Ветер плодородия. Владивосток - Николай Павлович Задорнов

на реке. Лодка Удоги с сетями, острогами, с веслами и палаткой стоит под берегом. Братья вернулись с рыбалки. Вдали чернеет большой баркас. Это какой-нибудь русский купец на большой лодке целую лавку строил и плывет вниз, от стойбища к стойбищу ездит, торгует, товары продает людям, меняет их на зимние меха. Когда ветер парус поставит. Когда тихо — по течению спускается. Наверно, к ним придет.

Многие жители деревни, ожидая торговых барж-магазинов, возвратились. Все ждут.

Ночью разыгралась буря. Амур глухо зарокотал. Чумбоке всю ночь не спалось. Вспоминал он жизнь свою у гиляков, скитания по берегам морей. Встречи с американцами.

После дождя и бури утро было ветреное и холодное. Мутные волны лизали белую косу под бельговским берегом. Чумбока вышел на обрыв и вдруг увидал, что чернеет какая-то лодка, и человек рядом на песке хочет костер разжечь и не может.

«Сыро. — подумал Чумбока. — Как он в такую бурю приехал? Волнами его, видно, выкинуло ночью».

Амур шумел и, как водопады, рушил крутую волну за волной. Чумбока вернулся к брату. Дома все всполошились.

— Русский приехал! Волнами его выкинуло, — говорили собравшиеся в дом Удоги соседи. — Он на песке ночь сидел, нашей деревни за лесом не увидел. Коса его от большой воды прикрывает.

— И сейчас он нас не видит! — воскликнула Анга.

— У-у… Страшно! Какой человек, хороший или плохой — не знаем! — толковал дед Падека. — Надо тихонько подойти посмотреть.

— Он костра разжечь не может — все мокрое, — сказал Чумбока, — надо ему помочь скорей. К себе позвать.

— Все же нам осторожно подойти к нему надо, — сказал Удога. — За последние дни слышно было, что грабеж случился в одной деревне.

Гольды стали собираться.

— Он молодой! — вбежав, сказала Айога. — Совсем молодой русский парень. Без бороды, с такими же белыми волосами, как у семерых русских моряков, которые на шлюпке в Де-Кастри шли; мылись и ночевали у нас.

— Молодой? — спросила Анга.

Солнце взошло, и вся коса горела в лучах его множеством мелких огоньков.

На косе сидел русский парень на корточках, возился, раздувая костер. Он все же разжег пламя. Лодка его была на боку, вся в песке, какие-то свертки, видно, с товарами, лежали в ней.

Гольды толпой сошли с берега.

Парень заметил людей.

— Эй, дидю еуси![13] — крикнул он по-гольдски.

Гольды переглянулись. Такого еще не было слышно, чтобы русский по-гольдски говорил.

— Ты чё, по-своему не понимаешь? — насмешливо спросил его Чумбока по-русски.

— А тут чё, деревня? — отозвался тот вопросом же и вскинул голову.

— Конечно, деревня! Не деревня, что ль!

— А что за лесом?

— А в лодке чё у тебя, товар?

— Товар!

— Наверху хорошо, тихо, ветер не дует.

— Ну, пойдем к нам!

— Пойдем! — обрадовавшись, сказал русский. Он взял из лодки ведро и, в лодке же зачерпнув воды, залил костер, а ведро бросил. Он оставил лежащую на боку лодку с тюками товаров и пошел с гольдами.

— Торгаш? — спросил его Чумбока.

— Торгаш! От большого торгаша — маленький торгаш!

— А где купец?

— А черт его душу знает, где он! Где я сам-то, и то не знаю!

— Это Бельго!

— Эх, тут озеро какое у вас! — сказал русский, поднявшись на реку и жмурясь от света, отраженного озерной водой и ударившего из-за поредевших кустов. Под берегом стояли редкие фанзы. Женщины толпой встретили поднявшихся.

Парень, подтолкнувши в бок Чумбоку, кивком показал на Ангу и улыбнулся ей.

Прошли мимо, а парень вдруг обернулся. Широкое, красное от румянца лицо его с темными бровями расплылось еще шире, он подмигнул Анге одним глазом и пошел своей дорогой.

— Это моя девка! — на чистом русском языке и угрожающе сказал шагавший следом Удога.

В доме гостя накормили, напоили горячим чаем. Потом все его мокрые товары перенесли наверх. Лодку вытащили. Парень не стал много разговаривать и уснул.

Спал он крепко, сладко, темно-русый вихор его разметался на подушке, сам он румяный, как девушка, с полными пунцовыми губами, а ростом как великан, с огромными, как казалось Анге, плечами. Из-под мехового одеяла видна его русая голова.

Под этим одеялом весной, ночуя у них, семеро русских моряков спали. У них такие же лохматые русые головы, из-под этого одеяла все в ряд виднелись. А их казак с отцом, оба в медалях и мундирах, пили чай и курили трубки.

— Сильно же он устал…

Анга, стоя на коленях, рассматривала незнакомца, его рот, брови, губы с пушком и нос, когда вдруг русский открыл глаза. Он, видно, уже давно проснулся. Кажется, хитрил, лукавство мелькнуло в его взоре. Анга, вспыхнув, закрыла лицо руками и с необычайной ловкостью юркнула к котлу, к Айоге.

Парень живо перевернулся на бок.

— Ей-богу, не спит! Только притворяется. — шепнула Айога.

Пришли старшие. Анга и Айога умолкли.

— Надо мне пойти товар посмотреть. — вдруг сказал парень.

Он живо сносил весла и посуду из лодки в фанзу. Все было цело.

— Как тебя зовут? — спросил Удога.

— Меня? Иваном.

— Ну, Иван, давай торговать.

— Эй, Иван, давай товару! — попросили гольды.

Иван согласился.

— Прежде всего продай мне лодку, — сказал он Удоге.

— Сколько дашь за лодку ситцу? Чего еще? Шубу? Ружье в придачу?

Торговля началась! Парень этот ловко торгуется. Гольдские слова знает!

Парень за ситец просил дешево, а набрал кучу мехов и получил новую лодку. У него разные хорошие товары. Есть сапоги из сафьяна.

Парень несколько раз поглядывал на дочь хозяина и все улыбался.

— Смотри, эта девка шаман! — заметил ему Чумбока.

— Как же! — без тени удивления отозвался парень. — Это я вижу.

«Врет так ловко или в самом деле видит? — подумал Чумбока. — Черт знает, за последнее время какие-то чудеса происходят!»

— Ты не врешь? Откуда знаешь?

— Как врешь! Вон бубен у нее в головах!

— Откуда знаешь, что она тут спит? — удивился Чумбока.

Русский сделал вид строгий и серьезный, скулы его сжались, и он, сверкнув глазами, взглянул на гольда так, что тому захотелось попятиться.

После торговли опять пили чай, кушали. Русский наелся.

— Худо, брат, застудился я, — сказал он Удоге.

Парень вдруг улегся и начал хрипеть.

— Как сразу заболел? Отчего так? — удивился Чумбока.

Русский поднял плечи и, казалось, натужился сильно.

Потом он подозвал Удогу и сказал:

— Че-то я горю! Жарко, говорю.

— Улен[14], брат! Дай-ка руку… — Удога тронул его лоб и удивился. В самом деле у парня жар. Голова русского горела как в огне.

Парень остался в доме Удоги. А наутро к селению вышел лось.

Зверя убили, и вся деревня была с мясом.

— Э-э, этот русский, что у нас лежит