Неожиданный удар - Ханна Коуэн

– Крепко? – давится смехом папа.

Я бросаю на него гневный взгляд через плечо.

– Ты придурок.

– Кто, я? – Он моргает. Я пихаю бутылку обратно ему, и он усмехается. – Обычно его смешивают с чем-нибудь, а не пьют чистым, умник.

– Знаешь, поэтому я и не пью.

– Нет, ты не пьешь потому, что не хочешь закончить, как твой лучший друг. Тебе правда лучше пойти спасти его от родителей, пока он не выложил им нечто большее, чем потеря девственности. Не думаю, что Ава выдержит такую информацию о своем малыше.

– Определенно, не выдержит, – соглашаюсь я. Неожиданно папа хлопает меня по плечу и притягивает к себе. Я тоже обнимаю его. – С чего это? Потому что мне не понравился вкус спиртного?

– Нет. Потому что люблю тебя и горжусь. Ты закончил школу и уже принят в университет со стипендией по искусству. Не суди меня за то, что мне хочется заобнимать тебя.

В кухне раздаются еще шаги, и сбоку меня обнимают еще одни руки. Аромат вишневых цветов подсказывает, что это СП.

– Я знаю, что вы не лишите меня момента «я горжусь тобой», – бормочет она, обнимая меня крепче.

Чувство признательности и любовь заставляют меня притянуть ее рукой за плечи в наши объятия.

– Ни за что. Я бы пришел к тебе сразу после этого. Клянусь.

Она хмыкает:

– Точно. Так я и думала.

– Купер-тупер! – орет баритон Мэддокса.

– Он кричит с заднего двора и все равно так громко? – спрашивает Скарлетт, ни к кому не обращаясь.

Папа смеется и размыкает объятия.

– Да. Да, так и есть. – Он смотрит на меня. – Иди, тупер. Тебя зовут.

– Назовешь меня тупером еще раз и почувствуешь мой гнев, папа.

– А если я назову тебя тупером? – невинно спрашивает Скарлетт.

Я беру со столешницы свой голубой напиток и, усмехаясь, пячусь к двери на задний двор.

– Не-а. Ты не поймаешь меня на особом отношении. Это правило для родителей и распространяется на вас обоих, ясно?

Мэддокс сидит на траве на заднем дворе. На нем бейсболка, как всегда, козырьком назад, а торс голый, потому что рубашку он подстелил под задницу. Татуировка, которую он сделал на свое недавнее шестнадцатилетие, до сих пор закрыта чистой повязкой, незаметной в темноте.

Рядом, но не слишком, сидит девушка с непослушными черными кудряшками, на ее плечи накинута хоккейная куртка с фамилией «Хаттон». Девушка снимает с Мэддокса бейсболку и надевает на свои волосы, отчего кажется, что та вот-вот слетит.

– Брэкстон Хайтс, ты откуда взялась? – спрашиваю я, подходя к ним и плюхаясь на траву.

Она смотрит на меня своими льдисто-голубыми глазами и мягко улыбается. Как всегда, на щеках появляются ямочки. Эта девушка всегда готова улыбаться. В отличие от Мэддокса. Если бы взглядом можно было убить, я бы уже повстречался со смертью, так злобно он смотрит на меня просто за то, что я заговорил с ней. Как будто мы все не дружим с начальной школы.

– Несколько минут назад. Извини, что пропустила твою церемонию. Мне пришлось сидеть с сестрой, потому что папа уехал в Вегас к одному из клиентов. Сам знаешь этих свободных агентов, – говорит она.

Ее отец, Рой Хайтс, работает агентом нескольких профессиональных хоккеистов. Он из тех ребят, которые известны тем, что хватаются за возможность получить большие деньги, как рядовая пиявка. Он не пользуется уважением в профессии, но ни Докс, ни я никогда не говорили ей этого.

Докс кряхтит, и, клянусь, я вижу, как он передвигает руку ей за спину.

– Ты так говоришь, будто он не всегда отсутствует. Горячий сезон или нет.

Она вздыхает.

– Не начинай. Не сегодня. Сегодня у Купера праздник!

– Я закончил школу, Брэкс. Я же не женюсь и не представляю одну из своих картин в Лувре.

– Пока нет. Но не суть. Это все равно знаковое событие, Куперони, – говорит она.

– Боже, ненавижу это прозвище, – ворчу я и ложусь на траву.

– Жаль, что я никогда не перестану произносить его, – напевает она.

Сегодня видно звезды, украшающие темное небо, как белая краска, разбрызганная по пустому черному холсту. Мне подмигивает Кассиопея, прежде чем я поворачиваю голову и смотрю на друзей.

Ни один их них не интересуется звездами, Мэддоксу интересен только спорт, а Брэкстон – животные. Они оба слегка узколобые, но каким-то образом все мы ладим, как будто им нравится все, что нравится мне.

Может быть, именно из-за наших различий мы и общаемся так хорошо. Три мушкетера, как называет нас тетя Ава. Мы всегда совпадали на молекулярном уровне, несмотря на небольшую разницу в возрасте между мной и ими. Мы ссорились и мирились больше раз, чем я могу сосчитать, но что бы ни случилось, мы никогда не расстаемся надолго.

Интересно, изменится ли это, когда Мэддокс сделает свой ход, – а я знаю, что он сделает. Он был влюблен в нее еще до того, как у него опустились яйца. А вот Брэкс прочитать сложнее. И это меня пугает.

Мне нравятся наши нынешние отношения. Да, я старше и скоро уеду в университет, а они до сих пор живут в аду старшей школы, но я верю, что это не станет причиной неизбежных перемен.

Но когда я вижу, как Докс смотрит на нашу лучшую подругу с глубоко укоренившимся желанием, которое я видел бесчисленное количество раз, когда папа смотрит на СП, я понимаю, что мои страхи могут стать реальностью скорее, чем мне хотелось бы.