Последняя сказительница - Донна Барба Игера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он горбится.
– Ты так кричала. Надо было что-то делать. Пришлось тебя будить, чтобы меня не увидели.
Теперь понятно, кого я слышала вчера вечером. Я сглатываю, рот сохнет.
– Кто-нибудь ещё знает, что ты здесь?
– Я ухожу тайком. Нила никогда не разрешит мне послушать.
По шее и голове бегут мурашки.
– Вокси, смотри, никому не говори.
Он корчит рожицу.
– Не скажу. Если я скажу Ниле, что ты говоришь во сне, придётся рассказать, что я тут делал.
Он таращит глаза и поднимает правую руку.
– Тогда придётся признаться про cuentos. Коллектив не спустит с меня глаз. И я больше ничего не узнаю.
Он опускает голову.
Хотя мы и собираемся уходить, всё это очень опасно. И я к тому же разговариваю во сне.
– Тебе нельзя сюда приходить.
– А где ещё я услышу cuento?
Он говорит, как Хавьер, умоляющий прочитать ему книгу.
Вокси всё меньше похож на Коллектив, и в этом виновата я и мои cuentos. Вроде бы я должна быть счастлива, а у меня на душе скребут кошки. А если его здесь поймают? Тогда всё рухнет.
– Извини, но тебе нельзя приходить сюда.
Вокси опускает голову.
– Это несправедливо. У Коллектива нет cuentos, одни правила. Нила мне однажды читала. Не cuento, как у тебя.
Он таращит глаза.
– Это была реликвия, называется книга, сделана из бумаги…
– Погоди, – перебиваю я.
Сердце колотится быстрее, чем в те времена, когда в одну из наших с мамой охот на фей я приняла пурпуровый ферокактус за гнома.
– Ты видел книгу?
Я не видела ничего, хотя бы отдалённо напоминающего Землю. Ничего, что я держала бы в руках и вспоминала о доме.
– Один раз у нас в комнате, – наклонившись, шепчет он. – С другими реликвиями.
Я думаю о том, как создали Вокси, как говорила Глиш. Но такого возраста он только один. Понимаю, что ничего о нём не знаю.
– Мне нельзя говорить о реликвиях, – добавляет он.
Я пытаюсь скрыть волнение, но вряд ли у меня получается.
– Вокси, сколько там реликвий? Можешь мне показать?
Он поднимает глаза и брови.
– Зетта-один, если я покажу тебе, где они, обещай рассказывать мне cuentos.
Я киваю.
– Ага.
Обещание – сплошная ложь.
Он подносит к губам палец.
– Тсс.
Он манит меня рукой и вскакивает, торопясь к двери, как белый кролик. На этот раз я без колебаний следую за ним.
Глава двадцать вторая
Вокси несётся по коридору к лифту. Он и правда двигается шустро, как кролик.
– Погоди, – говорю я вслед, так же, как и раньше во сне. – Куда ты летишь?
Он нажимает на кнопку, и лифт гудит.
– Нас увидят, – испуганно шепчу я как можно громче.
– Бланкафлор не боялась, когда отец увидел, что она убегает с принцем, – подбоченивается Вокси. – Стариков бы не напугала пара членов Коллектива, если бы они шли за сокровищами.
– И давно ты шпионишь в нашей комнате, Вокси?
Он не отвечает.
Я закатываю глаза и спешу к нему. По крайней мере, если меня увидят с ним, то не подумают, что я брожу одна.
– Мне кажется, тебе просто хочется историй, – говорю я.
Он, ничуть не стесняясь, пожимает плечами. Я набираю воздуха и вхожу за ним в лифт. Если он на самом деле видел книгу из дома, с Земли, то для меня она ценнее всех алмазов, изумрудов и рубинов, разбросанных по кухне стариков. Он нажимает на кнопку первого этажа, и моё сердце колотится ещё сильнее. От сокровища нас отделяет пять этажей. Дверь закрывается, и я слежу за индикатором этажей. Вокси улыбается.
Пять… четыре… три… Лифт гудит.
Дверь открывается, перед кабиной стоит Креветка с морщинистым лбом, который увёл Глиш. Он удивлённо поднимает брови, и его сморщенный лоб превращается в лапшу «Рамен».
– Привет, – здоровается Вокси, словно наша вылазка абсолютно обычная.
– Привет, – отвечает тот, не сводя с нас глаз.
– Вы едете или нет? – нагло спрашивает Вокси. Ого, как на него действуют сказки на ночь! И не боится нарваться!
Креветка входит и нажимает на кнопку второго этажа.
Мы втроём смотрим, как закрывается дверь. Я сосредоточена на индикаторе этажей.
Креветка поворачивается к Вокси.
– А Канцлер знает, что ты…
Он смотрит на меня.
Вокси раздражённо фыркает и оглядывает его ледяными глазами.
– Вы считаете, что я не подчиняюсь приказам Коллектива? И сомневаетесь, что Канцлер знает обо всём, что происходит на корабле?
Второй этаж…
– Нет, что ты, – говорит Креветка и шепчет: – Прости за любопытство.
Я замерла, не моргаю и не дышу, пока лифт не звонит на втором этаже и Креветка не выходит.
Дверь закрывается, и мы продолжаем спускаться.
– Зачем только ввязалась, – бормочу я.
Вокси улыбается, мы уже на первом. Он уверенно выходит из лифта и по диагонали пересекает главный этаж. Мы далеко от жилья Коллектива, поэтому мне интересно, где именно он мог увидеть книгу. Мы проходим к передней части корабля, всё дальше от моей безопасной комнаты и спальной ячейки.
За рабочими местами по-прежнему люди: складывают одеяла, моют полы и потолки, готовят биохлеб и таинственный разбавленный сок.
На нас никто особо не обращает внимания, вероятно, из-за уверенной походки Вокси.
Мы проходим через зал, в конце его только одна дверь.
Над дверью выцветший след от снятых букв «Склад семян».
Рядом с задвижкой старинная кнопочная панель, как на маминой теплице.
Вокси нажимает «2061», год, когда мы покинули Землю, и дверь раздвигается. Комната мерцает тёмно-синим, как раньше корабль. В центре стоит кровать.
– Здесь спит Канцлер, – небрежно замечает Вокси.
Я ахаю, потом делаю вид, что закашлялась.
Потом Вокси показывает на комнату сбоку, она не больше платяного шкафа.
– Моя комната.
Я подхожу и заглядываю: внутри одна ячейка, нет места даже стоять. На полках – пустые подносы для рассады и ирригационные трубки.
Я вспоминаю мамину подругу, доктора Нгуен, но крохотный уголок Вокси слишком мал, чтобы хранить семена со всего мира, куда мама внесла новую мексиканскую кукурузу, бобы и тыкву.
Я осматриваю главную комнату с кроватью Нилы. Кроме кровати, ничего нет, обычные полукруглые стены, никаких хранилищ. И уж точно книги нет. Если Вокси и видел книгу и другие реликвии с Земли, здесь их больше нет. Он маленький, и мог всё перепутать. Возможно, видел книгу где-то в другом месте на корабле. Но у меня нет времени искать то, не знаю что.
– Вокси, мне нужно возвращаться.
– Нет! – протестует он. – Она была здесь. Но очень давно. Я сказал Ниле, что видел
