Путь к колодцу - Владимир Афанасьевич Середа

по едва заметной тропе в высокой траве, настраивала меня на иной лад, иные мысли: — Проще, проще жить надо. Оглянитесь вокруг — красота-то, какая! — засмеялся я, она остановилась, внимательно с сожалением посмотрела на меня: — Проще свиньи живут, но тебе почему-то не очень понравилось у них в свинарнике жить..? На болоте-то? И красоты там не примечал особой..?

Необычайно пытлив был её взгляд, прямо в сердце уколол он меня, напомнив, почему-то, ужас ночного кошмара.

Пока я, как загипнотизированный, застыв, с удивлением смотрел на неё, она повернулась, и всё так же неторопливо пошла среди белоствольных берёз, среди высоких трав, расцвеченных разноцветными искорками полевых цветов, скрываясь в густых зарослях березняка. Двинулся и я следом за ней, пытаясь разобраться в непонятном чувстве, вызванном во мне взглядом Амвросиевны, словами её. Как будто не ко мне они были обращены, а к кому-то, кто запрятался где-то в глубине меня, моей психики, и теперь я становлюсь невольным свидетелем непонятного их единоборства. Когда Амвросиевна словами своими наносит ему непонятные удары, а он корчится, в бессилии дёргает меня, порождая тревогу и страх…

Прибавив шагу, в попытке догнать скрывшуюся в густых зарослях Амвросиевну, я вдруг вышел, обогнув кустарник, на выложенную сложным узором из разноцветной рифленой плитки аккуратную дорожку. Удивлённый я обернулся и понял, что я уже не в берёзовом лесу…

Глава 14

Вокруг, насколько хватал глаз, среди пологих невысоких холмов с нескольких скал, круто вздымающих свои плоские поросшие лесом вершины, расстилался прекрасно ухоженный ландшафтный парк. Почему-то сразу я понял, что это парк, была ли виной тому эта дорожка, поразившая сразу меня тщательностью своей отделки, уникальностью формы каждой плитки, подгонкой их друг к другу. Ни одна плитка не повторяла другую ни формой, ни цветом, но подобраны и уложены были удивительно гармонично, и цветом и формой дополняя друг, друга.

Удивительная естественность, недостижимая в естественном лесу царила здесь, как это ни странно звучит, наверное. Рощи из гармонирующих по высоте, по цвету зелени деревьев, сочетались, плавно переходя друг в друга, образуя сообщества свойственные, вероятно, определённым климатическим зонам, уникальным уголкам планеты.

Вздымали косматые вершины на огромную высоту грандиозные секвойи в окружении пихт и кедров, а вот уже легким серебристо-зелёным облачком зависли прозрачные кроны стометровых эвкалиптов, наполняющих воздух благоуханьем, и бесконечное многообразие тропической зелени… Непостижимым для меня оставалось возможность их совместного существования, невероятного труда, вероятно, требовало это от неведомых садовников.

А быстрые ручьи, звонко струящиеся среди огромных замшелых валунов во влажном сумраке, между которыми цвели невиданные орхидеи, описывать причудливую красоту которых невозможно. А тёмные глубины тихих заводей, в зеркальной поверхности которых отражается совершенство лотосов…

Да разве возможно передать словами чарующую гармонию, царящую здесь — трепетно-доверчивый взгляд пугливых серн из тенистых зарослей, величественный бег благородного оленя… А птицы? Розовые фламинго и чёрные лебеди, венценосные журавли… А совершенно не разбираюсь в орнитологии и биологии, но думаю, не всякий знаток смог бы определить и назвать животных и птиц вольно живущих в этом парке.

Но, не смотря на обилие их и разнообразие, потрясало чувство вкуса и меры создателей этого дива, не казался парк перенаселённым и не казалось чрезмерным богатство форм его, — куда бы ни бросил взгляд, ни где не было видно эклектического нагромождения баобабов и кипарисов в окружении елей и лиственниц. Только одна роща попадала в поле зрения, и строго соответствовали растения её друг другу и соответственной климатической зоне. Но достаточно было сделать несколько шагов, и уже иной мир открывался взору, поражая доверчивой незащищённостью…

А вот Амвросиевны я, разумеется, догнать так и не смог.

Вот и началось, — с испугом подумал я — Что готовит мне это приключение?

Я пытался убедить себя в благополучном его исходе, ведь не ни какого резона Мудрецу меня губить, слишком просто это было бы для него… Но чувствовал я, как липкий страх обволакивал меня. Я вдруг понял чего боюсь — не смерти даже, о ней жалеть не придется, пустота поглотит все сожаления… Нет — хуже всего, это мысль о том, что опять я не справлюсь, опять кому-то придется меня вытаскивать из очередной неприятности, перемазанного в грязи по самые уши, да что там «по самые уши»… Грязь, грязь — покрывала меня сверху донизу сплошным липким слоем, и если на болоте это было нормально, среди полного господства её, то здесь..? В удивительно чистом мире этом, сверкающим невероятной яркостью всех своих красок?

Страшно ощущение собственной беспомощности, неполноценности, когда — что ни делаешь всё не так… Это сомнение в собственных способностях самая скверная штука — размышляя с тоской, шёл я по дорожке, причудливо петляющей среди зарослей незнакомого мне кустарника с огромными ярко зелёными листьями очень похожими на листья фикуса, как вдруг, внезапно повернув, вышел на лужайку перед огромной приземистой постройкой старинного тёмно-красного кирпича, прячущей крылья своего фронтона среди старых вязов. Низкий, в три этажа, дворец в строгом классическом стиле распластался среди парка, прячась в нём и тускло, поблескивая чистыми стёклами узких стрельчатых окон.

Ни кого не было у застеклённой террасы входа, стоял лишь не вдалеке набор дачной мебели — лёгкие ослепительно белые на фоне зелени травы кресла да круглый столик. Белая качель раскачивается в стороне, как будто только что кто-то, соскочив с неё, вошёл в дом, и входная дверь не успела закрыться, продолжая всё ещё медленно прикрываться…

Кто же мог быть здесь? — мелькнула мысль, и перед мысленным взором скользнуло нечто воздушное и совершенное, скрываясь за резной створкой двери… Не заметив как, я и сам оказался у дверей и, преодолевая волнение, потянул её, ступая на террасу. Тёмного драгоценного дерева резные лакированные панели вдоль стен, мраморные скульптурные фризы, покрытый прекрасно выполненной росписью потолок. Кажущийся узким из-за большой высоты потолков коридор, узорчатый тёмный паркет, покрытый ковровой дорожкой… Мне казалось я не иду, а плыву по нему не касаясь, пола в торжественной тишине, мимо задрапированных великолепными шторами золоченых дверей, щекочущих воображение скрываемой тайной… Рядов старинных кресел у стены… Мимо статуэток на деревянных полированных тумбах, которые сами по себе — произведение искусства… Мимо портретов на стенах, то ожигающих непреклонной суровостью взгляда рыцаря-полководца, то чарующих лукавой улыбкой юных красавиц, то освещающих жертвенным светом любви и загадки материнского взгляда мадонн…

Было жутко и хорошо проплывать сквозь величественную обстановку залов, усланных огромными узорчатыми коврами, где столы со столешницами величиной в небольшое озеро, с развешенным по стенам старинным оружием, с ярусами лестниц и таинственных