Последняя сказительница - Донна Барба Игера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прикидываю и наугад провожу пальцами по тому месту, где с другой стороны был замок. Над ним в пластиковом футляре висит бейсбольная карточка первой женщины-питчера в высшей лиге. Снимаю карточку – и вижу ту же самую круглую дырочку. Для моих пальцев она маловата. Я возвращаюсь к столу за голотаком, но там пусто. Тогда достаю бейсбольную карточку из пластикового футляра с именем владельца и сворачиваю в тонкую трубочку.
– Извини, – шепчу я, зная, что карточка для человека по имени Фостер Найлз была очень дорога.
Я опускаю её в дырочку, и дверь, скользя, открывается. Проползаю в пустую ячейку и опускаю карточку в ту же дырочку с другой стороны, закрывая дверь. Пока она закрывается, я раздумываю. Если вернуться за семейными реликвиями, то можно запросто попасться, а потом, зачем они будут нужны, если меня перепрограммируют и я всё равно ничего не вспомню. Я вылезаю из ячейки Вокси и заглядываю в пустую спальню Нилы.
Дверь из спальни Нилы в коридор закрыта. Я нажимаю на ручку, но она не двигается. Сбоку двери точно такая же панель, как и снаружи. Я вытираю со лба пот. Ну давай, работай! Нажимаю 2061 – никакого толку.
Вернётся Нила, и всё кончено. Если они выбрали 2061 – год, когда мы улетели, то… Трясущимся пальцем я набираю 2442, такой год должен быть сейчас. Нажимаю на ручку – щелчок – и дверь открывается. Я вылетаю из комнаты и через две секунды приближаюсь к открытому пространству корабля, затем, выпрямившись, уверенно иду прямо в центр главного этажа.
На полпути к лифту слышу голос Нилы. Собрание проводят недалеко от бывшего кафетерия, и у меня нет выбора, я иду прямо к группе людей у лифта, чтобы подняться к себе.
Нила стоит на подиуме спиной ко мне. Вокси сидит в первом ряду и провожает меня глазами, но из своей роли не выходит.
– Мы рассматриваем несколько вариантов, – говорит она. – Однако у планеты с приливным захватом для заселения есть некоторые ограничения. – Я иду дальше, не поворачивая головы. – Оптимальная, пригодная для жилья зона довольно специфична. У нас почти готов гербицид для ядовитой растительности.
Здорово. Главное – без паники.
Добравшись до лифта, я нажимаю на кнопку.
– Но тем не менее существует множество других препятствий, чтобы оставаться в этом регионе, – продолжает она. – Однако, если, несмотря на все наши усилия, их не удастся вскоре устранить, будем искать другую планету.
Моё сердце просто выпрыгивает из груди. Но как только мы окажемся на поверхности, меня мало волнуют планы Коллектива. Лишь бы улетели.
Я вхожу в кабину, нажимаю на кнопку шестого этажа и смотрю на дверь.
– И одно из препятствий – враждебные элементы, – продолжает Нила.
Дверь лифта закрывается.
– Встречаться с которыми у нас нет ни малейшего желания.
Вот это да! Они посылали нас к враждебно настроенным существам? Я тянусь к кнопке открытия двери…
– Во время вылазок удалось избежать первых…
Дверь закрывается, обрывая речь. Лифт поднимается. Но я услышала. Первые.
Первые кто? Я и не надеялась, что первый корабль достиг планеты.
Даже если и прилетел, под руководством Коллектива… Я даже не задумывалась о поисках на новой планете других людей.
Папа говорил, что пассажиры первого корабля построят в пригодной для обитания зоне жильё. А мы должны определить их место из космоса, с помощью снимков высокого разрешения. Иначе это всё равно что искать иголку в стоге сена.
Хочется прыгать до потолка. Только ведь через стекло увидят. Я хохочу и одергиваю себя. Потом понимаю, что никто не услышит. И хохочу громче, чем обычно, словно за все эти сотни лет.
Саган не столь велик, как Земля, но я потеряла всякую надежду на то, что специалисты по терраформированию планеты живы, не говоря о возможности, что они от нас недалеко.
Если первоприбывшие в зоне, пригодной для жизни, искать их можно годами… и долго давиться съедобными озёрными водорослями. Но если они там, ради Пушинки, Рыжего и Сумы я их найду, чего бы мне это ни стоило.
Лифт гудит и объявляет мой этаж, я вбегаю в спальню и перевожу дыхание. Соседи спят, как всегда, под храп Рыжего.
Я спешу в ванную, включаю освежитель воздуха и улыбаюсь во весь рот.
Вытащив кулон, вытираю его об одежду, снимая тусклый налёт, но он оставляет чёрные полосы. Я подношу кулон к свету, вспоминая слова Литы: «Соединяет разлучённых».
И кулон нашёлся, и новость узнала, что на Сагане могут быть другие люди… Говорят, сердце от счастья выпрыгивает из груди, моё же сейчас взорвётся.
Глава двадцать третья
На следующее утро я просыпаюсь раньше всех и скрываюсь в ванной. Зачёсываю волосы набок и делю на три части.
Ну вот. Теперь, с кулоном, я смогу поговорить с Литой. Для этого у меня есть всё. Чем скорее я создам гербицид, чтобы избавить планету от опасных растений, тем скорее Нила пошлёт нас проверить его в действии, и мы убежим.
Первоприбывшие, может быть, живы.
Я заплетаю тугие косички, чтобы не выскочила ни одна прядка.
Вхожу в спальню. Сума потягивается и зевает.
– Привет, Зетта-один.
– Привет, Су… Зетта-два.
Я скрежещу зубами, выговаривая дурацкое, данное Коллективом имя, вспоминая слова Нилы перед тем, как погрузить Суму опять в стазис.
«С усовершенствованной загрузкой она будет Зеттой-два всю оставшуюся жизнь». Это долго не протянется, Сума.
Сума натягивает комбинезон.
– Какое у тебя задание сегодня?
– Ой, да просто сбросить листья с растений, – шучу я. – А у тебя?
Она садится в кровати.
– Мне нужно создать топливо для корабля.
Я размышляю об упомянутых Нилой препятствиях и полёте на другую планету. Им для этого необходимо топливо? Как скоро всё это случится?
– Зачем? – спрашиваю я, может, ей намекнули о причине.
Сума пожимает плечами.
– Просто делаю то, что просит Коллектив.
Мне нужно работать быстрее.
Рыжий вмешивается монотонным, как у Брика, голосом.
– Я буду работать над кислородной смесью для дыхания.
Пушинка встаёт и одёргивает комбинезон.
– А я готовлю наномедикаменты для нормального функционирования организма, чтобы они дышали чистым воздухом, что невозможно без здоровой дыхательной системы.
Я хихикаю и натягиваю ботинки.
Пушинка садится рядом со мной.
– Мне так понравилась cuento про стариков и блестящие драгоценные камни, Зетта-один. Особенно концовка, когда они жили у реки и сажали зерно и фруктовые деревья,
