Ключи Марии - Андрей Юрьевич Курков

Олесь попытался выбить нож, но тут случилось неожиданное: девушка выкрутила руку нападающего так ловко, что тот изогнулся всем телом и, удивленно вскрикнув, рухнул на землю, споткнувшись о подставленную Аретой ногу. Его рука была сломана, он стонал, извиваясь от боли. Ботинком Олесь оттолкнул от него подальше выпавший из рук нож и тот упал в канализационную решетку. Тем временем второй грабитель прыгнул с ножом к Олесю с другой стороны, но Арета перехватила его руку своими двумя, с силой потянула на себя, резко ударил по ней коленом и до ушей Олеся донесся звук хрустнувшей кости. Бандит заскулил и упал, потеряв сознание, кость двумя окровавленными остриями торчала из неуклюже вывернутой руки.

Олесь удивленно хлопал глазами, когда девушка потянула его дальше. Шел, как лунатик, все еще прокручивая в памяти то, что произошло, и не понимая, как все это могло случиться. Такое, казалось ему, могло только привидеться, в реальности этого не было, потому что такого просто не бывает никогда! Но Арета шла рядом решительной, боевой походкой, и Олесь, поглядывая на нее, не решался ни о чем спросить.

Минут через десять впереди раздался звонкий цокот кованых сапог по булыжнику мостовой.

– Патруль, – сказал Олесь и полез в карман. – Достань свой пропуск.

Арета открыла сумку и стала рыться в ней, подсвечивая маленьким фонариком. Патруль неумолимо приближался, шаги сапог звучали все громче, лиц солдат еще не было видно в темноте, только их силуэты приближались, выдвигались на них, как привидения. Ворота в домах на ночь запирали, так что прошмыгнуть в какой-либо из дворов было невозможно. А девушка все еще перелопачивала свою сумку и видно было, как она теряет терпение. Но Олесь потерял терпение первым:

– Все, берите меня под руку, – приказал он. – Идем спокойно вперед.

– Я еще не нашла – прошептала она с отчаянием.

– Поздно.

Он силой просунул ее руку под свою и чуть ли не потащил ее силой навстречу патрулю. Двое солдат во главе с офицером остановились, увидев запоздалую пару.

– Добрый вечер, – поздоровался Олесь. – Мы работаем в газете. Готовили последний номер. Вот мое удостоверение.

Офицер взял документ, осмотрел его, освещая фонариком, вернул и спросил:

– А документы фройляйн?

Олесь почувствовал, как рука Ареты задрожала.

– Это моя жена. Мы живем тут недалеко на Флорианской. Она первый раз приходила в редакцию и просто засиделась! Ей так все понравилось, что мы не заметили, как стемнело. Простите нас, больше это не повторится.

– Вам действительно на Флорианскую?

– Да, в двенадцатый номер.

– Ладно. В будущем или оформите жене пропуск, или не приглашайте ее так поздно в газету. Спокойной ночи.

Когда они отошли чуть дальше, Олесь сказал:

– Теперь вам не остается другого выхода, как пойти ко мне.

– Думаете, на Подвалье не проскользнем незаметно? – засомневалась она.

– Нет. В городе много патрулей. Следующий может оказаться не таким сговорчивым. Поэтому лучше не спорьте.

– Я и не спорю, – покорно согласилась Арета.

У дома номер двенадцать на Флорианской они остановились. Олесь подошел к окну первого этажа и постучал. Через мгновение занавеску отдернули в сторону, и на них внимательно посмотрели. Затем заскрипели ворота, перед ними стоял сторож с заспанным лицом.

– А-а, пан Олесь, вы, как всегда, поздновато. И в этот раз не одни?

– Нет. Неожиданно приехала сестра.

– Оттуда? – спросил сторож, кивнув себе за спину.

– Оттуда, – ответил парень и сунул ему в руку мелочь.

Они поднялись по лестнице на второй этаж и оказались в его квартире, бледно освещенной через окна лунным светом и состоявшей из одной комнаты, просторной кухни с балконом и туалета. В прихожей стоял массивный шкаф, наполовину своей глубины втиснутый в стенную нишу, рядом – низкий журнальный столик со стопкой газет. Олесь помог девушке снять плащ и повесил его в шкаф. Они перешли на кухню, где тихо урчал холодильник фирмы «General Electric» – еще одно напоминание о состоятельности прежних хозяев.

Затем Олесь закрыл окна шторами, поставил на стол свечу и чиркнул спичкой. Арета от неожиданности вскрикнула.

– Что с вами? – удивился он, не понимая, чего она испугалась.

– Ничего, ничего, – замахала она руками, взглядом указывая на свечу. – Только отставьте ее в сторону, на край стола.

Он послушно сдвинул свечу на край стола, все еще не понимая, что ее всполошило. Она с интересом огляделась по сторонам, провела лучом фонарика по стенам, завешанным чужими фотографиями и настенными часами. Стоявшие у стены напольные часы в человеческий рост неожиданно зажужжали, заприветствовали их звонкими ударами.

– Это все ваше? – удивилась она.

– Нет. Здесь жил часовщик с женой и детьми. Их выселили в гетто. А на фотографиях – их счастливая семейная жизнь, которая уже не вернется.

– И кто теперь хозяин?

– Местный фольксдойч. Он сдает это помещение нашей редакции. Эта война породила новую «профессию»: «тройгендер», то есть человек, который занимается еврейской или польской недвижимостью, если владелец скрылся. Выгодная штука! За право заниматься этим делом люди платят золотом. А потом рыщут по всем закоулкам, выковыривают паркет, поднимают доски и подоконники, обстукивают стены…

– И что?

– И находят то, что искали.

– А вы что-то нашли?

– Нет. Как-то не хочется наживаться на чужом горе… Вы будете спать в комнате. Я – на кухне на диване. Может, хотите поужинать?

– Я не голодна, спасибо.

– Тогда просто посидим за вином. Вы же не против?

– Нет. Ложиться еще рано.

Глава 29

Киев, октябрь 2019. Шесть пропущенных звонков и кровь на ковре

После трехчасовой дремы Олег снова опрокинул чашечку кофе, почти залпом, словно ожидал от нее мгновенного эффекта. Эффект пришел постепенно. Возвращавшаяся в тело бодрость смешивалась с леностью, стопорила мыслительный процесс, отправляла из недавнего прошлого какие-то не совсем четкие флэшбеки: то вспоминалась Рина и ее голос, то вдруг первые раскопки в Крыму под руководством Адика, то ночь с саперной лопаткой в руках между стеной Софии и Софийским собором. Эти визуальные воспоминания задержались, и как-то странно, но очень явно зачесался мизинец левой руки. И совершенно автоматически, не думая, Олег нашел золотой перстень-печатку и надел на ноющий палец. И палец замолк, отключился от общей нервной системы организма, способной передавать сигнал в мозг от любого нервного окончания.

За окном потемнело из-за набежавших на небо тяжелый туч. Олег включил свет. На кухонном столе все еще лежали документы ГО «Институт-архив». Бисмарк сфотографировал на мобильник каждый из них, а потом сунул их обратно в папку вместе со