Путь к колодцу - Владимир Афанасьевич Середа

Но не вещи влекли меня, я проходил мимо автомобилей, вид любого из которых совсем недавно поверг бы меня в трепет, надолго увлекая мысли мои и желания. Нет ни они интересовали меня. Не зная зачем и куда я иду, проходил я без всякого интереса мимо всех этих летающих тарелок, супервизоров и прочего барахла… Не то, не то… — стучало моё сердце, толкая меня всё дальше и дальше…

Но вдруг что-то насторожило меня, посторонний звук нарушил тишину торжественного покоя. Я остановился, вслушиваясь — музыка, тихая необычайно нежная и грустная мелодия, напоминающая тихий вечерний летний дождь, срывающийся огромными редкими каплями… Где-то далеко звучал рояль, и звуки плыли гармонично дополняя этот мир, которому только и не хватало звуков жизни.

Глава 15

И я пошёл на встречу ей, весь в напряженном ожидании, боясь и надеясь… Шёл коридорами, спускаясь и поднимаясь по лестницам, невольно задерживая дыхание, вслушиваясь в незамысловатую грустно-нежную мелодию. Я не боялся, что она внезапно оборвётся, я верил — это мой маяк, и он зовёт меня к себе, и что увижу я там обитателей этого дворца-сказки — души моей, по словам Амвросиевны…

На мгновенье я остановился перед портьерой, скрывающей таинственного музыканта, потом, осторожно раздвинув её, вступил в небольшую уютную гостиную с камином с, потрескивающим уютно искрами, огнём. У огромного готического окна стоял концертный рояль с открытой крышкой, но, прежде всего, конечно же, я обратил внимание на музыканта — молодую девушку, почти подростка. Не замечая меня, стояла она у рояля, в задумчивости легко касаясь пальцами клавиш, которые отзывались звуками, складывающимися в простую и в тоже время волнующую мелодию. Казалось она не играет, а лишь небрежно касается клавиш, подбирая звуки, — мастерство профессионала скрывалось за этой кажущейся небрежностью.

Боясь испугать её своим внезапным появлением, застыл я у входа, всматриваясь в её — первую обитательницу этого дворца встреченную мною. Её трудно было бы назвать красавицей, слишком правильными и соразмерными были черты лица её, что бы зародилось ощущение встречи с чем-то исключительным, лёгкие пепельные волосы, свободно спадающие чуть ниже угловатых мальчишеских плеч. Да и одета она была не взыскательно — светло-серый свитер, со слишком широким для её воротником, был ей явно велик. Почти в тон свитеру серые широкие брюки из плотной ткани, всё это буквально обвисало на ней и казалось чужим, случайно подобранным. Гораздо больше меня взволновала музыка, текущая каплями из-под её пальцев, музыка пронизывающая и наполняющая ещё непонятным смыслом весь этот дворец.

Я подошёл к роялю и опёрся о него, не спуская глаз с девушки. Она оторвала печальный взгляд от клавиш и взглянула на меня, улыбнувшись, и сразу же прекратила играть.

— Извините меня пожалуйста, — смутился я — Если невольно помешал вам… Эта музыка…

Она улыбнулась, удивив непонятной растерянностью своей улыбки, глядя на меня неправдоподобно огромными серыми глазами:

— Вам нравится? — с какой-то растерянностью спросила.

— Да, да! — поспешно закивал я головой.

— Право же, я не знаю… — начала тихо с сомнением: — Это чистая импровизация… Под настроение… — говорила она нерешительно, легонько касаясь пальцами клавиш, потом осторожно закрыла крышку, мельком с непонятной настороженностью взглянув на меня.

— Я помешал вам?

— Что вы? — искренне удивилась она, вновь поражая меня растерянным взглядом: — Просто это уже не зависит ни от кого — вы пришли, и что-то изменилось… А помешать?.. — с сомнением протянула она и улыбнулась, поразив беззащитностью улыбки: — Я не умею объяснять, в прочем это и не нужно — было одно настроение, а ваш приход, ваш образ изменил его. Вот и всё…

Неустроенность была в каждом ею плавном движении, жесте, — они как бы обрывались незавершёнными… Не представляю, как можно передать впечатление производимое ею, странной её растерянностью, казалось она совершенно случайно попала сюда, в этот дворец, эту комнату, и сама теперь чувствует нелепое неудобство этой случайности. Я не понимал её, и поэтому мне казалось, что помешал я ей, нарушив покой… Окончательно смутившись, залепетал я, оправдываясь:

— Извините меня… Если бы я знал…

Обернувшись, взглянула она на меня отсутствующим невидящим взглядом:

— Зачем вы оправдываетесь, — ни в чём вы не виновны, и спасибо вам, что вошли вы, нарушив тягостную эту тоску… — зябко повела она плечами, отошла, став у окна. Фигура её по детски угловатая, растерянность её и беззащитность вызывали во мне чувство щемящей жалости, казалось маленькая птица, нахохлившись, сидит на голой ветви под холодными порывами свирепого ветра и дождя, и в то же время непостижимая сила таилась на дне её глаз.

— Понимаете, такое ощущение, как будто что-то окончилось… Ушло… — тихо заговорила она, глядя в окно: — Окончилось не начавшись, ушло… — И всё таже, тревожащая меня печаль и растерянность в её взгляде, голосе: — Не приходя..? — закончила она: — Тоскливо… И грустно…

Я подошёл и стал рядом с нею, не спуская с неё взгляда. Тихие её слова, как капли расплавленного металла проникали в меня, ожигая непонятной тревогой, тоской. Хотелось помочь ей, защитить её, я забыл о том, что впервые вижу её, не знаю кто она… Для меня существовал только этот единый миг, без прошлого и без будущего… Судорожно сглотнул я ставший в горле ком:

— Чем могу я помочь вам? — спросил охрипшим голосом, она, казалось, не услыхала моих слов:

— Что-то происходит, а мы даже не в состоянии понять это… Что-то удивительно прекрасное и значительное происходит в непрерывной череде событий вокруг нас… Невидимое нами, касается оно нас легчайшим дуновением, порождая грусть о несбывшемся… — повернувшись ко мне, выплеснула растерянность своего взгляда:- Что происходит с нами? Почему каждое мгновение наполняет сердце грустью и нежность? Грустью и нежностью… — повторила она почти шепотом, эхом отзывались во мне её слова. Голос её чистый и нежный, звоном драгоценного хрусталя зачаровывал меня, приковывая всё моё внимание. И вдруг я понял, именно нежность, её просто потрясающая нежность завораживает и заставляет, не отрываясь смотреть на её и вглядываться, не отрываясь от её глаз. Она олицетворение нежности… И её нежность проникала в меня, вызывая в ответ волну какого-то странного не когда не испытанного чувства… Я тонул в нежности…

— Моя дорогая Люба, — раздался спокойный немного грустный голос позади: — Вы опять погружаетесь в бездны поэтического восприятия… Не мучьте себя.

Я резко обернулся, в глубоком кресле у небольшого инкрустированного слоновой костью столика сидел худощавый мужчина лет пятидесяти, держа в руках изящную кофейную чашечку на блюдце, он