Игры. Нерассказанное - Дженнифер Линн Барнс

Глава 23

К тому дню, когда Гарри научился проходить по целых пять шагов без помощи, у нас закончился блокнот. В следующую нашу встречу он решил использовать вместо бумаги тыльную сторону моей руки.

– А я-то думала, тебе жизнь дорога, – мрачно подметила я.

– Да ладно, Анна Слева Направо и Справа Налево. Ты же прекрасно знаешь, что это не так, – подметил он легко и насмешливо, хоть наблюдение и было правдивым. Иногда я видела в нем Гарри, а иногда в интонациях отчетливо угадывался Тоби, и от этого никак не получалось отмахнуться. Воспоминания к нему так и не вернулись – это я знала точно, но день ото дня все отчетливее видела, что он уже чувствует тьму, сгустившуюся за вуалью беспамятства.

Вопрос, что таится в этой тьме, не оставлял меня. Какие секреты стерла его амнезия? Иногда мне вспоминалось, как он умолял отпустить его на тот свет. Я приложила все силы, чтобы помешать ему там оказаться. Он выжил. И креп с каждым днем.

А еще невыносимо меня раздражал.

– Если хочешь меня помучить, не-медсестра Анна, или хуже – мотивировать, то дай хотя бы закончить эту штуку. – Он кивнул на рисунок на моей руке.

Я посмотрела на его «художества». Круг получился удивительно ровный – даже трудно было поверить, что так вообще можно нарисовать.

– А что это вообще такое?

Гарри улыбнулся одной из своих самодовольных улыбочек, в которой так и читалось: «Один из нас победит в этой игре, но это будешь не ты».

– Не знаю, Lügnerin[22]. А ты как думаешь?

Я не смогла бы сказать точно, на каком языке он в этот раз говорил, но смысл был мне предельно ясен, и Гарри был прав: я лгунья. Каждый день я приходила к нему, делая вид, что он не убивал мою сестру. Иногда мне почти удавалось в это поверить.

– Час. Целый час жесткой тренировки, – объявила я тоном, не допускающим никаких возражений. – Вот цена за то, что я разрешу тебе дорисовать этот дурацкий кружок.

– Устроишь мне жесткий марафон, – протянул он, и уголок губ опять изогнулся в той самой улыбке.

– Еще бы, ведь я терпеть тебя не могу и хочу поскорее от тебя избавиться. Договорились?

Он потянулся к моей руке.

– Сама знаешь, что да.

Над самой верхней точкой круга – во всяком случае, так казалось при том угле обзора, что был у меня, – он нарисовал букву W. Кончик ручки легонько щекотал кожу. А вот прикосновения его пальцев были куда ощутимее.

«Ненавижу тебя», – думала я, пока он вырисовывал следующую букву.

Ненавижу тебя.

Ненавижу тебя.

Ненавижу.

Внутренний голос едва слышно шептал эти слова (а ведь когда-то твердил их громогласно, как клятву), но я цеплялась за них что было силы, пока он вырисовывал букву за буквой; секунду за секундой, касание за касанием.

Гарри закончил и надел колпачок на ручку. Мой взгляд упал на его бицепсы и предплечья. Больше не нужно было прятать их под бинтами. Ожоги второй степени прекрасно заживали. Шрамы после них не будут сильно бросаться в глаза.

Чего не скажешь об отметинах на груди.

– Двадцать букв, – подсчитала я, сосредоточившись на своей руке. – Не буду спрашивать, что они значат.

– Ну и прекрасно, – сказал он и встал с матраса, готовясь выполнить свою часть уговора. – Я бы все равно тебе не ответил.

Глава 24

В тот вечер, лежа в кровати перед сном, я решила немного почитать и взялась за пересказ истории о Красавице и Чудовище.

Поместье, полное чудес. Краденая роза с часовым механизмом. Проклятие. Чего там только не было! Но мое внимание зацепило именно Чудовище – да так, что я одолела зараз сто с лишним страниц. Этот персонаж привык грубо отталкивать других. Его надменность была неистребима, как и его проклятие. Он понимал, кто он такой, знал, что любовь к нему может погубить Красавицу, если и произойдет чудо и она окажется той самой спасительницей.

Захлопнув книгу – куда грубее, чем она того заслуживала, – я снова услышала голос Гарри, рассуждавшего о моих «сахарных» замках. Ты веришь в сказки, Анна Слева Направо и Справа Налево?

Нет. Ни капельки. Я откинулась на подушку и зажмурилась, надеясь, что меня вот-вот унесет в страну сновидений, но упрямые глаза так и норовили открыться. Черт. Я стала разглядывать свою руку.

Начала с первой буквы, которую изобразил Гарри. С W.

– W, Y, I, E, H, – шепотом прочитала я. Если произнести эти звуки подряд, получится что-то похожее на why[23], так? Дальше шло noc, а следом – nuh.

Проще говоря, очередная абракадабра. Я разглядывала буквы и гадала, не запрятаны ли среди них палиндромы. Я насчитала три N, три H, две E и еще по две U, W и Y.

Nun. Ewe. Eye[24]. Я живо представила себе губы Гарри, изогнувшиеся в усмешке, и меня накрыла ярость. Нет уж. Больше ни минуты на эту тупую игру не потрачу.

Ни минуты!

И все же на следующей день, в больнице, обнаружив, что чернила начали стираться от многократного мытья рук, я весь обеденный перерыв восстанавливала рисунок Гарри.

W, Y, I, E, H, N, O, C… Тот факт, что я запомнила всю последовательность, слегка действовал на нервы, но гораздо больше бесило то, что головоломку я пока так и не решила.

* * *

– Подсказку хочешь? – спросил Гарри.

Опять это самодовольное лицо. Я раздраженно уставилась на него.

– Ну ладно, нет так нет. – Гарри подмигнул мне. – Надеюсь, ты ценишь мое великодушие! Я же мог бы удариться в злорадство!

– А то ты в него не ударился, – съязвила я, заканчивая перевязку. При виде ожогов на груди и торсе я невольно задумывалась о том, что скоро гладкая кожа будет изрыта шрамами, и от этих мыслей нелегко было отрешиться. Иногда мне казалось, что шрамы останутся из-за меня.

Я помогала ему в полную силу, хоть он и не заслужил такой помощи, но этого оказалось недостаточно.

– Я злорадствую, но сдержанно, – уточнил Гарри. – Уверяю тебя, в противном случае я бы проявил свои чувства так, что ты запомнила бы это надолго.

На это я ответила милой улыбкой, которая насторожила моего пациента – и совершенно справедливо.

– Могу узнать, какие пытки у тебя запланированы на сегодня? – сухо спросил он.

В тот день у меня