До свидания там, наверху - Пьер Леметр

Он сделал три шага, поднял пыльный брезент, прикрывавший обломки грузового мотороллера, сдвинул хлам, которым была завалена коляска, и водрузил бесценную коробку.

По пути он произвел быстрый расчет. Если Эдуар удержится на нынешних дозах, уже довольно высоких, можно спокойно протянуть почти шесть месяцев.

14

Анри д’Олнэ-Прадель машинально провел параллель между аистом, возвышавшимся далеко впереди над крышкой радиатора,[5] и тяжелой тучностью Дюпре, сидевшего рядом. Не то чтобы между ними были какие-нибудь схожие черты, напротив, их можно было назвать антиподами, Анри именно поэтому их и сравнил, чтобы противопоставить. Если бы не громадные крылья, заостренными концами касавшиеся опоры, или вытянутая, фантастически изящная шея, чей изгиб продлевался волевым клювом, аист в полете напоминал бы дикую утку, но аист был более массивным, более… (Анри подыскивал слово) «окончательным», бог знает, что он подразумевал под этим. А эти полоски на крыльях, с восхищением думал он… как драпировка… И до самых вытянутых назад слегка согнутых лап… Он готов был поклясться, что аист рассекает воздух перед автомобилем, даже не касаясь его, открывает путь, как разведчик. Прадель не переставал изумляться своему аисту.

В сравнении с аистом Дюпре выглядел кряжем, тяжелой массой. Не разведчик. Нет, пехотинец. С той присущей пехоте чертой, которую она сама именует верностью, лояльностью, долгом и прочей ерундистикой.

Для Анри мир делился на две категории: ломовые лошади, до конца жизни обреченные слепо выполнять тяжкую работу, перебиваться со дня на день, и элита, высшие существа, которым все было положено изначально. Из-за их «личного коэффициента». Анри обожал это выражение, он как-то вычитал его в военном докладе и взял на вооружение.

Дюпре – старший сержант Дюпре – как нельзя лучше олицетворял первую категорию: работящий, невзрачный, упорный, без особых дарований, подчиняется приказам.

Аист, выбранный компанией «Испано-Сюиза» для «H6B» (шестицилиндровый мотор, 135 лошадиных сил, 137 километров в час!), олицетворял знаменитую эскадрилью, которой командовал Жорж Гинемер,[6] исключительная личность. Того же калибра, что и Анри, с тем лишь исключением, что Гинемер погиб, а Анри все еще жив, что и обеспечивало ему неоспоримое превосходство над героем авиации.

Итак, с одной стороны, Дюпре – коротковатые брюки, папка на коленях, – который, с тех пор как они выехали из Парижа, молча с восхищением созерцал приборную панель орехового дерева, единственное отступление от принятого Анри решения сконцентрировать все доступные средства на восстановлении имения Сальвьер. С другой стороны, сам Анри д’Олнэ-Прадель, зять Марселя Перикура, герой Великой войны, в свои тридцать лет миллионер, уверенно двигающийся к вершине успеха, он ведет машину на скорости свыше ста десяти километров в час по орлеанским дорогам и уже задавил собаку и пару кур. В сущности, те же ломовые лошади, все возвращается к этому. К тем, кто порхает, и к пресмыкающимся неудачникам.

Дюпре служил под началом капитана Праделя, и после демобилизации тот нанял его на работу за гроши, временное жалованье, назавтра оказавшееся утвержденным окладом. Выходец из крестьян, исконно склонявшихся перед силами природы, Дюпре воспринимал служебную субординацию как логическое следствие изначального положения вещей.

Они прибыли на место незадолго до полудня.

Прадель, провожаемый восторженными взглядами трех десятков рабочих, остановил свой лимузин. Прямо посреди двора. Надо же показать, кто здесь хозяин. Хозяин тот, кто приказывает, он же клиент. Или король, что примерно то же самое.

Лесопильное производство Лавалле на протяжении трех поколений влачило жалкое существование вплоть до благодетельного начала войны, которая позволила ему поставить французской армии сотни километров траверсов, опор, свай, чтобы строить, укреплять и ремонтировать окопы и траншеи; количество работников лесопилки возросло с тринадцати до сорока с лишним. У Гастона Лавалле тоже имелась очень красивая машина, но он выводил ее из гаража лишь по торжественным случаям, здесь как-никак не Париж.

Прадель и Лавалле пожали друг другу руки во дворе; Дюпре Анри не стал представлять. Немного погодя он бросит фразу «Это вы уладите с Дюпре», Лавалле обернется и слегка кивнет идущему сзади управляющему, вот и все церемонии.

Перед осмотром предприятия Лавалле хотел предложить слегка перекусить, он указал на площадку перед домом, расположенным справа от громадных мастерских, Анри сделал было отрицательный жест, но потом заметил там молодую женщину в переднике, которая в ожидании гостей приглаживала волосы. Лавалле добавил, что его дочь Эмильенна специально готовила стол. В итоге Прадель согласился:

– Ладно, только быстро.

Именно в этих мастерских был произведен тот великолепный образец гроба, представленный комиссии по захоронениям, превосходный гроб из высококачественного дуба, стоивший своих шестидесяти франков. Теперь, когда гроб сыграл роль наживки для комиссии, можно было перейти к серьезным вещам, к тем изделиям, которые будут поставлены на самом деле.

Прадель и Лавалле осмотрели главный корпус в сопровождении Дюпре и бригадира, который по такому случаю облачился в синий выходной костюм. Они прошли перед серией гробов, выстроенных в шеренгу, как убитые солдаты, явно по убыванию качества.

– Наши герои… – начал Лавалле академическим тоном, возложив руку на гроб из каштанового дерева, модель из середины ряда.

– Не пудрите мне мозги!.. – оборвал его Прадель. – Что у вас есть дешевле тридцати франков?

В конечном счете дочь хозяина оказалась скорее невзрачной (зря она приглаживала волосы, все равно выглядела безнадежно провинциально), белое вино было сладковатым и теплым, а закуски не слишком съедобными. Приезд Праделя Лавалле обставил как визит африканского князька, рабочие то и дело переглядывались, подталкивая друг друга локтями, Анри все это действовало на нервы, ему хотелось покончить с этим поскорее, к тому же он собирался к ужину вернуться в Париж: один приятель обещал познакомить его с Леони Фланше, актрисой театра «Водевиль», которую Прадель видел на прошлой неделе; по общему мнению, потрясная девица, в чем он жаждал убедиться лично.

– Но тридцать франков… мы об этом не договаривались…

– То, о чем договаривались, и то, что будем делать, – сказал Прадель, – две совершенно разные вещи. Ладно, обсудим все сначала, но поскорее, у меня есть еще чем заняться.

– Но господин Прадель…

– Д’Олнэ-Прадель.

– Да, с вашего позволения…

Анри пристально посмотрел на него.

– Ну хорошо, господин д’Олнэ-Прадель, – вновь заговорил Лавалле, успокаивающим, почти учительским тоном, – у нас, разумеется, есть гробы дешевле тридцати франков…

– В таком случае их-то я и возьму.

– Но это невозможно.

Прадель мимикой выразил крайнее изумление.

– По причине транспортировки! – наставительно заявил делец-столяр. – Если бы речь шла о доставке на соседнее кладбище, все было бы хорошо, но ваши гробы предназначены к перевозке. Отсюда их нужно будет отправлять в Компьень, в Лаон. Потом их будут перемещать, поднимать, доставлять к местам эксгумации, снова перевозить на военные кладбища, это то еще путешествие…

– Не вижу, в чем проблема.

– Гробы, которые мы продаем по цене тридцать франков, сделаны из тополя. Непрочная древесина! Они будут перекашиваться, раскалываться, даже рассыпаться, ведь они не предназначены для погрузочно-разгрузочных работ. Это должен быть как минимум бук. Сорок франков. И то я не уверен! Я говорю – сорок, поскольку речь идет о большом количестве, в ином случае цена сорок пять франков…

Прадель покосился влево:

– А этот из чего?

Они подошли ближе. Лавалле расхохотался во все горло фальшивым, слишком громким смехом:

– Этот из березы!

– Сколько он стоит?

– Тридцать шесть…

– А этот?

Прадель указал на один из низкокачественных гробов, рядом с моделями из забракованной древесины.

– Это сосна!

– Сколько?

– Ну… Тридцать три…

Отлично. Анри положил руку на гроб, похлопал его, как скаковую кобылу, почти восхищенно, однако было неясно, относится ли его восхищение к качеству столярной работы, умеренности цены или же к собственной гениальности.

Лавалле было решил, что должен исполнить профессиональный долг:

– С вашего позволения, эта модель не предназначена для подобного применения. Видите ли…

– Применения? – резко переспросил Прадель. – Какого применения?

– Для транспортировки, уважаемый господин! Еще раз, транспорт – это все!