Ключи Марии - Андрей Юрьевич Курков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бисмарк удивленно посмотрел на старика.
– Ну почему же сразу сволочь? – спросил он. – Ведь лекарствами помогал!
Клейнод-младший тяжело вздохнул.
– Они же тридцать лет плечом к плечу копали! Мог бы хоть здоровьем поинтересоваться!
– Да, мог! – закивал Олег, внимательно наблюдая за лицом старика. – И что, совсем не интересовался?
– Совсем. Он даже не знает, что папа умер!
– Ага, – понял Олег резкость выражений. – Тридцать лет дружили и даже не поинтересовался? – повторил он.
– Я ж и говорю, что сволочь!
– Так может, они не дружили, а просто работали вместе?
– Тридцать лет работать вместе и не подружиться? Вы что, смеетесь? Вы когда-нибудь работали с кем-то плечо к плечу?
Олег отрицательно замотал головой.
Вареники с печенью закончились быстрее, чем пельмени в прошлый раз.
Старик заглянул в кастрюлю, ткнул вилкой в последний, лежавший на дне. Сразу поднес его ко рту и смачно кусанул.
И тут зазвонил дверной звонок, противно и пронзительно. Клейнод чуть не поперхнулся, бросил жалостливый взгляд на гостя.
Олег не понял поначалу, что ему делать: бить старика по спине, чтобы он не подавился вареником, или идти к двери?
Все-таки подошел. Глянул в глазок – там те же двое, что стояли у магазина и, видимо, те же, что приходили раньше.
– Вы к кому? – крикнул им через дверь Бисмарк.
– Налоговая! – ответил один. – Давайте, открывайте!
– Нет, вы скажите, к кому пришли! – настаивал Бисмарк, решивший тянуть время и разговор, чтобы лучше понять, что происходит.
– К Кренделю Игорю Витальевичу, открывайте, Игорь Витальевич!
– Крендель? Тут такого нет! – ответил Олег. И еще раз посмотрел в глазок – эти двое не вызывали у него страха, они больше были похожи на аферистов, чем на бандитов.
– Клейнод, не Крендель, – поправил второй голос.
– А зачем он вам нужен?
– Ты охренел, мужик! – снова включился первый. – Ты что, не понимаешь, чем это закончится?
– Во первых я не Клейнод, я его дальний родственник, а во вторых Игорь Витальевич тяжело болен, у него туберкулез!
– А нам фиолетово: туберкулез у него или сифилис! Общественную организацию учредил? Учредил! Право подписи имеет? Имеет! Левые деньги на счет принял? Принял! – голос за дверью становился все конкретнее и злее. – Не откроете сейчас, придем ночью с фомкой и будет вам весело!
– А покажите ваши удостоверения в глазок! – Олег решил окончательно убедиться, что перед ним аферисты, а не налоговики.
В ответ деревянная дверь загудела от мощного удара ногой.
– Ни хера себе! – подумал Бисмарк и присмотрелся к хлипким дверным замкам. – Эта крепость рухнет после третьего удара!
Но шум затих, даже второго удара не последовало. А когда Олег снова прильнул к глазку, на площадке перед дверью никого не было, а по лестнице поднималась старушка с синей хозяйственной сумкой.
– Ну что? – из угла комнаты донесся перепуганный голос старика.
Олег нашел его взглядом – он влез в нишу между платяным шкафом и стенкой. Ниша была узкой, но и сам старик отличался худобой. И вылез оттуда легко, словно уже не в первый раз там прятался.
– Ушли. – ответил Олег. – Но боюсь, что вернутся. С фомкой. Наверное, ночью.
– Вот видите, Олежка, вам надо остаться на ночь! – просящее старик посмотрел на гостя.
– Это вам надо, чтобы я остался, – спокойно ответил гость. – А мне это не надо.
– Ну пожалуйста! Вам что, легче будет, если меня убьют?
– А за что вас могут убить? Люди, которые приходят и говорят, что они из налоговой, они приходят не убивать, а грабить. У вас есть деньги?
– Да откуда! Сами посмотрите! – Он широким жестом провел рукой по комнате, словно подчеркивая свою бедность. – Их, кстати, мог и Польский подослать!
Олег, услышав предположение старика, обалдел.
– Зачем богатому пенсионеру из Греции присылать вам этих аферистов?
– Вы не поймете, вы очень мало прожили! – С сожалением произнес Клейнод. – Ладно, идите! То, что со мной произойдет, останется на вашей совести на всю жизнь!
Эта фраза неожиданно крепко зацепила Бисмарка. Слово «совесть» он вообще не любил, считая его пережитком советской идеологии, о которой он имел понятие только по фильмам того времени, странным, наивным и жестоким. Но тут эта фраза старика прозвучала как раз, будто ее произнес один из правильных героев фильма одному из неправильных. И Бисмарк сам почувствовал себя таким неправильным героем, которого зрители будут потом клеймить десятилетиями за трусость и безволие.
Удивившись собственным ощущениям, он посмотрел на жалкого перепуганного старика благосклоннее.
– Вашу дверь можно вышибить ногой с двух ударов! – сказал Олег.
– Я привык, что никому не нужен и не интересен, а таким дверь не ломают! – старик развел руками.
– Кажется, эти времена закончились! – закивал головой Олег. – Вы умеете бегать? – на лице гостя появилась грустная усмешка.
– Так вы останетесь? – с затухающей надеждой в голосе спросил Клейнод.
Бисмарк вдруг вспомнил о папке с документами у себя дома на кухонном столе, вспомнил о печати ГО «Институт-архив». Подумал о том, что в папке вполне может лежать документ, объясняющий приход этих двух аферистов к учредителю общественной организации. Наверное, действительно, какие-то левые суммы пролетели транзитом через счет ГО!
– Может, поищите письма от Польского? – Олег глянул на старика пристально.
– Конечно, конечно! – затараторил старик. – Вы только подождите! Пойдите на кухню! Посидите там минутку! Можете посуду помыть, если без дела не можете!
Несколько удивленный, Олег прошел на грязную, замусоренную кухню. Остановился над плитой, у которой только одна конфорка была свободной от грязных сковородок, ковшиков и кастрюль.
Ему показалось, что хлопнула входная дверь. Он выглянул из кухни в комнату – там никого! В коридоре, ванной комнате и узком туалете тоже никого не было. Закрытую на оба замка входную дверь открыть изнутри возможно было только ключами, которых у Олега не было.
– Он что, сбежал? – опешил Бисмарк.
На кухне отодвинул с окна старую занавеску и заметил за стеклами горизонтальные арматурные ребра решетки.
– Западня? – перепугано прошептал он.
Глава 26
Краков, июнь 1941. Олесь вступает в борьбу с Косачем за внимание Ареты
Редактор подал ему лист бумаги, на котором были напечатаны странные, но обязательные к исполнению требования к оккупационной прессе:
«Не обсуждать будущее устройство политической, административной и хозяйственной жизни на оккупированных Великим Рейхом территориях (до окончания войны).
Обсуждать:
Предательство Германии советскими большевиками, вину крови, роль евреев. Освобождение от большевизма и еврейства, борьбу против большевизма и еврейства, деятельность III Интернационала, национальный вопрос
