Преступление и наказание в английской общественной мысли XVIII века: очерки интеллектуальной истории - Ирина Мариковна Эрлихсон

его не злоупотреблять алкоголем, тот парировал, [обыгрывая национальные стереотипы – авт.] что последует за ним, как только преподобный подаст ему личный пример. Подобных острот в «Истории» немало, среди них есть и каламбуры: «Как можно думать о том, чтобы облегчить душу, будучи закованным в кандалы?»; «Да, сэр, я – Шеппард, и все арестанты Лондона – моя паства, и стоит мне покинуть пределы города, они устремляются за своим пастырем по пятам», и, наконец, самое знаменитое восклицание, облетевшее весь Лондон: «Один напильник стоит всех Библий мира!» Действительно ли сам Шеппард произнес эти фразы в том виде, в котором они цитируются в «Истории», или же Дефо отполировал афоризмы Шеппарда, придав им емкость и лаконичность? Последняя реплика презентуется как часть гневной конфронтации с преподобным Вагстаффом: «Когда его посетил в замке преподобный мистер Вагстафф, он уговаривал его перед лицом смерти облегчить душу и назвать имена тех, кто способствовал его предыдущему побегу и снабдил инструментами, Шеппард же со стремительным и страстным движением парировал: «Не задавай мне таких вопросов; один напильник стоит всех Библий в мире!»[427]Чтобы поймать этот момент, явно требовался проницательный наблюдатель – писатель или биограф.

Как отмечается в «Истории», трудности тюремного быта (отсутствие света, постоянное пребывание в кандалах) Шеппард переносил с философским спокойствием без единой жалобы, а вот признаков раскаяния у него не наблюдалось вовсе. Он богохульствовал, употреблял грубые ругательства во время службы, как-то назвав священников «пряничными рылами», и, как с прискорбием сообщается, «единственное, что полностью занимало его ум перед лицом вечности, так это мысли о побеге»[428]. В «Истории» рассказывается, как Шеппард несколько раз показывал охранникам, как вскрывает кандалы с помощью гвоздя. Его оковы ежедневно проверялись, и сам Шеппард находился под постоянным наблюдением. Сухая констатация фактов «оживает», когда изложение о пребывании в стенах Ньюгейта идет от лица самого Шеппарда. С шокирующей непосредственностью он повествует о том, как водил за нос своих тюремщиков и бывшего благодетеля мистера Нибона. Здесь мы приведем образец литературного «чревовещания», на наш взгляд, по экспрессивности не уступающий откровениям Молль Флендерс: «После того, как в течение нескольких дней я услаждал любопытство страждущих публичным спектаклем, я решил, что бежать, будучи закованным в ножные кандалы, будет, по меньшей мере, непрактичным. Но так как охранники самым пристальным образом наблюдали за моими посетителями, то никто не мог снабдить меня необходимыми приспособлениями. К счастью, я нашел на полу маленький гвоздь, и после небольшой тренировки обнаружил, что большой замок, скреплявший цепь со скобами легко открывается. Я проделал это несколько раз к своему превеликому удовольствию, но лишенный инструментов и, следовательно, возможности пролезть в дымовую трубу, я оставался в вынужденном бездействии. Между тем, мои тюремщики застали меня совершенствующимся в этой нехитрой практике…»[429]. Не скрывая издевки, Шеппард признается, что играл с охранниками как кошка с мышкой, демонстрируя свое «искусство». «Прежде чем они приковали меня обратно, я показал мистеру Питту, мистеру Роузу и мистеру Перри, как открываю кандалы с помощью гвоздя. Это мое умение не стоило и сотой доли шума, который подняли лондонские зеваки, любой кузнец без особых усилий справился бы с этим. Меня облачили в восхитительную пару новых кандалов, при этом присутствовал мистер Нибон. Со слезами на глазах я умолял его, чтобы на меня не надевали эти ужасные оковы, повторял дрожащим голосом, что сердце мое будет разбито. Мистер Нибон не сдержался от слез и использовал все свое красноречие, дабы смягчить тюремщиков, что, впрочем, не возымело никакого эффекта. Между тем, я испытывал к ним всем глубочайшее презрение и разыграл вышеупомянутый спектакль исключительно для того, чтобы усыпить их бдительность. Они поднялись наверх и отсутствовали еще час, в течение которого я проделал мой эксперимент несколько раз, растерев запястья до крови, чтобы пробудить в них жалость. Мои усилия были тщетными, хотя от случайных зрителей[430] я получил некоторое количество медных и серебряных монет. Признаюсь, я нуждался в более полезных металлах, из которых делают пилы, долото и напильники, для меня они представляли куда большую ценность чем все содержимое мексиканских шахт, хотя в моих обстоятельствах было трудно ожидать что-нибудь из этого списка»[431].

Еще одна вещь, которую показывает автобиография, заключается в том, что фантастическая способность Шеппарда выбираться из запертых помещений вовсе не была загадкой. Она явилась прямым следствием его выдающихся навыков плотника и строителя, усвоенных во время шестилетнего обучения, а также унаследованным от отца и деда. Его огромная физическая сила вместе с гибким телом гимнаста сочетались со знанием состава строительных материалов и инстинктивным пониманием конструкции (и деконструкции) любого вида замка, стены, окна, бруса, шипа, дымохода, пола, потолка, крыши или погреба. Однажды он дерзко похвалил хранителя Ньюгейта за высокое качество железных изделий тюрьмы, только что «обработав» один из его самых грозных шипов. В «Истории» два побега Шеппарда из Ньюгейта презентуются в таком ключе, чтобы раздуть их до размера сенсации и ошеломить читательскую аудиторию. Тут следует обратить внимание на два важных момента. Во-первых, это неоднократное утверждение о сверхъестественной природе способностей Шеппарда, причем для усиления эффекта используется эмоционально и экспрессивно окрашенная лексика. «Когда хранители обнаружили камеру пустой с кучей мусора на полу, они впали в состояние оцепенения от ужаса, охватившего их… Многие способы, с помощью который он совершил этот чудесный (miraculous) побег, так и остались тайной (secret) для всех… За несколько часов в кромешной тьме проделал удивительные вещи (wonders), с которыми несколько умельцев не справились бы при свете дня за целые сутки!.. Его кандалы нигде не нашли. удивительно (astonishing), как он пролез в них через дымовую трубу. Единственный ответ, который приходил в голову обитателям Ньюгейта, что той ночью явился дьявол собственной персоной и помог ему»[432]. Во-вторых, в обоих случаях автор выступает как апологет ньюгейтской администрации, на которую общественное мнение возложило ответственность за то, что такой опасный негодяй ускользнул от правосудия. Причем, когда речь идет о первом побеге, перечисляются конкретные меры, предпринятые специальным поисковым отрядом для поимки опасного преступника. «Их усердие было поистине ненасытным, они не жалели ни денег, ни времени, чтобы вернуть его, дабы он понес заслуженное наказание»[433]. Удача улыбнулась им, они напали на след, который в конце концов вывел их на Финчли Коммон, где в одном из домов расположился Шеппард и его сообщник Уильям Пейдж, для маскировки переодетые в голубые халаты и белые фартуки мясников. Затем следует яркое описание короткой осады, перестрелки, захвата двух «горе-мясников» и их транспортировки в Ньюгейт,