Ключи Марии - Андрей Юрьевич Курков

Не выключая фонарик, прошел на кухню. Под ногами звякнула тарелка. Опустил луч на пол – вся посуда раскидана, даже духовка газовой плиты открыта и из нее торчит грязная черная полка-решетка.

Дверцы платяного шкафа в комнате тоже открыты настежь, одежда, висевшая и лежавшая там, теперь валялась на полу. Три ящика старого письменного стола в левом углу у окна, тоже на полу. Он как-то и внимания на этот стол не обратил раньше, он был завален журналами и бумагами, как и пол под правой стенкой.

– Но где же старик? – задумался Бисмарк, водя лучом фонарика по углам. Он подошел к нише между стенкой шкафа и стеной комнаты, где старик прятался. Там его тоже не было. Но что-то в этой нише показалось Олегу странным. Он сам залез боком в нишу и осветил угол комнаты. Провел пальцами по его внутренней линии и ощутил сквозняк. Удивленный, он нажал на стену за шкафом и перед ним, скрипнув, приоткрылась невысокая, метра в полтора дверца, оклеенная теми же серо-голубыми обоями, что и вся комната.

Олег хотел было толкнуть эту дверцу, но тут опять перепуганная мысль попыталась его остановить.

– Там труп! Там точно труп! – зудила она.

– Ну и что? – вдруг совершенно тупо возразил ей Олег. – Я же пока не знаю, что там!

И, нагнувшись, выставив вперед мобильный фонарик, шагнул в темное пространство.

Чулан, в котором он оказался, можно было бы снимать в детских фильмах ужасов.

Старомодная железная кровать с четырьмя набалдашниками под противоположной от маленькой дверцы стеной, над ней наивный сельский гобелен с двумя оленями в лесу. На деревянном, крашенном коричневой краской полу прикроватный коврик и рядом шлепанцы. Окна нет. Слева в углу тумбочка с закрытой дверцей и выдвижным ящичком сверху – тоже закрытым. Значит, сюда ночные посетители не добрались!

Снова ощутил Олег сквозняк и, озадаченный, внимательно прошелся фонариком по стенам. Посветил в потолок – там на проводке висел патрон с лампочкой. Обнаружив быстро, где включается свет, он выключил фонарик и немного расслабился.

Сам выдвинул ящичек тумбочки, а там документы – пенсионное удостоверение, карточка киевлянина, паспорт, какие-то квитанции.

– Вот оно – святая святых семейства Клейнодов! – иронически подумалось ему.

И тут что-то привлекло его внимание на прикроватном истоптанном коврике, ранее, должно быть, имевшем синюю окраску. Он присел на корточки, дотронулся до темного пятна. Пальцы коснулись мокрого. Поднеся руку к лицу, он заметил на подушечках кровь.

Холодный страх возвратился и он с опаской оглянулся на приоткрытую дверцу, которая вела через узкую, практически незаметную нишу прямо в большую комнату.

Вернувшись туда, он не решился включать свет, а на улице еще царствовала серость. Лучом фонарика прошелся по захламленному полу, частично покрытому старым ковром. Нашел еще несколько пятен крови и одно большое в коридоре.

– Все-таки труп был! – мысль принесла на язык горечь. – Надо побыстрее отсюда валить!

И тут до его ушей донесся болезненный скрип медленно распахивавшейся взломанной двери.

Недолго думая, Бисмарк ретировался в тайный безоконный чулан и плотно прикрыл за собой низенькую дверь.

Глава 30

Львов, июнь 1941. Прелестный банкет для благородного собрания за счет НКВД

Остап Маркович, выйдя из университета, занял очередь на трамвайной остановке и погрузился в мучительные размышления над тем, что происходит в стенах учебного заведения. От советских преподавательских кадров, появившихся в последнее время в университете, несло идиотской идеологией Маркса-Ленина-Сталина, они ежеминутно пороли чушь, которая далека была от настоящей науки, как Луна от Марса. Спорить с ними было опасно, поэтому каждый отмалчивался или же просто кивал. Профессора, сбежавшие из оккупированной немцами Польши, имели более широкое миропонимание и были смелее, но и они осознавали, что против тупой и грубой силы наука беспомощна. Маркович не мог себе представить, как это он сможет в дальнейшем обучать студентов совершенно лживой, сфальсифицированной истории. Ему захотелось исчезнуть, уехать в село, переждать это страшное время.

Неожиданно его размышления прервал приглушенный незнакомый голос.

– Товарищ Кранц?

Остап Маркович от неожиданности дернулся и затараторил, глотая слова:

– Что? Э-э… вы ошиблись.

– Нет, – услышал в ответ. – С этого дня вы – товарищ Кранц. Чем вам не нравится этот псевдоним? Хотите предложить лучше? Ведь так вы подписывали свои статьи во времена буржуазной Польши?

Маркович онемел и не знал, что ответить. Перед ним из ниоткуда вырос высокий крепкий мужчина в штатском, его пронзительные глаза, казалось, просвечивали насквозь. Грубо вытесанное лицо со следами оспы не вызывало доверия. А статьи, которые Маркович подписывал этим псевдонимом, он предпочел бы больше не вспоминать, ибо были они откровенно антисоветские. Значит, по поводу статей уже настучали. Но кто? Ведь вся редакция выехала. Стало тяжело дышать, но он все-таки вернул взгляд на заговорившего с ним:

– Нет-нет, я ничего… С кем имею честь?

Мужчина взял его под руку и отвел в сторону, подальше от очереди. А через мгновение перед глазами историка блеснула красная книжечка НКВД, но так быстро, что прочитать фамилию не удалось. Маркович почувствовал, как горячая изжога поднимается к груди, и снова не хватает воздуха. Руки задрожали, на лбу выступил пот. Но он набрался смелости и пробормотал:

– Простите, я не успел прочитать, как вас зовут.

– Полковник НКВД Ваврик. Пройдемте… сядем в мою машину и поговорим.

Маркович подумал: «Это все… конец…», и покорно подошел к авто, дверь перед ним распахнулась, и чья-то рука потянула его внутрь. Через мгновение он сидел меж двух чекистов. Тот второй был в темных очках и смачно затягивался папиросой. По запаху Маркович распознал «Герцеговину Флор» – любимые папиросы Сталина. Человек в темных очках выбросил окурок, поднял стекло и внимательно посмотрел на профессора.

– Товарищ Кранц… – сказал с нажимом. – Я с интересом просмотрел ваши статьи, в которых вы распространяли примитивные выдумки о Стране Советов. Я понимаю, что вы вынуждены были выживать в трудных условиях режима помещичье-буржуазной Польши. И мы в принципе можем войти в ваше положение. Дать, так сказать, шанс исправиться и ступить на путь искупления вины. Если бы мы думали, что вы человек безнадежный, то сразу бы отправили вас в Узбекистан на хлопковые плантации. Но мы так не думаем. Поэтому поручаем вам ответственное дело. Вы должны следить за профессором Куриласом. Только и всего. Будете докладывать обо всех его разговорах. Нас интересует каждая мелочь.

Маркович с первых слов этой