улыбнулась она, подняв большие и грустные глаза свои и как бы даже не удивившись, что дядя домой пришел. А ведь шел издалека и с большим трудом пробирался в Бельго.
Дядя разговорился с ней.
— Тебя не обижают тут без отца?
— Не-ет! — засмеялась Анга и стала собирать свои снастенки.
«Какая-то она странная. — думал Чумбока, идя с Ангой в стойбище, — и как-то странно про нее Айога говорит. Словно Айога знает что-то или ее боится».
— Как ты кушаешь?
— Хорошо.
— Сыта?
— Да…
— Тебя никто не обижает?
Анга опять засмеялась тихо и как-то странно. Чумбоку пробрал мороз по коже.
— Айога тебя не обижает?
— Не-ет… — Анга на этот раз с безразличным видом ответила.
Чумбока почувствовал, что Айога тут ни при чем. «Слава богу, что свояченица не злая. Но что с Ангой?»
Вечером у соседей сказки рассказывали и все там собирались. Ногдима убил чушку, и все наелись досыта, и разговоры были занятные.
