Неожиданный удар - Ханна Коуэн

играю в хоккей, тренируюсь и сплю. А ты чем занимаешься, кроме того, что пытаешься не трахнуть своего дико горячего босса и тренируешь шестнадцатилетнее дарование?

– Ладно, я поняла, – ворчу я.

Меня никогда не раздражали наши с Лео частые разговоры, но сейчас я на пределе.

Лео хмурится.

– Вообще-то, расскажи мне про свою маму. Если подумать, ты как-то неразговорчива на эту тему.

В груди все леденеет.

– Ей становится хуже.

– Блин, солнце. Насколько хуже?

– На самом деле, я подыскиваю сиделок на время, пока работаю или уезжаю по делам. Она все больше забывает. Два дня назад соседка обнаружила ее на тротуаре в одной ночнушке. Она кричала на подростка из дома напротив, обвиняя в том, что он изменяет ее дочери.

Я чуть не умерла со стыда, когда вернулась с работы и стала извиняться перед всеми соседями за скандал, а особенно перед подростком, ставшим мишенью ее ярости. Он и правда очень похож на моего школьного парня, Брэдли, так что я понимаю, почему мама сложила два и два и получила пять.

Хуже всего, что она этого не помнит. Я ничего не могу сказать или сделать, чтобы помочь ей. Она не может просто выздороветь. Это никогда не пройдет.

– Это изматывает. И я чувствую себя виноватой, за… злость и раздражение, поселившиеся в глубине души. Это же не я болею. На что мне жаловаться?

От эмоций хочется заплакать. Лео накрывает мою руку своей. Я запрокидываю голову, пытаясь прогнать пелену с глаз.

– Тебе можно испытывать все, что ты чувствуешь. Да, болеешь не ты, но ты тоже страдаешь. Ты видишь, как твоя мама теряет себя, и при этом знаешь, что ничего не можешь сделать, чтобы остановить это. Никогда не думай, что не имеешь права страдать. Ты человек, Скарлетт, а люди испытывают чувства. Это наш величайший дар и худшее наказание, – тихо говорит он.

– Черт, – шепчу я. Одна слеза успевает сбежать, но я быстро смахиваю ее. – Тебе надо было идти в психоаналитики.

Он сжимает мою ладонь.

– Нет. Просто ты одна из немногих, о ком я забочусь достаточно, чтобы так разговаривать. Моя чувствительная сторона очень избирательна и показывается не каждому.

– Может, поэтому мы так хорошо ладим.

– Ты, вероятно, пра… черт, – ругается он, отвлекшись на что-то слева от меня. В его глазах мелькает удивление, он еще раз сжимает мою ладонь и отпускает, глядя на меня. – Летти, твой мужчина идет сюда, и, судя по злобному взгляду, которым он прожигает меня, полагаю, заметил твои слезы.

– Что?

Я резко поворачиваю голову и ахаю.

Во рту становится сухо, как в пустыне. Угрожающий вид Адама не отвлекает меня от бицепсов, которые перекатываются под рукавами черной футболки, или от вен, которые выступают на предплечьях, когда он засовывает руки в карманы синих джинсов и сжимает в кулаки.

Как в тот раз в магазине, на нем кепка, надетая козырьком назад. Из-под нее выглядывают каштановые пряди и вьются за ушами и у основания шеи. Мои пальцы дергаются от желания снять ее и зарыться в его волосы.

К тому времени как я беру себя в руки, Адам уже стоит около стола, возвышаясь над нами. Его глаза больше не похожи на темно-карие злобные провалы, скорее на дымящиеся чашки горячего шоколада.

– Что случилось? – спрашивает он напряженным от беспокойства голосом. У меня отнимается язык, когда он пальцем поднимает мой подбородок и нажимает на него большим пальцем. – Ты плачешь.

– И тебе привет, Адам, – напевает Лео.

Адам с бешеным взглядом поворачивается к нему.

– Это ты сделал?

Я протягиваю руку и прижимаю ладонь к напряженным желвакам на его челюсти. Адам замирает.

– Тогда я здесь не сидела бы. Все в порядке.

Он снова смотрит на меня, часто моргая.

– Почему ты плакала?

– Лео дал мне выговориться о том, что происходит с мамой. Мы просто попали в больное место.

Нет смысла скрывать, да я и не хочу. Адам не станет меня осуждать.

– Милая, – выдыхает он. Его взгляд снова становится сосредоточенным, когда он смотрит на меня.

– Милая? – повторяет Лео.

На этот раз мы с Адамом оба поворачиваемся к нему.

– Ты рискуешь получить по морде, – говорю я.

– Адам не сделает этого. Он не станет портить работу, которую проделал, восстанавливая меня после травмы.

– Я говорю не про Адама.

– Стану.

Мы произносим это одновременно.

Лео скрещивает руки на груди и ворчит:

– Какая прелесть.

– Подвинешься или мне взять стул? – спрашивает меня Адам.

Я моментально отодвигаюсь, чтобы освободить место для него. Он садится рядом, его большое тело занимает большую часть диванчика. Наши бедра прижаты друг к другу, руки соприкасаются. Мое тело превращается в одну гигантскую искру.

– Итак, Адам. За кого ты болеешь на этом кубке? – спрашивает Лео, сделав глоток воды.

Адам кладет руку на спинку диванчика. Кончики его пальцев задевают мое плечо.

– Если бы против вас играла любая другая команда, думаю, я болел бы за «Вудменов». Однако я не могу предать свою команду.

– Справедливо. Летти такая же, как бы я ни пытался ее переманить.

Глаза Адама впиваются в мой профиль.

– Не удивлен. Она такая упрямая, насколько это вообще возможно.

– Я вообще-то здесь, – бурчу я.

Начос на тарелке перед нами выглядят остывшими, но я все равно разламываю несколько и сую в рот.

– Давно вы знаете друг друга? – спрашивает Адам.

– С хоккейной секции. Нам было сколько? Двенадцать?

– Ага, – киваю я. – Не могла отделаться от него.

– Скарлетт, как грубо, – театрально вздыхает Лео.

Адам начинает выводить пальцами узоры на моей коже, и меня прошибает непроизвольной дрожью, а в животе будто трепещут крылышки.

– Как тебе работается с моей Летти? – спрашивает Лео.

Я готова стукнуть его за такое собственническое заявление. Он пытается спровоцировать Адама на реакцию, и, судя по тому, как слегка напрягается тело рядом со мной, ему это удается.

– Суровая Специя – лучший тренер, что у меня был. Она выдающаяся во всем, что делает. Я еще не работал ни с кем, кто обладал бы хотя бы половиной ее тренерского потенциала.

Искренность и восхищение в словах Адам привлекают мое внимание. Наши глаза встречаются, и у меня в легких не остается воздуха. Мне всегда было интересно, каково это, когда на тебя смотрят так, как он сейчас смотрит на меня.

Как будто видит только меня.

– Спасибо, – выдыхаю я.

Он слегка улыбается:

– Это правда. Не благодари.

– Даже не знаю, с чего начать: с Суровой Специи или с той чертовщины, которая только что произошла между вами, – начинает Лео. Он пихает меня по голени носком своей кроссовки и встает. – Знаете, что нам нужно? Текила. В конце концов, я только что выиграл чертову игру плей-офф. Сейчас вернусь.

Он уходит к барной стойке, пока я давлюсь смехом. Адам улыбается и заправляет мне за ухо прядь волос. Наклоняется ближе и говорит:

– Ты красивая.

– Ты тоже ничего.

Его улыбка становится шире.

– Ты же не собираешься весь вечер есть холодные начос? Давай принесу тебе что-нибудь другое.

– Да, они невкусные. Но официантка