Перевод с особого - Евгения Михайлова

– Но ты с помощью героических усилий спасешь фирму и найдешь нового инвестора. Он покроет вашу недостачу, ты какое-то время останешься тут директором, а в нужное время оформишь передачу предприятия в собственность новому инвестору и владельцу. Если ты позволишь себе любой взбрык, мы не только сбросим на твой личный счет похищенную сумму, мы сообщим об этом органам. И массовый просмотр твоего любимого видео всегда актуален. Так что единственный выход – делать все, как говорят.

Денис, как и сам Никита, был уверен, что видео – монтаж, а «мертвая» девушка просто сыграла роль. Откровенной постановкой был и «жесткий секс», и сцена «убийства». Туда просто вмонтировали пару кадров с лицом Никиты. Но для того чтобы это доказать, требуется возбуждение дела и работа множества специалистов… Сейчас это было бы возможно… Но где и как раздавленному и совершенно деморализованному человеку взять силы… И даже если что-то получится, всегда останутся люди, которые буду разглагольствовать на тему, бывает ли дым без огня.

Денис в очередной раз взглянул на фото бесцветного пятна вместо лица Соломона, который пялился на кровать Веры. Он ощутил острое отчаяние в степени бешенства. Это патологическое существо, скорее всего, получает больше удовольствия от своих извращенных пристрастий, истязаний и страданий людей, чем от наворованных денег и отжатых предприятий. А учитывая характер этих пристрастий и причину отсидки Соломона, нужно как-то обезопасить Марину и Катю Степанову. Они становятся самыми вероятными объектами мести извращенца-педофила, который по-прежнему на свободе. Наверняка видео Марины «на вязках» с камеры черной клиники напрямую смотрел Соломон. Так ему повезло со сладкой идиоткой Верой, которая то ли из-за алчности и злобы, то ли в результате шантажа оказалась очередным орудием в руках монстра.

День, вечер пролетели стремительным мигом. Было около полуночи, когда Денис нашел себя под завалами пылающих мыслей и эмоций… Он не спал, не хотел есть, не мог отвлечься даже на новости, которые обычно просматривал постоянно. Он существовал одновременно в поле вибрирующего ожидания чего-то или всего и во встречном потоке мучительных попыток замедлить, отодвинуть наступление следующего невыносимого открытия. Хотя бы до утра, готов был взмолиться Денис.

Но, наверное, не с его счастьем… Ожил телефон. Звонил Костя, руководитель отдела рекламы.

– Извини, что так поздно, Денис… Но сам не могу решить, что делать…

– Что-то случилось, Костя?

– Не то слово. Руки трясутся, зубы стучат…

– Ты где?

– На работе. Я не так давно сюда приехал после съемок. Надо было кое-что отправить… Короче, в офисе уже никого не было, только в кабинете Никиты горит свет. Он часто так засиживается, я не стал ему мешать. Сижу, работаю. Прошла пара часов, а Никита не появляется, никакого шевеления в кабинете не слышу. Позвонил ему по телефону: длинные гудки, абонент не отвечает… Я свои звуки слышу в его кабинете. Стал стучать в дверь – ничего. Испугался – вдруг, думаю, плохо с сердцем, инфаркт… Вышиб ногой дверь…

– Что, Костя?!

– Да все, как в страшном сне. Никита умер, Дэн… Он убил себя, получается… Выстрелил в рот. Рука потом упала на стол, пистолет в ней. Вид кошмарный… Перед ним открыт ноут. Там письмо… Я не мог его прочитать. Что мне делать, Денис? Я боюсь звонить в полицию. Ты же понимаешь, мы тут были вдвоем, он убит, меня, конечно, заметут как подозреваемого, они так делают…

– Ни в коем случае никуда не звони. Продержись немного. Я еду. По дороге позвоню тем, кто точно правильно со всем разберется.

Он приехал к офису почти одновременно с Кольцовым и группой Земцова. С группой был эксперт-криминалист Масленников. Люди вошли в кабинет Степанова. Через какое-то время Сергей вышел в приемную и сказал Денису:

– Тебе лучше сейчас туда не заходить. Потом.

– Ты не думаешь, что это не самоубийство? Костя работал у себя, мог не услышать, как кто-то вошел к Никите… Эти твари умеют создать видимость самоубийства… И письмо написано не от руки, а напечатано в компе. Как узнать, кто писал. Он не мог, для Никиты невозможно причинить такое горе Свете и Кате.

– Успокойся, мы все проверяем. Ребята осматривают все двери, окна, записи камер. К сожалению, у Масленникова практически нет сомнений. Никита сделал это, Денис. Я послушал запись вашего разговора, которую ты прислал… Его положение казалось безвыходным. Был бы другой человек, который способен выживать любой ценой, вопреки тому, что само основание его жизни разрушили без надежды на восстановление… Но Никита только так увидел возможность обретения покоя. Так и такого покоя. Его право. Когда его увезут, войдешь и прочитаешь письмо. Нам нужно решить, как сообщим семье? Мы или ты позвонишь?

– Никто. Нельзя такое по телефону. Я поеду к ним. У меня такое чувство, что его муки и кровь на мне. И больше некому позаботиться о Свете с Катей. Только как… Вот в чем вопрос. Может, и бывают на свете мастера утешения, но это точно не я…

– Странно, что ты не вспомнил о своей рыжей подруге-спасительнице.

– О нет, только не такое взваливать на Настю. Не скажешь, что в письме?

– Ничего особенного. Прощание. Просто надо, чтобы ты сам его увидел, эксперт уточнит детали. Нужно подтвердить, что это слова и мысли твоего самого верного зама, каким ты его считал. Что он и доказал тебе. Таким страшным образом. Никита завещал тебе больше, чем семье. Он оставил нам всем правду. От нее до результатов и справедливого завершения путь прямой.

Денис дождался, пока его позовут, вошел в кабинет и прочитал на мониторе ноутбука последнее письмо Никиты.

«Прощайте, мои самые любимые люди на земле, мои девочки, моя Света, моя Катюша. Меня одно сейчас мучает. Что я не смог поцеловать вас перед разлукой и уже не смогу. Но мне легко будет улететь на крыльях бесконечной нежности к вам и отныне целовать вас вечно. Прощай, Денис, прощайте, друзья. Все у нас должно было быть хорошо и честно или никак. Не оставляйте моих девочек одних. Ухожу с верой в то, что люди будут добры к ним. У меня ничего не получилось в жизни, кроме любви. А она не умирает».

– Это он написал, – хрипло произнес Денис.

Он выбежал из кабинета, офиса, сел в машину, отогнал ее в тупик и долго плакал тяжелыми, сжигающими сердце слезами. Сердце страшно болело, но в нем с муками рождалось страстное желание возмездия. Он больше не хотел остановить приход любых открытий. Он желал дойти, добежать, доползти до того места, с какого можно увидеть поражение,