Чаша смерти - Ирина Петровна Шерстякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юрий расслабился и, дождавшись, когда хватка ослабела, не оглядываясь, ударил назад ногой и локтем. Сзади коротко вякнули, но вырваться не удалось. Сразу еще несколько рук сдавили ему нерв на бицепсе, шею, больно вцепились в волосы. Злобный голос прошипел:
— Вот подергайся мне, подергайся, живо огребешь по полной!..
Тип, стоящий возле алтаря, прикрикнул:
— Эй, не нарушать торжественность ритуала! Что там у вас?
— Да вот, лейтенант беспокоится, недоволен, значит!
— Крепче держите! Вколите ему коктейль, что ли! И лейтенанту, и знахарю нашему! Ученица Ламия! Организуй-ка по быстрому.
Успенский отчаянно забился и закричал. Тип в козлиной маске подошел к нему вплотную и с ласковой улыбкой негромко, но так, что услышали все, сказал:
— А не надо было наезжать! Тебя ведь никто не трогал? Вот и сидел бы тихо. И заметь, мы тебе ничего не подбрасывали. Судьба все решила за нас. Справедливо Колесо Сансары и не отклоняется и на рисовое зернышко. Так, что ли, у Киплинга? Знаю, знаю, что цитата не точна, но суть от этого не меняется.
Целитель рванулся вперед и плюнул в типа с криком:
— Сдохни, проклятый сатанист!
Плевок до Козломордого не долетел и бессильно стек по подбородку Успенского. Козломордый противно захохотал.
Из толпы выскользнула невысокая фигура, как все, в черном балахоне и в черной маске, со шприцем в руке. Захарову показалось, что это женщина. Впрочем, какая разница: мужчина, женщина, ребенок? Нет, для буквы закона конечно, не все равно. Но для него, Захарова… Нужно скоренько просыпаться, а то будет, как в песне Высоцкого про упырей.
Она воткнула иглу в шею Успенского. Целитель обмяк. Козломордый еще раз зло засмеялся и вернулся к алтарю.
Женщина подошла к Захарову, и тут капюшон с ее головы соскользнул, открыв знакомое облачко разноцветных прядок. Захаров потрясенно вытаращился.
— Савина?! Ты что здесь, блин, делаешь?! Совсем рехнулась? Это же маньяки! Быстро беги, вызывай наряд! Только незаметно! А я тут как-нибудь протяну время.
Лизочка почему-то никуда не побежала. Захаров видел, как дрожали ее руки со шприцем, но она осталась на месте.
— Савина! Лиза! Да что с тобой?!
Савина вздохнула и громко, скороговоркой, зашептала:
— Правильный ты чересчур, Захаров, и лиха не видал. Вам, мужикам, легко, вы хозяева жизни! А мне что делать было?! Дома ребенок больной, муж совсем сбрендил, гением непризнанным себя вообразил, хоть в психушку сдавай, денег нет ни фига, свекровушка еще тут такая же, на всю голову больная. Представляешь, мы с мужем и ребенком втроем в семиметровке теснились, а свекровушка на двадцати метрах нежилась! Да на кухню, когда она дома, не заходи, мешаю я ей, видите ли! Унитаз после себя с хлоркой каждый раз мой, стиральной машиной пользоваться нельзя! Хотя эту стиральную машину вместе покупали, я больше половины денег дала! И деваться мне было некуда, квартиру не поделить, а муж за маменьку горой стоит, слова против не скажи!
А они решили все мои проблемы. И страшного ни с кем ничего не случилось. И ничего преступного от меня никто не хочет. На собраниях присутствовать, да образцы тканей. Рука там висельника, сердце отцеубийцы, нерожденного младенца, и прочую ерунду, которую у нас просто в печке сжигают. Родственники умерших печенки-селезенки не пересчитывают, не до того им… Конечно, если объявляют, что вот, забираем у вашего дорогого покойного сердце, почки, печень для пересадки, образцы тканей для студентов, тогда обязательно разворачивается скандал. Надо же скорбящим душу отвести да показать кузькину мать этим придуркам-врачам, которые нарочно не спасли любимого дядю. А если не докладываться, никто ничего не заметит.
Захаров выслушал некстати излившую ему душу Савину, кашлянул, облизал пересохшие губы и просипел, внезапно охрипнув:
— Дура, они ничего не требуют, пока ты не увязла покрепче. Стоит только раз нарушить закон, и все! Все, что ты перечислила — статьи УК. Вот, уже уколы делаешь непонятные!
Лизочка срывающимся голосом, уже гораздо тише зашептала:
— Ты что, в шприце просто реланиум, не бойся, ничего смертельного. И вообще, весь обряд проходит на ментальном плане. Мы просто визуализируем картинку, все вместе. Это как сновидение, но мы видим его одновременно.
— Опять же ты идиотка. Вы проснетесь, а мы — нет.
— Не говори глупости! И не смей разговаривать со мной таким тоном! Все это — просто символ. Я точно знаю, я читала литературу!
Захаров неприлично заржал.
— Ну ты даешь, Савина! Написать можно хоть что, бумага все стерпит! Ну ты и дура, аж стремно!
Козломордый тип, услышав хохот Захарова, резко повернулся в их сторону и рявкнул:
— Какие проблемы, Ламия? Тебе что, помочь?
Савина тоненько пискнула:
— Все в порядке, учитель! Заканчиваю! — и воткнула иглу в руку Захарова. Захаров посмотрел ей в глаза и жалобно попросил:
— Не надо! Пожалуйста!
Савина вся задрожала.
В этот момент к алтарю решительно подошли двое — в масках волка и тигра. Тигр начал возникать:
— Слышь, магистр, а чего один луч пентаграммы пустой?! Так нельзя! Ритуал будет неполноценный.
Магистр окрысился:
— Вот и становись туда сам, раз такой умный! Где я вам сейчас еще жертву найду?! Достали, блин! Как все организовать, так нет никого, а критиковать — полно желающих!
— Нет, так не пойдет!
— Да пошел ты!
— Да сам вали!
— Кто здесь магистр — я или ты?!
— Ты магистр, никто не спорит, но если все из-за тебя пойдет через жопу, мы расхлебывать не будем. Сам тогда
