Преступление и наказание в английской общественной мысли XVIII века: очерки интеллектуальной истории - Ирина Мариковна Эрлихсон

сделал, пребывая на свободе, это купил для нее три четверти пинты лучшего бренди, в этом поступке больше позерства, чем сыновней заботы. Что же касается его отношений с противоположным полом, то обе биографии сохранили имя только одной его «визави» – Элизабет Лайон.

Их связь длилась на протяжении нескольких лет и была наполнена драматическими событиями, которые могли бы быть положены в основу сюжетной линии любовно-авантюрного романа. Она была его первой женщиной, несколько раз он спасал ее из тюрьмы, она также помогала ему уходить от правосудия. Ее имя настолько прочно ассоциировалось с Шеппардом, что после его первого побега помощники Уайлда выследили и схватили Элизабет в магазине бренди, после чего подвергли жесткому допросу. «Джонатан Уайлд и сэр Фрэнсис Форбс, один из олдерменов Лондона, доставили Эджворт Бесс в Поултри Комптер[448] по обвинению в содействии побегу Шеппарда. Смотрители угрожали ей и всевозможными способами заставляли сказать, где скрывается Шеппард, но не в ее желании и власти было это сделать, как показали последующие события»[449].

Из этого утверждения следует, что Элизабет отказалась выдать его, но Джон по неизвестным причинам полагал обратное. Он признался преподобному Вагстаффу, что «Эджворт Бесс, которую до этого полагали его женой, не является таковой. Это было низко с его стороны, так как к особе, приложившей столько усилий для организации побега, было бы проявлено более снисхождения, будь она его законной супругой. Он обвинил ее во всех своих несчастьях: дескать, она рассказала Джонатану Уайлду о его местонахождении, не выполняла его указания… в общем отплатила черной неблагодарностью за то, что он спас ее из новой тюрьмы»[450].

Побег Э. Лайон из тюрьмы[451]

Позволим себе предположить, что явное логическое несоответствие было не просто неслучайным, а намеренным. Дефо, как и его современники, фактором, стимулирующим рост преступности, абсолютно справедливо полагал проституцию: «Если мы хотим уменьшить количество преступлений, то следует начать не с негодяев, а с их шлюх, которые, подстрекают своих кавалеров, и, откровенно говоря, являются первопричиной творимых ими безобразий и бесчинств»[452]. Из «Повествования» мы узнаем, что Элизабет и Джона связывали не только личные, но и профессиональные отношения, так в одном из эпизодов он рассказывает, как они совершили несколько ограблений на Клэр Маркет, за что угодили в тюрьму святого Джайлса. Впрочем, они пробыли там недолго, Шеппард бежал буквально через несколько дней, не забыв прихватить возлюбленную. «В благодарность за это, – сетует он, – она продала меня Джонатану Уайлду. В Англии не было более разращенной, лживой и похотливой твари. Она отравила мою жизнь, но я надеюсь, что Господь простит ее, как простил ее я»[453].

Кульминацией автобиографии является описание последней невероятной по дерзости эскапады Шеппарда. Ограбив двух братьев-ростовщиков, он приобрел роскошный наряд, облачился в него и в роковое воскресенье 31 октября 1724 г. в компании двух красоток проехал в наемной карете под аркой Ньюгейта, после чего отправился в турне по окрестным пабам. Естественно, его узнали, а так как, по собственному признанию, он был одурманен алкоголем и не мог оказать сопротивления, то счел прижатые к виску два пистолета более чем убедительным аргументом и сдался. Показательно, в анализируемых нами источниках последние часы перед казнью Шеппарда презентуются в абсолютно разном ключе. Если в «Истории» он предстает нераскаявшимся грешником, с уст которого не сходят богохульства, а ум даже перед лицом вечности занимают мысли об очередном побеге, то «Повествование» завершается выражением благодарности ньюгейтским капелланам, сожалением, что он был неблагодарным сыном, и выражением надежды, что Всемогущий Господь не оставит его своей милостью и дарует прощение его душе, виновной в бесчисленных преступлениях. Исходя из всего вышеизложенного, первая версия представляется нам более соответствующей реальности, что подтверждается его поведением на слушании его дела.

В ноябре 1724 г. Шеппарда доставили в Суд королевской скамьи, где собралось рекордное количество человек. «Судье он заявил, что никогда не имел возможность заработать на кусок хлеба честным путем. Он отказался назвать имена тех, кто ему помогал. Его обвинили в богохульстве. Ему предложили показать свое искусство, сняв наручники, что он и продемонстрировал. Шеппард стал героем, его образ использовали в политической сатире, им восхищались за стойкость характера и неукротимый нрав»[454]. На казнь Шеппарда, состоявшуюся 16 ноября 1724 г., явилось количество лондонцев, сопоставимое с «тысячами одетых в украшенную зелеными лентами траурную черную одежду мужчин и женщин, семьдесят пять лет назад пришедших проводить в последний путь Роберта Локье, возглавившего мятеж в Бишопгейте»[455].

«Несмотря на свою широкую популярность, фигура Шеппарда во многом остается для нас загадочной. Мы можем предположить, что одержимость идеей побега развилась у него в детстве, когда он жил в работном доме на Бишопсгейте, а свою поразительную сноровку этот легендарный вор приобрел, работая у плотника в учениках… Он был жестоким и бессовестным человеком, но серия его побегов из Ньюгейта преобразовала всю атмосферу города, большинство жителей которого восторгалось его отвагой», – писал Питер Акройд[456]. Прослеживая этапы жизненного пути Шеппарда, мы приходим к заключению, что его поведенческой стратегии был свойственен ярко выраженный эскапизм[457]. В научном дискурсе, несмотря на обширное количество публикаций по данной тематике, единой дефиниции понятия эскапизма не существует[458].

У эскапизма есть несколько функций: компенсаторная, адаптационная, протестная [выделено авт.] и релаксационная, «… а еще можно компенсировать недостаток свободы путем решительного, радикального разрыва с паутиной культурных норм…эскапизм как протест может быть вызван целым рядом обстоятельств. Это может быть протест против удушающей атмосферы многочисленных запретов, против монотонности вялотекущего времени. Протестуя, эскапист совершает поступки»[459]. Жизнь Шеппарда изобиловала подобного рода эскапистскими актами, с помощью которых он декларативно утверждал абсолютную свободу от административно-юридических, этических и религиозно-нравственных норм. Так уголовное право выставляло границу делинкветному эскапизму Шеппарда, а он эту границу упрямо разрушал. Вырваться из стен символизирующего репрессивную функцию официальной власти Ньюгейта означало освободиться от всех уз обычного мира.

В условиях заключения, на наш взгляд, на первый план выходила протестная функция, проявляющаяся в эксцентричных выходках, дерзких, граничащих с богохульством высказываниях. «… Но если его решимость действительно безгранична, а, главное, впечатление, которое он способен их поведение… – артистическая форма жестикуляции, рассчитанной на аудиторию. Уголовник знает, что его реальных сил недостаточно, чтобы произвести на аудиторию, внушает надлежащий трепет, ближайшая к нему часть мира может склониться перед ним, обеспечив ему точечный успех»[460]. Не случайно, в автобиографии часто встречаются слова из театральной лексики: «представление», «спектакль», «зрители»: «Я был в Спиталфилсе, Друри