Перевод с особого - Евгения Михайлова

– Как же ты угадала! И в этом мы совпали. Я обожаю этот «Красный бисквит». Он просто красавец, как экзотический цветок. А вкус, как у мечты! Садись, Кристя. Сейчас постараюсь аккуратно его разрезать. В этом кувшинчике миндальное молоко для кофе. Давай проведем это утро как две прекрасные женщины, достойные изысканных удовольствий.

Вера говорила ласково и даже немного покровительственно: она входила в роль поверенной тяжкой тайны, жилетки для самых горестных слез. Но Кристина не садилась. Она стояла напряженная и смотрела на Веру каким-то замутненным, возможно от боли, взглядом.

И вдруг после утомительно долгой паузы произнесла:

– Да, конечно, дойдет дело и до торта. Только хочется уточнить. Тебе на самом деле знаком вкус мечты и доступны изысканные удовольствия? Есть сомнения или, скорее, разночтения. Мне сдается, что каждая из нас представляет очень разные вещи при словах «мечта и удовольствия». Я даже практически уверена, что подзаборная, подлая и загребущая шлюха, которую подобрал на ходу один деловой и богатый человек, женился сдуру и не глядя, – она по-прежнему мечтает только о клиентах, многих и разных. Ей доступны лишь удовольствия бешеной самки, тупой и наглой. А самый великий изыск для такой падали – это муж подруги. Той наивной дуры, которая просто пожалела убогую и прилипчивую тетку, проявила терпение и внимание. С мужем познакомила.

– Боже мой, что ты говоришь! – пафосно, но с искренним ужасом вскричала Вера. – Это же сплетни! Это наши завистники! На самом деле… Да, я, кажется, поняла, тебе могли показать какие-то жуткие видео, но это же монтаж, как ты не понимаешь. Это распространяет сволочь и шантажист… И я этой твари платила!!! И он же обещал…

– Так платила? За монтаж и клевету? Какая же ты страшная и жалкая лицемерка. Обсуждать с тобой ничего не собираюсь ни с тортом, ни без него. Скажу лишь как честный человек: моя информация из материалов следствия по делу о заказе убийства твоего мужа. Теперь я точно уверена, что это ты его заказала. Сразу вошла в роль богатой вдовы, которая подыскивает замену покойнику. Но не получился у тебя покойник. Настолько тупая. А моего мужа, который умудрился плюхнуться в твою грязь, теперь вызывают на допросы как свидетеля и возможного соучастника заказа. И меня тоже опросили по поводу ваших отношений и вероятных планов. Любовник – это мотив преступления, если ты не в курсе. Так что сразу закрой рот. Ну, вот дело дошло и до торта.

Что творилось потом… Вера не забудет никогда. Светская и утонченная Кристина взяла со стола торт вместе с блюдом и впечатала его в лицо подруги. Потом Вера обнаружила себя на полу с залепленными кремом глазами, а Кристина возила ее лицом по полу, больно схватив за волосы, и вытирая таким образом остатки торта. Дальше… Дальше Вера сумела наконец протереть глаза и смотрела в прямую неприступную спину уходящей Кристины. Она совсем не испытывала ни вражды, ни гнева. Кому, как не Вере, знать, насколько она это прямолинейно сладкое возмездие заслужила. Ведь самые интересные видосы Томилин за особо крупные суммы уничтожил в ее присутствии… А единственная настоящая подруга уходит, а дальше тишина и всеобщее презрение…

– Кристя! – отчаянно закричала Вера. – Не уходи… То есть не уходи совсем… Я вымолю у тебя прощение, я все объясню. Не бросай меня. Мы же подруги! Я жизнь за тебя готова отдать… – И она добавила уже шепотом, когда дверь квартиры захлопнулась: – Может быть…

Вера добрела до ванной, умывалась, стараясь случайно не увидеть свое отражение в зеркале. Торт – не булыжник, ран не оставляет. Только лицо пылает так, как будто по нему не кремом с вишнями возили, а втирали расплавленную смолу. И очень старались, чтобы она проникла в кровь.

Позвонил Григорьев:

– Открывай. Я за дверью.

Вошел. Непринужденный и элегантный, как всегда. Выражение лица непроницаемое, важное, самовлюбленное. Таскать с гордостью собственное величие – это и есть фишка Паши. Победы и провалы клиентов его самооценку никак не меняют. Но Вера так ждала удачу. День уже проехал по ней тяжелой грязной телегой, но она отчаянно надеялась, как ребенок, на подарок.

– У меня скоро заседание, скажу сразу коротко и ясно, – заявил он без предисловий. – Иски твои отклонили. Все.

– То есть как? – Вера не верила своим ушам. – А как же те суммы, которые якобы легли на счета нужных людей, принимающих решения? Мои деньги…

– Так они и легли, Вера. Ты просто не понимаешь, от каких тяжких последствий мне удалось тебя избавить. Ты похитила свою дочь и силой сунула ее в психушку, где ее истязали садисты. Снимки есть в отделе самого поганого полковника из всех, кто дышит в затылок обычным, то есть не святым людям. И они не просто у него, они в деле покушения на убийство твоего мужа. Улавливаешь связь?

– Я задала другой вопрос. Ты отдал деньги тем людям, которые принимали решения о суде и могли дать нам возможность заявить официально, что я боролась за здоровье дочери? Пусть у меня были ошибки, но я заботливая и любящая мать. Это же твой козырь, как ты говорил. Ты отдал деньги?

– Какой пошлый вопрос. Как ты можешь… Так именно эти люди и пришли к выводу, что тебя лучше защитить от огласки и вероятного расследования истории с Мариной. Очень многие не заинтересованы, чтобы начали всерьез копать под клинику Говорковой, которая помогает людям в самых критических ситуациях. Всплывет такое и такие имена… Ты не единственная, кто обратился в клинику. Да, Нина Говоркова бросается людям на помощь. Но, как ты сама заметила, бывают ошибки. Их нетрудно выдать за преступления. Среди людей, которые принимают решения, есть и судьи, и прокуроры, и высокие чиновники. Все мы люди, все мы страдаем… И они меньше всего хотят, чтобы их страдания обсуждал целый свет, если некоторые факты вытащат на всеобщее обозрение. Они и приняли милосердное решение – спасти тебя от ненужной и нелепой огласки. Да еще в такой ситуации, когда ты чуть ли не единственная подозреваемая в заказе на убийство мужа. Посиди тихо, Вера. И ты поймешь, что тебе сегодня повезло.

…Вере в тот день повезло еще раз. Паша Григорьев взглянул на часы и по-быстрому использовал свою клиентку в качестве предмета для сексуальной разрядки перед очередным победным выступлением в суде. Это ему всегда очень помогало. И на этот раз он ушел от Веры без гонорара, считая, вероятно,