Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда) - Леонид Словин

Высоченный, подстриженный под бандита спортивного вида малый в белом халате поверх пятнистого камуфляжа — санитар насмешливо покосился:

— А ты, Михалыч?

— Ну, вышел я: «Давай, братан, говорю, разбираться будем!» А рядом сразу «джип» останавливается и «вольво». Оказывается, они цугом дули. Рулила выходит, здоровый амбал. А сзади секьюрити с пистолетом…

— И сильно он тебя?

— Да ты что, не видел?

Санитар, взглянул на здоровенную шишку на затылке водителя, снова усмехнулся:

— Производственная травма. Начальству доложился?

— Да ты что, не знаешь его? Спросил: «Номер-то машины запомнил?» Губы поджал: «Проверим!» — говорит…

— У него все ГАИ в кармане…

К вечеру слегка приморозило. Гололедь.

По шумным перекресткам проскакивали быстро. На сонных, плохо освещенных улицах без светофоров и реклам, дрейфовали долго и основательно. Потом был еще рейс по Ярославке, попытка закинуть трал у трех вокзалов, снова окраины…

Пригнали на Павелецкий.

Водила остался в машине. Санитар скинул халат, накинул кутку, прошел по перрону. Интервалы между электричками из-за позднего времени становились все длиннее. В Москву поезда тянулись полупустые, из столицы — более полные, но все равно не такие, как в часы пик.

Люди возвращаться поздно боялись. Милиция поезда не сопровождала. Пьяного могли запросто кинуть…

Санитар снова вышел на площадь.

Кружком тусовались таксисты, попыхивали сигаретами: ждали запаздывавший пассажирский из Дебальцева. До него оставалось еще полчаса, вот и базарили, поддевая друг друга. Из дверей вокзала по-двое, по-трое выскакивали на мороз москвичи. Пассажиры, но не с поезда, а из метро, что внутри. И сразу разбегались. К трамваю, к троллейбусу на Садовое. К таксистам почти не подходил никто. Те — не дураки, свою цену крепко знали. Кого — кого, а их не разжалобишь…

«Леваков»-частников к вокзалу не подпускали. И морду могли набить и фары раскурочить, и резину порезать… Следили за этим бдительно.

«Амбуланс» сразу же взяли на заметку: «Чего тут встал? Что надо?!»

Служебный транспорт — он самый конкурент частному извозу.

Такие вот «санитарки», машины «линейного контроля», не говоря уже о «персоналках» — все так и норовят урвать у таксистов. Отвезут хозяина и ездят, куски сшибают.

— Пора отсюда линять, — вернулся санитар. — Что-то не то сегодня. И таксисты уже косятся. Может заправимся?

— Время только к десяти. Основная- то охота начнется ближе к полуночи…

Возле палатки «бистро» притормозили.

Бородатый добряк в комбинезоне, в клетчатом платке на лбу принял заказ:

— Баночку супа, «биг маки», «чипс», кофе. Все дважды.

Суп и кофе оказались огненно-горячими: кипяток…

Подкрепившись, поехали снова, настроение уже было получше.

— А, Михалыч?

Санитар выразительно подмигнул водиле и кивком показал на бардачок.

— Подождешь, — строго пресек тот. — Дела не сделали, и уже?

Похожий на бандита санитар разочарованно вздохнул: прав, чего там!

Сразу заткнулся.

И опять начались поиски.

Со светлых, уличных магистралей давно съехали, погнали Варшавским шоссе к Чертанову. Вокруг смотрели внимательно, оглядывались, чтобы не пропустить, кого весь вечер искали.

Новый продовольственно-оптовый рынок, занявший огромный когда-то пустырь от Кировоградской до Красного Маяка, был уже закрыт. Ни души не было видно вдоль всего длинного забора.

— Сворачивай на Бирюлево, — санитар когда-то жил тут в общаге.

Проехали железнодорожный мост над поездами Курского напра вления: тут и вовсе было пусто.

Впереди светилось огнями Бирюлево. В стороне остались и Мусоросжигательный завод, купленный где-то на Западе на валюту, Покровское кладбище, Плодоовощная база, в свое время — имени Леонида Ильича Брежнева…

Бирюлево началось с мрачного, покрытого вечной копотью здания ТЭЦ.

Одну за другой проезжали улицы.

Возле угрюмых пустынных проездов, замедляли ход. Сильным прожектором высвечивала уходящие вглубь тропинки.

Ритмом и скоростью передвижения «амбуланс» напоминал некрупную хищную акулу, охотящуюся за рыбешкой помельче.

В кабине включили магнитофон, всю дорогу надрывавшийся хриплым голосом Высоцкого. Мужички в кабине подустали. Причалили к бровке тротуара у длинного здания, напоминавшего лежащий небоскреб. Свет горел в нем не во всех окнах, и дом выглядел как челюсть с выбитыми зубами.

— Не люблю город, — крякнул водила, открывая бардачок, — вот обоих девок своих выучу, пристрою — махну к себе в Можайский район. В Москву и не приеду ни разу. Гори она синим пламенем… Давай стакан…

— Нашел о чем тосковать, Михалыч! Ну, будем…

— Стоп!..

На автобусной остановке внезапно возникла фигура в давно исчезнувшем с улиц тяжелом, с меховым воротником, пальто, в матерчатой ушанке.

Глаза водилы — волчьи щелки — зажглись напрягом охоты. Яркими пучками света заколыхались фары.

Нет, не то! Рядом второй такой же… Их здесь пара, а охотничкам одного нужно! Одного… Единственного…

— «Охота на волков»! — хрипит Высоцкий…

От такого надрыва и сам себя уже не охотником, а зверем почувствуешь. Да выключи ты его!.. — не говорит — рычит водила.

Снова дрейф. Дремотный, замораживающий… Но это так — кажется! На самом деле глаза все видят, мозг все подмечает.

Станция Биррюлево-Пассажирская, тоннель под железнодорожным полотном…

Выше, на платформе, навес от дождя, половина стекол давно выбита. Парочка целуется в ожидании поезда. Одинокая женщина цокает каблуками от билетной кассы. Мужик, пошатываясь, идет…

«Не тот!» «Слишком направленно курс держит. Значит, знает, куда и зачем…»

Такой не для них.

— Э! А ну стой! Только фар не включай, проверю…

Санитар выскочил из «амбуланса», осторожно перебежал через дорогу. Телефоны-автоматы. Половина трубок сорвана. Попробуй позвони, если надо, в «скорую», в милицию…

В одной из будок на полу — бесполая фигура в желтоватой, словно прокуренной шубе. Ясно: бомж! Отдохнуть прилег! Дымчатая кроличья шапка одета задом наперед, надвинута глубоко на лоб. В насвистывающем рту чернеет металлический зуб…

Дальше все идет по накатанному сценарию.

Санитар в белом халате открывает дверцу.

— Живой? — участливо, но с хохотком спрашивает он. А рукой делает знак — водителю «амбуланса».

— Жи — вой, — не очень внятно откликается пытающаяся приподняться фигура внизу. Пьян, но лыко еще вяжет.

— Э, да ты, браток, руку отморозил… На пальцы, глянь — ка на свои… Ампутацию хочешь?

— Где? — нетвердо спрашивает бомж. — Чего? — но уже с тревогой и удивлением.

— Где, где… На руку свою посмотри!

А «Амбуланс» уже тут, рядом. Притормозил и «Крокодил Гена» на ветровом стекле, качнувшись, застыл.

— Михайлыч… А ну, сюда! Клиент есть, в больницу надо доставить…

Клацает дверь «скорой». Михалыч — мужик постарше, в самом соку, лет сорока, из них восемь — в конвое по лесным лагерям, — легко выскакивает из кабины в темноту.

— Ну! — санитар уже сжимает нос в омерзении, — при такой работе с противогазом ездить надо…

— Да ты всех больных тогда распугаешь…

— Рас… спу… г… ешь, — зацикливается на трудном слове клиент.

— Зовут-то как? — помогая приподняться бомжу, с напрягом спрашивает крутой санитар.

— Как… как… а никак… Ты что, легавый, что ль?

— Да нет. Медицина…

Михалыч тем временем осторожно огядывается. Вокруг никого. Но ручаться нельзя. Быстро надо сваливать.

— Чего ты у человека имя спрашиваешь? — обрушивается Михалыч на санитара за бестактность.

Бомж от этих слов оттаивает душой. Вдвоем, поддерживая, они ведут его к машине.

— Компресс на руку… К завтрему заживет… — успокаивает водила. Он посолидней, ему и верится больше. Не то, что санитару — то ли бандиту, то ли легавому…

Они открывают дверцу, вволакивают бомжа внутрь и заботливо укладывают на носилки.

— Ты здесь — как кум королю, сват министру, — заверяет его Михалыч. И глотнуть дам. Небось, хочется, а? Ладно. И не отраву какую предложу… Виски настоящий…

Он оставляет бомжа на санитара, который уже подсел в кузов, и появляется по другую сторону стекла, в кабине, на водительском месте. Лезет в бардачок, достает начатую бутылку «виски», протягивает в окошко санитару. Тот передает ее бомжу.

— Вообще-то это для растирания…

— Т-ты че об-о-рзел… Р-р-а-сти-рания! — Тянет бомж.

— Ладно пей. Все пьют… Доволен? Пей, сколько влезет… Мы люди добрые, понимаем, что хорошему человеку нужно…

Дверцы кузова запираются изнутри. На крыше начинает свой тряский танец красный фонарь. «Амбуланс» пускается в обратный путь. От пустых безлюдных проездов Западного Бирюлево вдоль промышленной зоны не менее пустого в этот час Варшавского шоссе — к центру города.